— Да байки всё это. Но, если что, попасть туда мы ещё сможем, даже если забудем дорогу. Нужно только прокопаться обратно к любому из садов Предтеч. В каждом из них есть туда телепорт. Всамделишный!
— Да. Пошли вместе всё здесь камнями заделывать?
— А пошли.
***
— Нас обманули, — в моих ушах прошелестел голос Шута, вырывая меня из видений. Я с трудом сделал вдох-выдох, пытаясь понять, почему мир замер перед моими глазами, словно я был застывшей в сиропе мушкой.
— П-почему? — мне не попадал зуб на зуб, и я, будто в дурмане, не отличал явь от сна. Но всё равно послушно спросил Шута, когда тот зашипел в голове. Мне нравилось думать, будто это всё — сон. Ведь иначе... Белка... мертва...
— Оглянись вокруг, парень, — пригласил меня Шут, и его шёпот зазвучал в моей голове. — Ты видишь гусеницу? Видишь насекомых? Их нет, Антон. Их не было с самого начала. Всё это — шарада.
Как по сигналу, картины мира проявились перед моим взором, и я увидел, что действительно, камень стен не усыпан внутренностями жутких врагов, гусеницы нигде нет, а проход через пещеру невредим до сих пор. И, всё же, что-то было не так.
Моя грудь не двигалась и не колыхалась, хотя я дышал. Всё утопало в густом и тёмном тумане, похожем на подступившую к глазам тьму. Я смотрел сквозь неё и видел силуэты спутников, которые замерли там, где застиг их этот пронзительный миг. Время растягивалось, словно рулон резиновой ленты, и я не понимал, что происходит.
— Нас обманули — вот, что происходит, — повторил мне Шут, и я вдруг понял, что это он сейчас контролирует моё тело.
Повинуясь его воле, я повернул голову сквозь густое желе, в которое обратился окружающий меня воздух. И мой взгляд остановился на теле Белки, которая лежала на полу, и над ней нависал таинственный силуэт, будто состоящий из чистой тьмы.
Мурашки пробежались по моему телу, когда я окинул взглядом гнусного монстра, который всё это время мимикрировал под окружающее пространство. Он стоял на двух изогнутых членистых лапках, как человек, но хитиновые доспехи по всему телу убеждали без лишних слов в том, что в нём течёт ихор насекомого, а не красная кровь. Бесчисленные алые глазки на маленькой чёрной голове смотрели прямо на меня, и в них сквозило выражение, как у разумного существа.
Презрение к бледным двуногим тварям без панциря, как у личинок. Отвращение к нравам их Улья, где каждый трутень будет безостановочно потреблять, пока от него не отодвинут корыто силой. Насмешка в его взгляде над тварями, которые пожирают сами себя, и всякий раз вынуждены заново изучать те же уроки — из-за чего каждая особь знает не больше трутня, но всегда мнит себя королевой своего Улья.
«В сердце логова насекомых обитают твари, которые могут мгновенно убить даже Пыль-пробуждённого» — вспомнились мне слова Белки.
Я вдруг с ужасом обнаружил, что верхняя пара лап насекомого прижимает девушку к полу, упираясь ей в шею острейшим когтем. Кончик его проколол нежную белую кожу, и на ней проступила кровь. Но почему-то Аня не замечала ни смертельной угрозы, ни нависшего над ней монстра. Время словно застыло, как и её взгляд, которым она глядела впереди себя.
— Ты пришёл поговорить или выразить презрение? — мои губы не шевелились, а слова звучали беззвучно, в одном моём разуме. Но каким-то образом меня услышали и поняли смысл слов. Я услышал стрёкот, в котором звучало согласие.
— Переговоры... Лепесток Тьмы говорит с тобой, Кто-пришёл-из-Прошлого.
И вдруг, я в мгновении прозрения понял, что с нами случилось.
Нас, и правда, обманули. Здесь не было ни орды насекомых, ни гусеницы. Мы сражались с миражами, все вместе, пока настоящий враг приближался к нам со спины. Я пока не понимал, как сумел узнать это Шут, но если бы не он — мы все были бы мертвы.
«Верно, это и есть истинный воин Улья» — подумал я печально, и закрыл глаза, всё глубже погружаясь в невидимый обмен мыслями. Измышления насекомого было сложно понять. Он перемежал свои мысли концепциями, которые не находили соответствия в моём разуме. И лишь описания простейших, примитивных действий обретали для меня смысл.
Внезапно я понял, что он мне предлагает.
— Ты хочешь получить Проектор, а взамен ты не будешь её убивать?
Я услышал утвердительный ответ, и замер в ужасе. Существо знало, что такое Проектор, и понимало его ценность. А я уже давно обдумывал последствия, если бы жуки правда получили в своё распоряжение такое оружие. Начиная от попытки истребить бессчётное множество людей, как мы на Земле травили тараканов, и заканчивая попытками начать разводить нас, как скот. Последствия будут непредставимые — и я приложу к ним руку, если соглашусь на его сделку.
Если бы я мог, то заметался бы в окружающей меня мгле, но я не мог пошевелить сейчас даже пальцем. Меня принуждали к ужасному выбору. И сердце содрогалось от вида острого когтя, что прижимал к полу Белку. И на душе было муторно от осознания того, что выбор придётся делать мне уже скоро.
Словно поняв мои колебания, разумное насекомое нажало когтем на нежную кожу девушки ещё сильнее, пролив каплю крови. Оно будто пыталось поторопить меня. Сказать: «решайся. Или выбор я сделаю за тебя».
— Ты считаешь это равноценным обменом? — мои губы не шевельнулись. Внутри меня звучал Шут, но его каким-то образом Лепесток Тьмы его слышал.
Мысленный стрёкот звучал так же беззвучно, как и мой голос. Смыслы, передаваемые словами жука, были недоступны моему разумению. Но я с удивлением понял одно — он действительно полагал обмен равноценным.
— Но... — я заколебался, ощутив удивление, которое поднималось из самой глубины моей души. И вдруг, тьма сгустилась ещё сильнее. Во мгле исчезли силуэты спутников, и фигура жука пропала в тумане. Шут стал звучать в моей голове всё громче.
— Теперь нас не услышат, — прошелестел Шут, и я отчаянно выдохнул воздух.
— Что происходит, Шут? Что ты сделал?! — я всё меньше понимал, что происходит. На миг мне даже почудилось, будто никакого жука-воина не было и в помине. А были лишь мы, с моим призрачным спутником.
— Это время и место, которое есть лишь внутри нас, Антон. Здесь мы можем говорить, пока не устанем от общества друг друга. Мы здесь по одной-единственной причине — я ненавижу, когда выбор делают за нас. Пусть даже его делает за нас время.
Я тяжело вздохнул, пытаясь осознать то, что происходит.
— Это действительно происходит, Шут? Белку держит разведчик Улья, и требует в обмен на неё Проектор? — я поддался соблазну поверить в то, что ничего не случилось. Ведь пропала же гусеница? Пропал же проход сквозь стену?
— Да, конечно! — не слишком довольно бросил мне Шут, без своего обычного ёрничанья. — Как я уже говорил, выбор придётся сделать, и он будет для тебя сложный. Я не буду делать его за тебя.
— Спасибо... наверное, — тихо вздохнул я.
Уж не знаю, за что я был ему благодарен. Даже если вдруг представить, что Аня была для меня дороже собственной жизни — была ли она при этом дороже жизней других? Дороже не мне лично, а... в общем? Если насекомые получат в свои лапы Проектор, то это будет стоить жизни многим и многим. Страшно себе представить, что они смогут с ним сотворить.
Но как много значило для меня чужое благо? Что мне было за дело, если умрут хоть даже тысячи других? Что мне было с того, будут они жить или нет? В моём сердце была только Белка, а все прочие... кто они мне? Почему я должен ради них жертвовать, хоть даже не своей жизнью — но жизнью дорогой для меня девушки?
Шут сказал правду — выбор действительно был непростой.
— Мы уже однажды отказались идти в Извлекатель, хоть даже в нём ничего с нами бы не случилось, как узнали мы позже, — напомнил он мне. — Выходит, если следование правилам означает для нас смерть — мы будем их нарушать.
— Значит ли это, что общество должно совсем перестать нас заботить? — спросил я.
— Есть некая ирония в том, что когда личный интерес полностью побеждает, общество погибает — и погребает личность с собою вместе. Можно спасти Белку лишь для того, чтобы однажды её убил яд, который распылят в тоннелях жуки — вместе с твоими будущими детьми, Антон, и множеством других людей, кто-то из которых иначе мог бы заменить для тебя... хоть даже её. Просто ни ты, ни она ещё друг о друге не знаете. В этом ирония, Антон. В этом ирония.
— Я... тоже склоняюсь к тому, чтобы попробовать её выручить без обмена... или попробовать перехитрить жука, — я признался.
— Не получится,— как мне показалось, покачал он головой. — Слишком быстрый. Слишком внимательный для нас враг. Его мозг устроен немного не так, как у людей. Он не отвлекается от задачи.
— Значит, ты тоже говоришь, что мы должны ему отказать, и будь, что будет? — удивился я.
— Разве?! Подумай ещё раз, Антон, с кем ты говоришь, — усмехнулся мне Шут.
— Может быть, мы сможем сначала согласиться, а потом отобрать у него Проектор? Раньше, чем случится что-то непоправимое? — я напряжённо стал ждать ответа.
— В этом прелесть выбора между личным и общим, Антон, что в нём зачастую остаётся чудесная гибкость. Иначе жизнь человека превратилась бы в ад. Но я бы не был столь оптимистичен. Скорее всего, после обмена нам придётся бежать тропами тьмы, а Проектор достанется Улью. И после этого придётся решать, как нам купировать последствия — и не в одиночку. Скорее всего, придётся отбивать Проектор с тяжёлыми потерями, и не тебе одному. Жуки не отдадут Проектор нам просто так.
— Я плохо понимаю тебя, Шут, — признался я. — Это именно то, чего мы хотели бы избежать, ценой одной жизни. Пусть и дорогой для нас жизни. А ты теперь звучишь так, словно предлагаешь согласиться на этот обмен?
— Все эти разговоры с тобой имеют одну цель, Антон