— Заберут… — Сергей расстегнул и, не слишком церемонясь, сдернул разгрузку.
Мертвец при этом звучно ударился зубами о камень. Окинув взглядом окровавленный трофей, Ефимов брезгливо поморщился, шагнул к руслу, сунул его в воду и сделал несколько полоскательных движений. Бурлящие струи окрасились в розовое. Хоть как-то смыв кровь, прапорщик вытащил истекающую водой разгрузку из ручья и, держа ее на отвесе, несколько раз сильно встряхнул.
— Уходим! — заявил он и, не глядя на группника, начал карабкаться вверх по склону.
— Командир, командир! — навстречу идущим выскочил радист Никишин. — Товарищ лейтенант, ротный!
— Что ротный? — не сразу сообразил группник.
— Ротный вас требует, орет, — Радист отступил в сторону, пропуская начальство.
Ефимов непроизвольно взглянул на часы. Впрочем, он и без того знал, что прибыть на место в отведенное им время они никоим образом не успевают.
— У нас боестолкновение! — Кострыкин удивленно вытаращился на радиста. — Ты доложил? — Видимо, лейтенант по простоте своей считал убитого боевика некоей индульгенцией, отпускающей все грехи.
— Доложил…
— И про ствол доложил?
— Товарищ лейтенант! — не выдержал радист. — Я все доложил. А он орет, вас требует.
— Да задолбал он! — рявкнул едва ли не на весь лес лейтенант, преисполнившийся негодованием. — Мы тут дело делаем, а они там еще орут!
Ефимов, шедший за его спиной, широко и по-доброму улыбался. Видимо, командир слишком перенервничал, и ему сейчас требовалась эмоциональная развязка. А вот тот факт, что ротный орал и матерился, был не к добру. Так оно и оказалось.
— Какого хера вы там лазите? — Ни здрасьте, ни до свидания.
Ротный прилично нервничал, выбить его из колеи было очень непросто. Для этого требовалось нечто серьезное.
— Мы… «немца» убили.
— Да на хрен мне твой «немец»!
Это и впрямь было что-то новенькое.
Но следующие слова объяснили нервное состояние ротного:
— Сейчас там у тебя будут наносить БШУ! Придурки! Вы должны полчаса как быть у меня! На хрен!.. — Последовало короткое молчание. — Удар будет нанесен по квадрату… по улитке восемь. Как понял меня? Еще раз: квадрат… по улитке восемь. Авиация уже на подходе. Короче, Ваня, слушай: вы на какой стороне хребта? Прием.
— На левой… — пробубнил Кострыкин, сообразил, что сморозил глупость, и начал оглядываться по сторонам.
— На северной, — подсказал прапорщик.
— На северной, — машинально повторил Кострыкин.
— Там и оставайся. Забейтесь всей группой в какие-нибудь щели и молитесь, чтобы ни одна этажерка не ошиблась координатами. Не высовывайтесь! Держи «Авиатор» включенным. Помни, вас там не должно быть!
После этих слов на свои места встало все: и нежелание Кречетова слышать о полученном результате, и его излишняя нервозность. Видимо, ротный уже успел доложить наверх, что все группы второй роты сосредоточились в одном месте.
— Как понял? Прием.
— Понял, до связи. — Сеанс радиопереговоров закончился. — Улитка восемь — это же совсем рядом! Что будем делать? — Этот вопрос адресовался уже напряженно раздумывающему заместителю.
— Ныкаться. — Ефимов с усмешкой пожал плечами.
А что еще оставалось? Кострыкин был прав. «Восьмая улитка» — это действительно было очень близко, но прапорщик почти не волновался. В отличие от многих его хороших знакомых в мастерство летунов он верил. Впрочем, это не помешало ему забить группу в самую глубокую и узкую щель, очень кстати оказавшуюся в непосредственной близости.
Конечно, по уму, вместо того чтобы ныкаться, следовало изо всех сил бежать прочь от координат цели, но существовало одно обстоятельство, которое с лихвой перекрывало все прочие доводы. Разведчиков могли заметить с воздуха, и неизвестно, что после этого случилось бы. Хорошо, если бы сразу удалось связаться с экипажами штурмовиков, заходящих в пикирование. А если нет? Так что на тот момент решение найти укромное место и ждать показалось верным.
Пара «Су-25» выскочила из-за хребта, на долю секунды опередив звук двигателей, докатившийся до спецназовцев. Видимо, штурмовики вышли сразу на цель, потому что ударили с первого захода. Земля вздрогнула, звуковая волна долбанула по ушам.
Рев самолетов, выходящих из пике, новый заход. Вновь шум двигателей, свист, удары близких разрывов, бьющие по ушам. И так вот раз за разом!.. Или в обратном порядке? Все смешалось. Оказалось, что на штурмовку заходили не одна, а две пары. Или даже три.
Дрожал воздух, рушились деревья, тряслись низко опустившееся облака, колыхалась земля. Подтянув под себя оружие, вздрагивали разведчики, сидевшие в овражке, оставшемся от ручейка, текшего каждую весну и пересохшего ближе к осени. Узкая извилистая щель, как нельзя лучше подходившая для укрытия людей, начиналась едва ли не у самой седловины хребта, круто убегала вниз и с десятиметрового обрыва обрушивалась в речной поток.
Последний раз лишь прогудев для острастки, но не сбросив бомб, не выпустив ракет, штурмовики заложили крутой вираж и, надрываясь в форсаже, ушли за близкие хребты. Гул стих. Над лесом повисла тишина, первое время нарушаемая только шелестом падающих ветвей и треском стволов, подрубленных осколками и не нашедших в себе силы устоять.
— Байкал, доложите обстановку, — наполнил эфир голос радиста второй группы. — Прием.
— Байкал Старцу, у нас три пятерочки. У нас три пятерочки. Как понял меня, прием.
— Понял тебя. Оставайся на связи, — потребовали со стороны Старца, и Никишин, дежуривший на приеме, замер в ожидании.
Минут десять ничего не происходило. Группа застыла в ожидании команд.
— Байкал, давай старшего! — На этот раз говорил ротный.
— Товарищ лейтенант, вас. — Руслан подвинулся в сторону командира и протянул гарнитуру.
— Кто? — Заданный вопрос не имел большого практического смысла, но Никишин ответил:
— Ротный.
— Старший Байкала на приеме для Донбасса, — нарочито бодро доложился группник.
— Получена команда на досмотр места нанесения бомбоштурмового удара. Ты со своей группой ближе всех. Так что выдвигайся, досмотри, обязательно сделай несколько снимков. Обнаружишь трупы — доклад сразу, трофейное оружие и боеприпасы с собой. ВВ и СВУ уничтожать методом подрыва, но средства взрывания использовать свои, а ни в коем случае не трофейные. Как принял?
— Понял тебя хорошо, готов приступить к выполнению задачи!
— Ваня, давай без фанатизма. Будьте внимательнее. Сегодня в том районе произведена засечка выхода боевиков в эфир. Так что можете столкнуться. — Через две секунды молчания последовало заключительное напутствие: — Ни пуха…
— К черту! — машинально ответил группник, но ротный его уже не слышал. — Руслан, ступай за Михалычем.
— Его к вам? — зачем-то уточнил Никишин.
Группник зло зыркнул в его сторону и вежливо осведомился:
— Ты что, дебил?
— Нет, — заверил радист.
— Беги за Ефимовым! — повторил команду Кострыкин.
— Есть! — ответил Руслан и остался сидеть на месте.
Вместо того чтобы бежать, он просто-напросто передал приказ дальше по цепи разведчиков, сидевших довольно близко друг от друга.
— Выдвигаемся? — спросил Ефимов, предположив вероятную причину вызова.
— Выдвигаемся, — согласился Кострыкин, сделал эффектную, как ему казалось, паузу и добавил: — На досмотр места бомбоштурмового удара.
Он так и сказал — не «БШУ», а именно «бомбоштурмового удара», акцентируя внимание на каждом слове.
— Как скоро? — Получив такую информацию, Ефимов, к вящему сожалению лейтенанта, не выглядел удивленным.
— Прямо сейчас! — В голосе командира группы послышалась обида.
Будто Ефимов оказался виноват в том, что с самого начала с большой долей вероятности считал возможным получение такой задачи. Как говорится, вы рядом, вам и карты в руки. Топографические.
— Что конкретно сказали?
— Конкретно? Да ничего, собственно. — Кострыкин задумался. — Чтобы были поосторожнее, ну обычное нудье, в общем. Да, еще вот что: в квадрате была засечка выхода в эфир. Кажется, сегодня. Пошли, что ли?
«Рюкзаки на себя», — движением рук обозначив команду, прапорщик закинул груз за спину, махнул Прошкину «за мной» и довольно легко выбрался из глинистого оврага. Поднявшись на седловину хребта, Ефимов оглянулся и развел руки, тем самым обозначив понятие «дистанция». Он ткнул пальцем в Прошкина и показал «двадцать».
Виктор понимающе кивнул. Теперь ему надлежало держаться от прапорщика, идущего впереди, не менее чем в двадцати метрах. Остальная часть группы двигалась прежним порядком.
Неожиданно в лесной чаще образовался просвет. Кривая выводила разведывательную группу Кострыкина на большую поляну. В этом не было бы ничего удивительного, вот только на карте, имевшейся у группника, никакой поляны поблизости не фигурировало.
Казалось бы, появление открытой местности являлось чудом, ан нет. Чуда тоже никакого не было. Так что если открывшийся вид и явился для кого-то неожиданностью, то только не для Ефимова, шедшего в авангарде. Подобных чудес за свою жизнь старший прапорщик видел много.
Едва между деревьями замелькал просвет, расширяющийся все больше и больше, Сергей понял — пришли. Он не ошибся. Через какую-то сотню шагов появились и более явственные признаки стихии, бушевавшей здесь. Кругом лежали ветки, срубленные осколками, на коре деревьев виднелись рваные полосы, прямо под ноги заместителю командира группы попался витой кусок серо-зеленого металла. Перескочив через осколок разорвавшейся бомбы, Ефимов сделал еще десяток шагов и замер, разглядывая открывшуюся взору картину вселенского опустошения.
Вокруг предполагаемого центра недавно нанесенного БШУ лес оказался выкошен гигантской косой. Нет, скорее даже не косой, а огромнейшим тупым мечом. Сломанными спичками лежали на земле здоровенные стволы, перемолотые ветви покрывали землю, устеленную листьями и иссеченную осколками. Немногочисленные устоявшие стволы торчали обглоданными костями.