Папа быстро оказывается рядом, поднимает меня и ставит себе за спину. Выглядываю из-за плеча папы и вижу, как из комнаты выходит… мистер Гриро. Его пистолет направлен на папу. За Гриро появляются ещё человек тридцать и это не люди Креста. Я никого из них не знаю.
– Майкл, мы можем найти компромисс, – говорит Гриро, подняв одну руку в примирительном жесте. А вторая твёрдо держит пистолет. Он уже отнял у меня маму, папу ему не забрать.
Как он вообще тут оказался? Папа оттесняет меня в сторону от себя, так чтобы Гриро не видел, кто за его спиной. Убийца моей мамы отдает приказ людям.
– Прочесать периметр и уничтожить любого, кто подойдёт к белой комнате! – половина людей уходят вслед за Майклом, но остаётся ещё пятнадцать. И все они вооружены. А мы с папой нет.
– Ты убил её, – говорит папа таким голосом, которого я от него никогда не слышала. Холод и ярость.
– У меня не было выбора. Джей всегда была угрозой для Креста. Всегда. Она как бомба замедленного действия. Рано или поздно это бы произошло. Она бы обратилась, и пострадали бы невинные.
– Ты считаешь, это оправдание достойно смерти Джей?
Папа злится.
– Нет. Я знаю, как ты её любил. Мне правда жаль. Она и мне была не чужой…
– Не смей.
– Прости, Майкл, но жизнь такова, что каждый из нас должен сделать выбор.
– И какой сделал ты?
– Я освободил тебя и весь город.
– От кого?
– От Джей! – Гриро повышает голос. – Ты был слеп! Ты всегда был слеп! Она – угроза! Угроза всему, что мы с тобой сделали. Она за одну ночь могла уничтожить Крест.
Повисает максимально напряженная тишина.
– Ты… я принял тебя в свою семью. Ты был её частью…
– И это для меня честь! Майкл, ты достойнейший правитель Креста, но Джей тебе только мешала. Она убеждала тебя не идти на компромисс с Коалицией.
– А ты говорил – стоит попробовать.
– Коалиция – это прогресс.
– Какой же ты идиот.
Стоя там и слушая диалог, я понимаю – нам с папой отсюда не выйти живыми. Гриро и его люди не позволят. Папа оттесняет меня всё дальше назад. Гриро не сводит с лица папы дуло пистолета.
– И что ты мне предлагаешь? – спрашивает Гриро. – Я слишком далеко зашёл. У меня нет пути обратно. Мы можем вернуться с тобой в Крест. Всё будет, как и раньше…
Папа не даёт ему договорить.
– Как раньше уже не будет. Даже если ты сможешь поднять Джей из могилы и поставить рядом со мной, это ничего не изменит. Ты предал нас. Ты предал семью.
– Тогда я должен забрать твою дочь. Она ключ к Кресту. И если ты не готов прислушаться к голосу разума, то, боюсь, наша дружба… утеряна.
Спина папы напрягается, он сжимает кулаки и оборачивается ко мне.
– Джил, детка, – говорит папа и, печально улыбнувшись, шепчет. – Беги!
Папа отворачивается от меня и бросается на Гриро, сбивает его с ног, и тут же звучит множество выстрелов. В нос ударяет запах пороха и крови. На белоснежном полу разливается алая лужа. Контраст ужасает.
Срываюсь с места и бегу к папе. Гриро кричит, чтобы меня не трогали. Толкаю первого попавшегося человека в сторону и вижу, как тело папы вздрагивает от множества пуль, входящих в его тело. Я кричу. Кричу так, как никогда раньше. Хрипну и снова кричу! Выстрелы прекращаются, и мне всё же удаётся оказаться возле папы.
Он лежит на спине и так же, как и мама, невидяще смотрит в потолок.
Папа? Нет. Невозможно…
Незнакомец врывается в мою голову. Я встаю на ноги и бросаюсь на Гриро. Со всей силы бью ему по лицу, он падает. Запрыгиваю на него сверху и, отняв пистолет, приставляю его к голове Гриро. Без сожалений и немедля, нажимаю на курок.
Осечка.
Он выпустил всю обойму в папу…
Осечка.
Сильнейший удар прикладом по голове вырубает меня, и я падаю прямо на Гриро.
Глава одиннадцатая
Майкл
Официальная часть приёма заканчивается. Документы о вступлении Креста и Хелл подписаны. Отныне наши города скреплены двухсторонним договором с Коалицией. Ничего не подозревающие люди расходятся по лужайке, тихая музыка становится громче. Примерно одна третья часть гостей уходит в огромный особняк, остальные гуляют по газону, безжалостно его топча.
Карту именно этой местности я изучал последние сутки. Я знаю каждую комнату в особняке, каждый закоулок огромного сада, но есть и то, что мне неизвестно наверняка. Комната, где хранится ядерное и информационное сердце Коалиции. Но именно от этой комнаты зависит исход сегодняшнего дня. Всего от одной комнаты зависят судьбы наших четырёх городов.
Обегаю взглядом самый богатый слой населения земли, ищу девушку в одежде официантки. Музыка и наигранный смех мешают мне сосредоточиться на определенном сердцебиении.
Среди толпы я не вижу Джил.
Чёрт возьми, где она?
Я точно знаю, что Джил видела нелепый спектакль Мишель под названием "поцелуй года". Я об этом ничего не знал, вплоть до момента, пока мы не вошли на территорию дома её детства. Огромный сад, особняк и несколько сотен гектаров земли принадлежат семье Родригез. Все важные мероприятия проходят именно на территории семьи Мишель. Такая незначительная деталь дала Хантеру огромный толчок для принятия множества решений.
Находясь в эпицентре «праздника», в очередной раз осматриваю лужайку и особняк.
– Нам нужно поговорить, – произносит отец Мишель, пытаясь немного расслабить удушающий его галстук.
Вот и сам Пабло. Тот, кто позарился на Хелл.
– О чём именно? – спрашивает девушка и ещё теснее прижимается ко мне. – О том, что тебе не удалось убить меня, или о моей скорой свадьбе?
В её голосе сквозит излишняя доля яда. Родригез смотрит на дочь так, словно хочет свернуть ей шею, и только после этого обнять.
Сегодня она поставила его в ступор. Он рассеян и растерян. К нему подходят люди, а он толком не может связать и пары слов, Родригез постоянно бросает косые взгляды на дочь, и не позволяет ей уйти достаточно далеко.
Он знает – Мишель опасна и непредсказуема.
– Обо всём, – отвечает он, разворачивается и движется в сторону особняка.
Его ещё пару раз останавливают, он что-то говорит и идёт дальше, слишком быстрым шагом для такого самоуверенного человека, как он. По словам Хантера, Родригез не только уверен в своих силах, но слишком себялюбив, а это уже глупо. Пока он пел себе дифирамбы, Хантер и Майкл подняли такое ополчение, что Коалиции и не снилось.
Нахожу в толпе Хантера, он утвердительно кивает, и мы с Мишель следуем за Пабло. Толпа вокруг нас даже не подозревает, что сейчас происходит самая что ни на есть настоящая смена власти. В захваченных ранее городах уже начались бунты, возможно, не все смогут побороть военную мощь, что там сосредоточена, но это явно ободрит захваченных и напугает захватчиков. Там будут смерть и кровь, слезы и потери, надежда и свобода. А здесь идёт осторожная и опасная игра.
– Вот видишь, мой план сработал, – говорит девушка и нервно улыбается.
Её рука на сгибе моего локтя дрожит.
План Мишель, а точнее – указание Хантера, состоял в том, чтобы заставить Родригеза увести нас в более уединённое место. Туда, где не так будут слышны крики.
Всю дорогу, что мы шли по тропинке, она говорила мне о том, что именно мы должны сделать, чтобы Родригез клюнул и старался утащить не только Мишель, но и меня, сразу же после подписания документов.
Задача выполнена – Родригез попался на крючок.
Поднимаемся по ступеням в особняк, мой взгляд натыкается на Дона, Джил рядом с ним нет, хотя я сказал парню не спускать с неё глаз. Дон пожимает плечами и продолжает разносить напитки. Мы пересекаемся с ним у самого входа в особняк. Я беру один бокал и тихо спрашиваю:
– Где она?
Выпиваю содержимое, ожидая ответа. Но Дон просто отрицательно качает головой.
Он её потерял.
Ставлю пустой бокал на поднос, и мы продолжаем идти дальше, оставив позади официанта, которому я оторву голову, если с Джил что-то случится. Входим в одну из комнат, я закрываю дверь, и мы втроём оказываемся в относительной тишине. Музыка всё ещё слышна, но в комнате более тихо. Окон нет, как и других выходов. Отлично.
– Здравствуй, папочка, – последнее слово Мишель растягивает, но уже без улыбок и жеманства.
Её взгляд несет в себе всемирную обиду, а голос пропитан сарказмом.
– Мишель, ты же понимаешь, что сама связала мне руки? Я всю жизнь, – тут он запинается и отводит взгляд в сторону, – заботился о тебе.
Кажется, что самые банальные слова на свете ломают железную Мишель, она отступает на шаг назад, её рука взмывает ввысь и опускается чуть выше сердца. Девушка начинает быстро-быстро моргать, так, словно ей что-то попало в глаз, или она собирается разрыдаться.
Не время Мишель. Не сейчас.
– Это… не так, – шепчет она, взяв себя в руки.
– Так, даже несмотря на то, что ты мне не родная дочь, я принял тебя. Заботился, оберегал.
Мишель смеётся так громко и фальшиво, что уверен, будь кто-то за дверью, он бы отскочил в сторону. Мишель замолкает, подступает на шаг к Пабло и, щурясь, спрашивает:
– Я не заставляла тебя брать мою мать в жены, когда она была беременна от другого. Это твой выбор – не мой.
– Но я любил тебя как родную…
– Ты залезал ко мне в кровать, когда я была для этого слишком мала, тоже из-за заботы, из-за любви? Трогал меня так, как непозволительно касаться ребенка – это забота, любовь? То, что ты мне говорил, то, о чем ты мне лгал – это служило оберегом? От чего? Меня всю жизнь нужно было защищать от тебя! Но даже мать не смогла этого сделать… Значит, я сама себя защищу.
Вот чёрт!
Бросаю взгляд на Мишель, и в ней не остается ничего от той заносчивой девушки, что я знал. Она словно снова стала ребенком и встретилась со всеми кошмарами ещё раз.
Перевожу взгляд на Родригеза – он белый как лист бумаги.
– Мы не будем говорить об этом при посторонних, – быстро тараторит Пабло и бросает на меня мимолетный взгляд, потом снова возвращает его на Мишель.