Майкл резко останавливается и оборачивается ко мне. Вокруг темно, но я вижу, как его глаза пылают.
– При чём тут обман?! Я, – Майкл тычет в себя пальцем, – не смогу защитить тебя там. Ты это понимаешь? Ты хоть подумала о том, что никто может не вернуться? Мы все можем умереть! Это опасно! Это не прогулка под луной! Это реальность, от которой я пытался оградить тебя! А ты наплевала на это… – Майкл устало проводит ладонью по лицу, и снова смотрит на меня, так что я уже сама готова собраться и пешком идти в Возрождение, лишь бы такой его взгляд больше не был направлен на меня. Я думаю, что Майкл закончил монолог, но он только начал. – Ты хоть понимаешь, что после сообщения Ральфа о твоей пропаже, я поднял весь Хелл на уши? Ты понимаешь, что твой побег поставил Чарли в неудобное положение? Он договорился с Возрождением, используя шантаж. И в итоге не прислал тебя. Ты подумала о том, что одно твоё действие может сказаться на многих? Джил, ты не должна была этого делать. А я не должен был тебе доверять… Моя ошибка в том, что я самолично не затащил тебя в машину, которая увезла бы тебя в Возрождение.
– Я не хотела…
– Джил, сначала нужно подумать, а потом действовать. Хорошенько подумать. Желательно, несколько раз.
– Не злись, – прошу я.
– Я не могу, – Майкл снова проводит рукой по лицу. Он устал. Я даже не видела, чтобы он спал. Глава отряда всегда за рулём. – У меня нет времени. Ты понимаешь это? Я должен вернуть Майкла и Хантера домой, я обязан не потерять тех, кто едет вместе со мной в чистилище. Мне нужно контролировать ворота Креста и действия Гриро на расстоянии. Я должен помогать Чарли справиться с городом и командирами отрядов Хелл. И это ничтожная часть того, что я должен постоянно держать в голове. За всё это в ответе я. Каждая капля крови, что будет пролита в этой поездке. Каждая жизнь, что сейчас в опасности в Хелл, потому что приспешники Гриро там. Люди, которые в километре от стен Креста…
– Я понимаю…
– Нет. Не понимаешь. У меня нет времени нянчиться с тобой.
Больно. В глазах закипают слёзы. Как он не может понять, что я должна быть там, где мой папа? Мне не объяснить ему. Не донести. Зря я затеяла весь этот разговор. Молчаливая война была не настолько горькой, как его слова. В этом море сказанного – он прав, и я это понимаю, но мне бесконечно жаль, что в потоке сказанного затерялась капля моей правоты. И она важна для меня.
– Ты сделала самый глупый поступок в своей жизни!
Я начинаю злиться. Я не права? Да, возможно. Но не это моя самая глупая ошибка в жизни. Не она. От сказанных Майклом слов, как и от него самого, веет яростью. К сожалению, она не проходит мимо меня, а оседает.
– Это ТЫ моя самая глупая ошибка в жизни, – шепчу я с предательскими слезами на глазах и разворачиваюсь, чтобы уйти.
Не хочу его сейчас видеть.
Не хочу слышать его.
Не хочу его чувствовать.
Делаю пару шагов и слышу уже спокойный голос Майкла:
– С этим я согласен.
Возвращаюсь к машинам и забираюсь к Кейт. Она сидит у окна и смотрит на мужчин, что ходят рядом. Не оборачиваясь ко мне, она спрашивает:
– Поговорили?
– Немного, – отвечаю я, шмыгаю носом.
В груди холодно и пусто. На языке вкус сгнившего яблока, словно я отравилась своими же словами. Я хочу вернуться к Майклу и накричать на него. Сказать, что не нужно со мной нянчиться! Не нужно смотреть на меня как на нерадивого ребенка! Я решила, что должна быть здесь и не ему помыкать мной. И в это же время я хочу, чтобы лед между нами растаял и всё вернулось на круги своя. Но холодок, что веял между нами, отныне – арктический мороз.
Пусть мы не вместе, но всё же люди, которые важны друг для друга. Во мне борются огонь и лёд. И никто из них не побеждает, я остаюсь сидеть в машине, заламывая руки и чувствуя себя поганей, чем было час назад.
– Это уже хоть что-то, – тяжело вздохнув, говорит Кейт. – Я вот ещё не говорила с Убийцей, боюсь, что на одного убийцу станет меньше. Хотя нет, я же сравняю счёт. Убью Убийцу, стану убийцей. Баланс в мире не будет нарушен. Круговорот убийц в природе останется не тронут. Численно, не тронут. – Кейт оборачивается ко мне и спрашивает. – Что за бред я несу?
Утираю скопившиеся, но не пролитые слезы, и замечаю, что руки трясутся. Я как сжатая пружина. И я снова всё испортила.
– Сейчас я тебе не советчик. В голове каша.
– И у меня каша. Я не понимаю, зачем мучаю себя, злясь на Убийцу. Он ведь по сути мне никто. Как и я ему. Просто в одной из больных фантазий я решила, что могу понравиться кому-то… правильному. А он оказался обычным, не правильным, очередным.
– Ты ему нравишься, – уверяю я подругу.
– Тогда он ещё хуже, чем я о нём думаю сейчас.
– Из-за его девушки?
– Да. Как можно встречаться с кем-то и проявлять симпатию к другому? Это грязно. Безнравственно и отвратительно. – Кейт резко замолкает, а её губы образуют огромную букву "о". – Упс.
– Ты сейчас про Истона, меня и Майкла?
– Да. Выходит, я только что назвала свою лучшую и единственную подругу отвратительной, безнравственной и грязной, – резюмирует Кейт, морщит нос и продолжает. – Но, к счастью, у тебя между ног нет яиц, и только лишь это спасает тебя от моего гнева.
– Гнева в мою сторону на сегодня достаточно.
– Майкл и должен злиться. Он переживает за тебя. Это вроде как мило.
Наш разговор с Кейт вороном кружит над Майклом и Убийцей. Так проходит не больше десяти минут, а потом машина заполняется военными, мы снова отправляемся в путь. Периодически бросаю взгляд на темный затылок Майкла и не знаю, как вести себя с ним дальше. Не стоило говорить, что он ошибка. Я ведь так не считаю. В тот момент мне впервые в жизни захотелось сделать ему больно, но в итоге боль я причинила только себе. Ему тоже не стоило говорить многих вещей.
Слова ранят. Все знают эту простую истину, но редко кто держит колючие изречения при себе.
Через пару часов дороги я засыпаю на плече Кейт. Мне снится папа в окружении не мертвых. Они нападают на него и терзают так, что в итоге от него и следа не остаётся. Я же молча смотрю на это и ничего не чувствую. Я не пытаюсь броситься на его защиту. Не кричу. Не плачу. Ничего не делаю. Когда твари прекращают поедать папу, то все их головы одновременно поворачиваются ко мне.
Их лица – все одинаковые.
Их лица – это я.
Глава двадцать первая
Джил
Ещё неделя пути по скалистой местности. Здесь нам приходится двигаться куда медленнее, чем того хочется Майклу. Наша машина едет первой, и он по рации постоянно подгоняет тех, кто позади. Я всегда знала его как замечательного и доброго человека, но на службе он совершенно иной. Максимально собранный, решительный и безапелляционный. На любой вопрос у него тут же есть ответ. На любую проблему появляется моментальное решение.
Люди, что идут под его началом в город мертвых, несомненно уважают его, но порой в их глазах присутствует страх. Когда Майкл отчитывал военного, который ушёл со своего поста, было жутко всем. Он не кричал и не угрожал, но то, как Майкл смотрел на него и говорил совершенно спокойным тоном, навело большего эффекта, чем любые крики. Он не пытался выслушать оправданий мужчины, Майкл сделал предупреждение, которое коснулось всех.
Приказ равно выполнению.
Никак иначе.
Несколько раз машинам приходится ехать так близко к обрыву, что мне становится тошно. Я так и вижу, как мы летим вниз и разбиваемся. Хватаюсь за руку Кейт, и переглянувшись, мы просто закрываем глаза.
Мы так близко от обрыва, что, минуя последний горный массив, я слышу коллективный выдох облегчения. Открываю глаза, и мои плечи опускаются вниз.
Я вообще первый раз вижу горы вживую. И это прекрасно. Величественно, красиво, но страшно.
За всю дорогу по горным массивам мы не разу не столкнулись с не мертвыми. Один из военных сказал, что в пустующих местах нашего мира тварей практически нет. Нет смысла им здесь находиться. Города далеко, животных практически нет, вот они и не наведываются сюда.
На закате тринадцатого дня мы въезжаем в город, который Майкл и его люди называют Седьмой. Почему Седьмой? Потому что с момента двадцатилетней давности это поселение было найдено седьмым по счету. Тут не живут люди. Дома разрушены и опустошены уже несколько десятков лет. Все достояния этого места, такие как парки, статуи, театры, небоскребы – всё изувечено не только людьми, но и временем. Я словно оказалась в ужасном кошмаре. Смотря на дома и заросшие травой, когда-то брошенные машины, меня передергивает. Сколько же жизней было унесено мировой катастрофой. Когда-то десятки лет назад тут жизнь била ключом. А теперь запустение и идеальные декорации для съемок фильма ужасов. Вот только фильмы уже давно никто не снимает. Да и без кинематографа ужаса в нашей реальности вполне достаточно.
На самом краю города машины замедляют движение, и мы сворачиваем направо. Проезжаем пару километров, и вот города уже не видать, так как мы съезжаем с холма и оказываемся значительно ниже к уровню моря, чем были до этого.
Майкл даёт указания по рации, и несколько человек, в том числе и он, выходят из машины. Убийца сидит напротив и не сводит напряжённого взгляда с окна за нашими с Кейт головами.
– Куда они ушли? – спрашиваю я.
– Проверка периметра. На ночь останемся здесь, с утра снова в дорогу.
Кейт вступает в разговор:
– Ты не мог бы смотреть в другую сторону? Меня раздражают твои глаза.
Я готова закатить глаза от напора Кейт. Именно так она решила начать первый их разговор практически за две недели молчания. Убийца переводит взгляд от окна на Кейт и спокойно отвечает:
– Нет.
– Идиот, – бурчит она, но достаточно громко, чтобы он услышал.
– Я бы спросил тебя о причине резкой ненависти, но воздержусь, так как скорее всего ничего не пойму из твоего объяснения.
– Даже если ты не спросишь, я отвечу. – Кейт тычет в сторону Убийцы пальцем, он переводит на её палец взгляд и тут же возвращает его на лицо подруги. – Ты отвратительный. Ты такой же, как и все, – грозным шепотом вещает Кейт. Ей плевать, что кроме нас в машине ещё двое военных, которые делают вид, что не слушают, но по тому, как они периодически бросают взгляд на Кейт, ясно – они всё прекрасно слышат, а она тем временем продолжает. – Ходит тут, видите ли, книжечки свои читает. Умного и воспитанного из себя строит. А сам? Ты кретин, Убийца, я ненавижу таких людей, как ты, и мне противно оттого, что я попалась… Я-то думала… А ты… Да ещё и познакомил меня со своей шлюхой.