, — заметил мне Шут. — Заставить тебя обратить внимание, что насекомые мыслят не так, как это делаем мы. Как ты думаешь, почему я спросил, считает ли жук равноценным обмен девушки на Проектор? Ты помнишь, что он нам на это ответил?
— Он сказал, что считает обмен равноценным, — вспомнил я, и задумался над этим всерьёз. — Он полагал, что Белка для меня столь же ценна, что и Проектор, а то и более? Не зря же мы сейчас с тобой спорим?! Будь на кону лишь мой личный интерес, я бы уже согласился на сделку.
Вместо ответа Шут легко рассмеялся, но в его голосе не звучала насмешка. Уже вскоре он поделился со мной своими мыслями.
— Насекомые мыслят иначе, Антон, — словно подозревая что-то, заметил Шут. — Даже если он теоретически знал, что ради личного интереса человек всегда готов предать общее благо, он никогда не способен это понять. Попытка представить себя на чужом месте всегда завершается именно так — ты представляешь на чужом месте... себя.
— Ты намекаешь, что с точки зрения жука, Белка может быть для людей столь же значимой, как и риск передать насекомым Проектор? — насторожился я, пока не понимая в этом смысла. — Но она же... простая девушка?!
— Может быть, — эхом откликнулся Шут. — Может быть, нет. Но одно известно совершенно точно — жук считал именно так. И я в этом уверен, поскольку он не знал о том, что Белка была именно твоей девушкой. И не мог этого прочитать в твоей голове.
— Ты... думаешь? — растерялся я. — Ты... предлагаешь пойти на такой обмен просто из-за смутных подозрений, что здесь что-то не так?
— Я полагаю, что мы пока просто не знаем чего-то, что знают Жуки, — ответил мне Шут. — То ли это из-за того, что она приняла Пыль, а жукам известно, что после этого происходит, в отличие от нас. То ли ещё по иной причине. Когда я вижу неизведанное, я всегда ему следую в надежде на то, что однажды поймаю за бороду ответ. Не так уж и часто Чужие выдают некие секреты, как они сделали это сейчас. И поэтому я выступаю за сделку, при условии, что мы постараемся после этого уничтожить их Улей, чтобы купировать последствия. Но выбор за тобой.
Некоторое время я беззвучно дышал, в безмолвной тьме пустоты. Рядом со мной не было ничего, кроме собственных мыслей. Но, всё же, изнутри поднималось смутное облегчение, радость. Я принял решение, и что-то внутри меня ликовало от всего сердца.
— Я... присоединяюсь к тебе, Шут, — сказал я. — Мы согласимся отдать твари Проектор, чтобы спасти Белку. Но после этого мы будем воевать с его Ульем, пока нам не настанет конец.
— Пока конец не настанет им, — мягко поправил меня Шут. Но уже после этого, его слова стали собирать с каждой секундою силу, и греметь в моей голове раскатами грома. — Этот противник слишком силён для тебя, Антон... но нам ли не наплевать? Пристёгивай ремни, парень. Я выхожу наружу опять!
И сквозь сумрак проступили силуэты моих спутников, и я посмотрел Лепестку Тьмы прямо в его алые, нечеловеческие глаза. Время всё так же существовало для нас лишь, двоих.
— Я согласен на сделку, и ты получишь Проектор, — изрекли мои губы, и маленький мячик покатился по ладони, прежде чем упасть под пристальным взглядом насекомого на пол. Лишь тогда жук отодвинул от Белки свой острый коготь. На его лице, похожем на голову муравья, щёлкнули жвала, и Проектор сам по себе полетел к нему...
Я вдруг обратил внимание, как отступает тьма, а мои лёгкие жадно глотают воздух. Время устремилось вперёд, и я узрел выражение откровенного ужаса, которое появилось в глазах старшего Пыль-пробуждённого. Он провожал плывущую по воздуху сферу взглядом — он всё понимал, но всё никак не мог шевельнуться. Хотя с каждой секундой силы к нему возвращались.
Но раньше, чем что-то успело случиться, тьма объяла нас вновь — но только теперь уподобилась разлапистым крыльям, которые понесли нас сквозь пустоту и пространство. К моему горлу подступил комок от резкой хватки неразличимой силой под ложечкой, а в следующую секунду мы очутились уже в другом месте...
Белка ошеломлённо хлопала зелёно-голубыми глазами, ещё не понимая, как прямо над ней оказался уже другой потолок. Рефлекторно она провела по щеке, будто после укуса комарика, и обнаружила на руке кровь. Остальные были изумлены тем, что случилось, не меньше девушки.
— Нет! — закричал старший Пыль-пробуждённый, когда отмер и вспомнил, наконец, обо мне. Его взгляд не сулил ничего мне хорошего, и был переполнен негодованием и недоверием. — Что ты натворил!? Безумец! Ты хоть понимаешь, что...
Он осёкся, чтобы наполнить лёгкие кислородом. Я же спокойно вздохнул, и встретил его взгляд, готовый теперь ко всему. Я сделал выбор — правильный или нет. Теперь пришло время встретить последствия.
Глава 12. Относительная ценность
— М-может быть, мне объяснят что-нибудь хотя бы теперь? — взмолилась Аня, когда стихли страсти.
Мы находились в крошечной камере-каморке среди каменных стен, где потолки низко нависали над головами, и ответвления тёмных тоннелей вели в неизвестность. Шелест наших лёгких отражался эхом от стен и возвращался к нам неслышным шёпотом слов. Мы сидели столь тесно, что чувствовали тепло наших тел.
В ответ на восклицание девушки, Артём неосознанно отвёл взгляд. До этого он едва слышно вёл с Кириллом беседу. Кирилл, он же, «Древ» — высокий и хорошо сложенный парень с серыми глазами и коротким ёжиком русых волос мельком взглянул на сестру.
И мне показалось, или в его взгляде мелькнуло облегчение?
Он мог с полным правом считать, что его сестра осталась погибать в одиночестве, когда его забрали Пыль-пробуждённые. Если бы не я, Аня неизбежно бы умерла. Жаль, что она забыла обо всём, что произошло в прошлом. Только для Кирилла их встреча стала воскрешением родной крови из мёртвых.
Хотя, если подумать, то для самой Белки Кирилл в одночасье стал Пыль-пробуждённым — тоже, своего рода, вести, способные сбить с толку.
Услышав её мольбу, я хотел, было, что-нибудь ей ответить, но вдруг понял, что даже не знаю, с чего начать. Да и половина того, что я хотел ей поведать, предназначалась лишь для наших с нею ушей. Это не должен был слышать Артём. Это не должен был слышать Кирилл. И уж тем более — этого не должен был слышать старший Пыль-пробуждённый.
Последний неожиданно для меня поднял голову. До того он сидел неподвижно, спрятав лицо в ладони, и долго молчал. Лишь услышав девушку, он рассмеялся, печально.
— Нам всем, Анна, стоило бы задать этот вопрос одному человеку, — Пыль-пробуждённый повернул в мою сторону голову. В его карих глазах отразилось непонятное мне раздражение. Я бы даже ненависти и гневу удивился бы меньше, чем этому. — Похоже, самая большая загадка здесь — он. Так же, как и источник наших проблем. Всеобщих проблем! — весомо добавил он.
Я стиснул зубы. Я и без его замечаний прекрасно понимал, что от Проектора в руках жуков добра можно было не ждать.
Я также заметил на себе зашуганный взгляд Белки. В зелёно-голубых глазах мелькнуло растерянное выражение — она уже уяснила себе, что я — есть даже больше, чем тренированный псионик — я есть Пыль-пробуждённый, то есть существо недосягаемо могущественное по её меркам. И она, очевидно, не считала соседство со мной безопасным, ведь «я пытался её изнасиловать» — вот она и жалась сейчас к своим братьям, поглядывая на меня с откровенной опаской.
То, что я разменял на её жизнь целый Проектор, она тоже теперь понимала. Но от этого я стал для неё теперь сродни непредсказуемой, дикой стихии. Неизвестно даже, насколько от этого стало хуже. «Артём, проклятый засранец» — я скрипнул зубами, вспомнив о нём. Мало кому удавалось мне так подгадить.
Между тем, мы продолжали переглядываться с Пыль-пробуждённым.
Яркий свет фонарей освещал его бледно-белое лицо, и я сидел так близко, что мог разглядеть тонкую сеть морщин вокруг его карих глаз. На вид ему было около сорока пяти лет, и в его глазах было выражение повидавшего многое человека. Он был невысоким и щуплым, с тонкими чертами лица, но когда мы сидели напротив и смотрели друг на друга, это впечатление скрадывалось его неизменно твёрдым взглядом, направленным на меня.
— Меня зовут Климент Александрович Старов, — представился он. — Пробуждённый, телепат-надзиратель первого класса. И ты, молодой человек, в моей компетенции. Я занимаюсь обучением и наставлением новых Пыль-пробуждённых.
— Антон... Захаров, — я с некоторым трудом вспомнил свою «новую» фамилию. — Тоже Пыль-пробуждённый, вестимо.
Некоторое время мы переглядывались, словно он пытался найти в моих глазах вызов. Но его он закономерно не встретил, и успокоенно кивнул, как будто собственным мыслям.
— Как так вышло, что тебя, пробуждённого, не забрали вместе с остальными? Почему забрали только Кирилла и его брата? — спросил он.
Я задумчиво изучал выражение его лица, гадая, как много я могу раскрыть ему без вреда для себя.
— У меня аномалия пси-способностей, — пояснил я. — Когда ваши забирали остальных, то решили, будто у меня никакого усиления способностей не случилось, и я не стал Пыль-пробуждённым.
Псион лишь хмыкнул, красноречиво разглядывая меня в лицо. Я ощущал бегущие на границе моего разума пальцы, которые будто пытались меня безуспешно ощупать, чтобы что-то найти. Но телепатия работала со мной немного не так, как с прочими людьми. Поверхностный осмотр в большинстве случаев завершался ничем.
— Это была халатность, — наконец, с отвращением заметил Климент. — И когда я пытаюсь прочесть твои мысли, это становится всё более очевидно. Отбор в Пыль-пробуждённые стал из рук вон плох, или там теперь проверяют на всё подряд, кроме наличия мозгов. А я ещё удивлялся, почему они без задней мысли оставили всех остальных погибать в тоннелях. В том числе — и сестру будущих пробуждённых. Думали, наверное, что там так же безопасно, как у них дома.