Когда я шел по нему, то его серебряная поверхность в моем воображении представлялась озером — безбрежным и незыблемым, как в безветренную осеннюю ночь. Я видел в нем свое отражение, как в зеркале — в ответ на меня смотрели, всякий раз, недоуменные мои голубые глаза, — которые принадлежали не мне. Я видел небрежные, нечесаные каштановые волосы на бледной коже, которая не ведала солнца, и гладкое молодое, мужское лицо. Я помолодел на десять лет. И был больше — не я.
Но вот что скрывалось в зазеркалье — на обратной стороне серебряного зеркала — оставалось тайной за семью печатями. Белка однажды сказала, что этот пол не пробить. Но что это тогда такое? Граница мира, в котором мы съежились, люди?
Что случилось с нами? Почему мы живем теперь здесь? И, самое главное — победили ли Червя, который пришел съесть Землю, или точнее, извлечь жизнь из всех нас, людей? На мой вопрос не мог пока ответить никто, но мой призрачный собеседник предложил верить своим глазам.
— Мы победили, если мы живы, Антон, — сказал он.
Белка, между тем, встрепенулась от моего восклицания, и оглянулась на меня. Наши взгляды столкнулись... и я впервые не встретил в них настороженность.
Я до сих пор не понимал, что убедило её теперь верить мне — то ли те две ночи, что прошли безо всяких угроз для неё, хотя вряд ли она легко смежила веки — то ли те два дня, когда поводырём был уже я. Своим пси-зрением, я зрел тварей — и множество их, среди извилистых коридоров и каменных стен. И я сумел провести нас в безопасность, ни разу не столкнувшись больше нос к носу ни с кем. Но даже для этого ей было нужно довериться мне — как она, собственно, и поступила. И, как теперь она понимала, не прогадала.
Два дня... странно даже так говорить, ведь я не знал, как измерить здесь время суток — без солнечного света над головой. Но для удобства я считал, что их было двое. Важно, что за это время девушка чуть пообвыкла и привыкла, что я не пытаюсь больше на неё кидаться. И то хлеб.
— Да — там Пыль, — сообщила мне Белка, и приостановилась для передышки. Почесала свои пушистые ресницы пальцем в перчатках, от души размазывая по белому лицу пыль, и продолжила говорить. — Обычными инструментами хрусталь не взять, но — тем не менее, это возможно. Только это запрещено воспитателями — они говорят, что Пыль в хрустале питает биомы. Если все хрусталики разломать и Пыль извлечь, то все внутри них погибнет.
— Они... берегут этих тараканов, что ли?! — поразился я, но потом призадумался. — Или просто хотят сохранить на будущее природу? Ты же говорила — там... «Солнце»? И насколько большие эти биомы?
— Большие, но насколько точно — не знаю, — задумчиво отозвалась девушка. — Что касается тараканов, то на них можно охотиться. Извлекатель может извлечь эссенцию даже после смерти, какое-то время. Если мозг заморозить, то даже лучше. Мужчины из Вентилятора постоянно охотятся на разных созданий, чтобы их обменять на что-нибудь интересное или полезное, или просто красивое — чтобы подарить нам.
Белка кокетливо на меня взглянула, с взмахом пушистых ресниц — скорее подчиняясь инстинкту женщины, нежели пробуя заигрывать со мною всерьёз. Но я всё равно это пропустил, потрясённый обмолвкой.
— Из тараканов можно извлечь эссенцию!? — я поразился.
То, что в Извлекатель можно отправлять не только людей, полностью ломало мне картину мира, которую я успел себе нарисовать.
— С трутней эссенции совсем мало выходит, — призналась Белка печально. — Это всё потому, что они почти неразумные. Вот из разведчиков или воинов можно извлечь почти столько же, сколько из... допустим, меня.
— Погоди, — я запнулся на этом месте. — Но это же означает, что...
— Да, они очень умные, — подтвердила мои худшие опасения Белка. — Больше эссенции можно извлечь только из мужчины, который владеет пси-способностями. Чем сильнее способности, тем лучше. Ещё говорят, что в ульях тараканов живут очень опасные особи, с которых можно получить даже больше, чем с десятка людей. Но я ни разу не слышала, чтобы их получалось поймать.
Я закрыл и открыл свои веки. Картина в моей голове становилась все более целостной. Я начал примерно понимать, как работает этот мир.
Оставим в сторону вопрос с пси-способностями у женщин — воспитатели точно проводили политику повышения рождаемости. Если бы дамы овладели магическими трюками вроде телепатии, разводить людей для Извлекателя стало бы слишком сложно. Так что тут все логично.
В итоге выходило, что Извлекатель имел пугающе много чего похожего на то, как охотился Червь. Извлекатель получал эссенцию, для чего ему требовались живые (или недавно погибшие) разумные создания. Возможно, между пси-способностями людей и «разумом» была прямая связь, благодаря которой из тренированных пси-пользователей получалось больше извлечь.
Зачем была нужна эссенция, я уже знал — благодаря ей работали Проекторы, которые делали вещи из ничего. Некоторые из них производили даже предметы невообразимой сложности — вроде наших странных комбинезонов, которые поглощали пот, и много чего ещё. И, кстати, зарастали после получения урона, будто живые создания — я порвал на Белке комбинезон, будучи Шутом. К этому времени — без всяких следов.
— Белка, а почему нельзя разводить этих тараканов, чтобы потом пихать в Извлекатель вместо людей? — я закономерно заинтересовался возможностью разводить вместо людей всяких тварей, желательно более мерзких. Честно говоря, плевать, разумные они или нет — я предпочел бы видеть в Извлекателе их, а не нас. В таком случае технология Червя (если это и правда — технология Червя) казалась уже не столь страшной.
Возможно, для человечества она могла стать прорывом.
— Так их и так живет ровно столько, сколько способен прокормить их биом, — не поняла меня Белка. — Куда больше-то разводить? Соберутся ещё огромной толпой, нападут и сожрут нас всех. Их и так ловят, где только можно — и в Извлекатель.
— Ну, ладно, — вздохнул я.
Допустим, со шкурой неубитого медведя я погорячился. Судя по всему, тараканов сначала нужно завоевать. Кроме того, у них есть особи разного вида — трутни, воины, и разведчики. Выходит, нам ещё и нужно захватить матку?
Как я подозревал, с этим у людей были бы проблемы. И, глядя на размеры убитых тварей, понятно, даже, почему. Слова Белки мои мысли лишь подтвердили.
— Чем их больше, тем они сильнее, — добавила девушка. — Они объединяются в псионическую сеть у себя дома, и в пределах биома способны на всевозможные вещи. Может, у воспитателей что-нибудь и получится, если они захотят собраться все вместе. Но охотники Вентилятора даже не станут и пробовать.
— Я понял, — я вздохнул, и продолжил наш путь.
***
Я успел пройти всего пару шагов, когда вдруг я увидел вдали мигающие огни. Они были похожи на огни огромного города, что раскинулся посреди равнины, на ночном горизонте, и манил нас своим таинственным светом.
— В Вентиляторе — ночь! — радостно сказала мне Белка, довольная скором приходом домой. — Воспитатели говорят, что все должны жить в правильном ритме — поэтому время от времени выключают весь свет, кроме дорожных огней, и говорят: «это ночь». Именно в это время все стараются спать — все равно ночью больше нечего делать, кроме как... — она кашлянула, осеклась, и отвела от меня взгляд.
— Белка... — я вдруг понял, что совсем скоро мы придем в то место, которое называлось для нас — «наш дом». И продолжать называть друг друга дурацкими кличками стало для меня выше всяких духовных сил.
— Я просто хотел сказать тебе, что мне не нравится это прозвище — «Псих», — признался я.
Белка вскинула тонкие брови, когда я это сказал, но против воли, задумалась.
— Если честно — мне тоже, — отозвалась она. — Странно даже, ведь это прозвище подходит тебе больше, чем я когда-либо думала. Но оно... слишком напоминает о том, что я хотела бы больше ни разу не вспомнить.
— Я... понимаю, — я осторожно заметил, не желая заострять на этом внимание.
Белка потопталась на месте, пристально рассматривая свои сапоги, а потом нерешительно продолжила говорить.
— Я верю в то, что ты сказал мне. Я верю, что это был он, а не ты, — тихо призналась она. — Но тогда, тебе точно не стоит называть себя Психом, чтобы не приманивать неприятности. Я, конечно, не суеверна, но...
— Может быть, тогда лучше — имя? — невольно я улыбнулся. — Меня зовут Антон.
— Аня, — дрогнув на губах, на её лице появилась улыбка, неуверенная как первый подснежник в пору весны. В чуть потупленных глазах затеплился несмелый свет. Я подавил порыв подойти к ней ближе, и замер, любуясь блеснувшей в бирюзовых глазах красотой.
Моя ладонь безотчётно протянулась вперёд, погладив её за рукав. Серая ткань примялась, и я ощутил под своими пальцами, чуть дрогнувший под моими касаниями, локоток. Испортил все Шут.
— Что, есть здесь помимо тараканов, есть и другие разумные расы? — совсем не к месту влез ко мне Шут. Кажется, он сделал это нарочно. — Если женщины в этом месте, на самом деле, не человеки, вовсе — а инопланетяне, лишь похожие на человеческих самок? Это отлично объяснило бы их неспособность к псионике.
— Иди на хрен. Сам ты инопланетянин. Ты, так уж точно, — прорычал я мысленно.
***
— А вот и Вентилятор, и башни турелей, — сказала мне Аня, которую я все так же продолжал по привычке звать мысленно Белкой.
Только когда огни города стали ближе, я заподозрил — здесь что-то не так.
Их стало больше, словно до того мы шли в тесном тоннеле, стены которого, хоть и скрытые мраком, все равно скрывали от нашего взгляда всю панораму. И только теперь, когда мы оказались на открытом ровном пространстве, мы увидели все огни, помимо тех, что и до этого были нам видны.
Я увидел гладкие стены, высотой в три-четыре человеческих роста, по вершине которых бежали огни бесчисленных оттенков и красок. Далеко не многие здания были выше, но на удалении я сразу приметил пирамиду, вдоль граней которой фонари играли лучами света. Она возвышалась над полем зрения, как исполинская башня, которая шла в небо. Все здания были белоснежными, будто любой оттенок, кроме лишь белого, был для них запрещён.