Мне не нужна помощь мистера Хантера. Мне не нужны его люди или связи. У меня есть своя армия. Она понимает меня без слов. Мутанты снесут города с лица земли, если я прикажу.
Я всё сделаю сама.
– Что сейчас с Гриро? – спрашиваю я.
Пальцы сами по себе сжимаются в кулаки.
– Ничего. Пока я не вернусь в Хелл, мой приказ – не делать ничего. Единственное исключение – открытая агрессия или нападение Креста. Да и любого другого города. Но первыми мои люди не наступят. Хрупкий мир Четырех городов и так под угрозой.
"Хрупкий мир".
Мои родители погибли, для меня мира больше нет. Былой мир для меня не существует. Но я могу создать свой. Новый.
– Я поняла вас. Я подожду.
Мистер Хантер подписывает какой-то листок и подает его мне. Беру в руки неизвестное и вздрагиваю, когда вижу, что это бумага на признание меня гражданкой Хелл. Мне это не нужно. Этот листок, как дамоклов меч, он не даст мне полной свободы. Он привяжет меня к правилам и законам Хелл. В любой другой ситуации я бы согласилась. Но не сейчас. Оковы мне не нужны.
– У меня уже есть дом. Я родилась в Кресте и всю жизнь была его гражданином.
– Отказываешься? – спрашивает мистер Хантер.
Он всё понимает. Я вижу по его глазам, что веры в мои слова там нет и в помине. Ну что ж, он не имеет права держать меня насильно. Но с этой бумагой я так просто не выйду за стены Хелл. А мне именно туда и нужно.
– Отказываюсь, – не отводя взгляда от янтарных глаз мистера Хантера, произношу я. – Могу идти?
– Да, конечно. И передай Майклу, что он был прав.
– Прав в чём? – с подозрением спрашиваю я.
– Он поймет.
Не в силах больше находиться в закрытом кабинете, я удаляюсь, прокручивая в голове свой план.
Выхожу за дверь и отправляюсь вон из особняка. Стараюсь не смотреть в сторону уродливой статуи. Мне не увидеть её с такого расстояния. Деревья не позволяют. Я знаю, где и как был убит мой папа. И кем. Я найду эту статую с закрытыми глазами, но не могу пойти туда. Боюсь, что воспоминания отнимут остатки разума, и я совершу какую-нибудь глупость.
Майкл находит меня на узкой скамейке. Садится рядом и, не касаясь меня, произносит:
– Вечером мы вернемся в Хелл.
– Хорошо.
– Как ты сбежала от Гриро?
При упоминании его имени, мурашки отвращения пробегают по рукам.
– Я ждала. Сидела в камере и ждала.
Краем глаза замечаю, как Майкл с силой стискивает кулаки. Протягиваю ладонь и накрываю его напряженные пальцы.
– Там было неплохо. Меня кормили, выводили в город. Не могу сказать, что это было самое ужасное время в моей жизни.
Бывало и хуже.
– Я должен был найти тебя раньше.
Смотря на наши руки, говорю:
– Но ты всё же нашёл.
Майкл переворачивает руку и наши пальцы сцепляются в крепкий замок. Я продолжаю рассказ:
– В один из дней мутанты напали на город. Я под шумок сбежала. И я стреляла в человека. По ногам. По коленям.
– Ты спасала себя.
– Нет. Я сделала это специально, – отрываю взгляд от наших рук и смотрю Майклу в глаза. – Он подглядывал за мной. Постоянно наблюдал, как я… ходила в туалет. Будь у него возможность, он бы не только смотрел. И мне кажется, что этот человек присутствовал, когда стреляли в папу. И когда у меня появилась возможность, я и Ракс… мы покарали его. Я специально прострелила ему колени, чтобы он не смог сбежать от мутантов. Чтобы даже в случае, если мутанты покусали бы его, и он обратился, то его существование стало адом. Он бы никогда не смог добывать себе еду. Я обрекла его на страдания. Умышленно. Но поняла это, только когда оказалась за городом. Я отвратительна.
Пальцы Майкла сжимаются немного сильнее и, не отрывая от меня взгляда, он говорит:
– Джил, ты увидела ужасную сторону нашего мира. Ты многое испытала. Многое потеряла. Но я не могу сказать тебе, что поступки, которые мы совершаем, говорят о том, какие мы люди. Это можно понять только потом. Спустя время и новые вводные, только тогда ты сама для себя сможешь понять, какая ты. Но какой бы ты не оказалась, я всегда на твоей стороне. И я бы сделал ему намного больнее за каждый косой взгляд, брошенный в твою сторону.
Ракс довольно урчит. Ему нравятся слова Майкла. А я готова наброситься на него и обнимать до одури. Его слова, они правдивы. Майкл не пытается утешить меня и не обещает, что скоро всё будет хорошо. Он понимает, что я испытываю от своих поступков. Он проходил через это. И не один раз.
Майкл действительно понимает меня.
Отворачиваюсь и рассказываю дальше:
– Я сбежала, угнав мотоцикл, и вся толпа мутантов ринулась за мной. Потом я попалась в ловушку в очередном заброшенном городе. Майкл, там остались люди, которым нужна помощь. Там дети. Они больны.
– Мы поможем им.
– Спасибо. Но я не думаю, что меня они будут рады увидеть. Случилось так, что я… мы с Раксом.
– Кто такой Ракс?
– Незнакомец. Мы как бы познакомились. И мы вместе нанесли этим людям непоправимый вред.
– Постараемся исправить.
Я не говорю Майклу о том, как именно мы испортили этим людям жизнь. Просто киваю и рассказываю историю до конца. Больше я ничего не утаиваю. Рассказываю, как училась управлять мутантами. Пытаюсь объяснить нашу с ними связь и, произнося это вслух, кажусь себе полнейшей дурой. Тут либо мир сошёл с ума, либо я.
Закончив рассказ, какое-то время сижу, не глядя на него. Не знаю о чём думает Майкл, но я ловлю себя на мысли, что родители мне не снились из-за него. Он был рядом, и маме с папой нет надобности оберегать меня. Даже в мыслях. Даже с иной стороны жизни. Бросаю взгляд на Майкла, он прикрывает рот ладонью и сладко зевает.
– Ты устал.
Он утвердительно кивает.
– Пойдем в комнату, я практически не спал. Нужно отдохнуть перед отправкой в Хелл. Кто знает, что нас там ждёт.
Останавливаю себя и не спрашиваю о странности последнего предложения. Отправляемся в особняк. Я, как могу, стараюсь не повернуться в сторону, где прячется уродливая статуя.
Идём, держась за руки, как это было на незабываемой прогулке. Я, кажется, чувствую вкус шоколадного пончика. На ступенях стоят двое вооруженных мужчин, и один из них обращается к Майклу:
– Мистер Хантер просил вас зайти.
– Сейчас навестим его, – отвечает Майкл.
– Только вы. Без девушки.
Майкл хмурится, а я разлучаю наши руки и поспешно говорю:
– Всё нормально, я пока пойду в комнату.
– Я скоро вернусь, – обещает Майкл.
Мы расходимся. Витая в своих мыслях и воспоминаниях о нашей с Майклом вечерней прогулке по Кортрок, не замечаю, как оказываюсь у комнаты. С легкой улыбкой толкаю дверь, и тут же улыбку сдувает со скоростью света.
В первую секунду я думаю, что ошиблась дверью.
Во вторую – понимаю – не ошиблась.
В третью – перестаю дышать.
В четвертую – внутренне корчусь от неприязни и боли.
На кровати лежит Мишель. На ней безупречное темно-синее кружевное нижнее бельё. И больше ничего. Девушка удивленно приподнимается на локтях и быстро садится. Хватает легкий пеньюар и второпях накидывает на себя тонкое шелковое одеяние. А я так и стою в дверях с открытым ртом. Ракс шипит, а вот я даже зашипеть не могу.
– Я не знала, что ты вообще в Кортрок. Боже, как неловко вышло.
Быстро-быстро моргаю, чтобы выкинуть картину из головы. Замечаю на полу открытую бутылку алкоголя и два изысканных фужера.
– Что ты тут забыла? – спрашиваю я не своим голосом.
Отрываю взгляд от импровизированного стола на полу.
– Да ничего, ухожу уже.
Мишель пытается обуть черные туфли на невообразимо высоком каблуке. При этом теряет равновесие, одной рукой опирается на кровать, и я снова вижу слишком много её голого тела.
В груди становится больнее. Ком.
– Я просто хотела повторить ночь, что была у нас с Майклом до его отлёта. Я же не знала, что ты тут.
В груди разбрасывается чернота. Она поглощает меня. А Мишель продолжает подсыпать подробности:
– Решила поприветствовать Майкла, а тут, – она замолкает и, наконец-то обувшись, снова запахивает полупрозрачный пеньюар. – Боже, кудряшка, неужели ты думала, что мужчины способны на верность?
Мишель смотрит на меня так, словно перед ней глупый, очень глупый ребенок.
– Уходи, – пищу я.
– Они любят разнообразие. Такова жизнь. Ты ведь сама видела наш с ним поцелуй и…
– Убирайся!
– Ну я тебя предупредила, что столь ненасытные мужчины всегда ходят налево. Тебе просто нужно это принять…
Ракс рвётся к пульту управления, но я ловлю и натягиваю поводок, как могу. Если я сейчас убью сучку, то она не сможет играть нужную роль для мистера Хантера. Значит, папа погиб зря. Но если тварь не уйдёт, я не ручаюсь. Внутри вырастает такая буря, что мне самой становится страшно. Это больно. Почему в груди так больно?
– Позволь дать совет…
– Уходи! Сейчас же!
Мишель проходит мимо меня, и я тону в шлейфе её духов. За спиной слышу голос Майкла и, не оборачиваясь, смахиваю слезу. Меня словно сбил поезд. Или я упала с многометровой высоты. Но меня вылечили, собрали по кусочкам и всё повторили вновь.
Да почему так больно-то?!
– Ты что снова тут забыла?!
Снова…
Снова.
– Я пришла, чтобы…
Дальше я не слышу их разговор. Одно и то же слово бьется в мозгу.
Снова. Снова. И снова.
Она была здесь ранее.
Снова. Снова. И снова.
Обернувшись, не вижу Мишель. Майкл подходит ко мне. Я стараюсь понять выражение его лица и чётко вижу там вину. Он винит себя. Мишель не солгала, она была тут ранее. Отступаю от Майкла. Он останавливается. В глазах закипают слёзы. Мне так горько.
– Я не знаю, что она тебе сказала, но прошу прощения, если услышанное принесло тебе боль. Это последнее, чего я хочу, – осторожно говорит Майкл и протягивает ко мне руку.
– А первое? – хрипло спрашиваю я.
– Спокойствие, семья, ты.
– Я только на третьем месте? – с улыбкой сквозь слёзы спрашиваю я.