удьей… И палачом, пришло ему в голову. Хватит, оборвал он себя, понимая, что никогда ни о чем ее не спросит. Не станет унижать ни ее, ни себя. История некрасивая… мутная, как говорит капитан. В смысле, мутная в моральном смысле, и ясная как божий день в криминальном. Если бы только некрасивая! Трагичная история.
Фотография знакома ему до малейших деталей. Ния вполоборота, в своей короткой норковой шубке, знакомый серебристо-серый шарф в несколько слоев, крохотные жемчужные сережки – она постоянно их носит; мужчина без головного убора, ее рука на его плече, кольца… ее кольца, которые он тоже знает. А что вокруг? Вокруг улица, какая – неясно. Виден кусок витрины детского магазина с куклами и яркими коробками. В городе таких три…
Зачем, спросил себя Федор. Зачем тебе это? Не знаю, ответил искренне. Возможно, интерес сыщика и философа, привычка занудно расставлять информацию по полочкам и анализировать. Возможно. А только что же тут расставлять по полочкам и анализировать? Все предельно ясно. А вопросы типа любила ли, нет, когда стали встречаться, где… не суть важно. Была связь… Федор не любил этого слова, что-то в нем сомнительно-деловитое и гнусное. Тогда что, любовь? Была любовь! Так лучше? Нет, так хуже. Черт его знает. Есть фотография. Кто сделал – неизвестно, кто прислал, тоже неизвестно. Хотя, скорее всего, приславший и автор – один персонаж. Сделал и прислал. Вопрос: кто? Кто-то, кто знал… кого? Нию? Скорее всего, Нию, так как прислали ее мужу. Если бы этот знал только Тюрина, прислал бы его жене. Ния в городе недавно, новых знакомых нет, старые связи не сохранились, она сама говорила, что никого из бывших не встречала. Никого, кроме Насти. Наперсница и подруга, которая могла знать о романе Нии. Подозреваемая номер один: Настя. Следующий вопрос: зачем? Чего добивался анонимный свидетель? Ответ однозначен. Убрать со сцены мужа. Попытаться убрать. Никто не рассчитывал на убийство… скорее всего, не рассчитывал. Чтобы убрать мужа, хватило бы драки. Настя не могла не знать, что Володя пил, что он ревновал Нию.
Настя? Главный подозреваемый? Глупая крикливая Настя? Зачем? Из вредности? Зависти? Решила разрушить счастливую семейную жизнь подружки? Имела виды на Володю? А как же ее жених, этот Геннадий, не то Зуб, не то Клык? Может, они действуют на пару? Допустим, им нужно, чтобы Ния осталась одна… А что? Версия как версия, нормальная версия. Правда, опять-таки, они не могли рассчитывать на то, что произойдет убийство. А на что они в таком случае рассчитывали? На драку, задержание, развод? А дальше что? Ничего хорошего. Геннадий – тот еще персонаж. Дело в деньгах скорее всего. Какая-то схема.
Если бы все закончилось дракой, ревнивого мужа задержали бы… возможно. Ну, получил бы условно год или два в самом крайнем случае. А вот деловую репутацию это ему испортило бы. Ния упоминала, что муж собирался поучаствовать в бизнесе Тюрина. После драки партнерство вряд ли состоялось бы. Возможно, причина в этом? Некто, имеющий виды на бизнес Тюрина, решил избавиться от соперника? Как версия сгодится. Хотя, если честно, версия хилая.
А если фотографию сделала и прислала Тюрина, вдруг пришло ему в голову. Увидев мужа и Нию в городе, случайно, стала следить, поняла, что они любовники. Тюрина? Скандальная, ревнивая, оскорбленная Тюрина? Чтобы завести Володю и натравить на Нию? Но она не могла не понимать, что ревнивец может напасть также и на Тюрина и попортить ему вывеску, если не чего похуже. Кроме того, ей не хватило бы выдержки возиться с компроматом, она напала бы на преступников прямо на улице. Не верю, сказал себе Федор. Но в качестве дежурной версии – пусть, ладно. Тогда становится понятной ее истерика – чувство вины! Хотя не факт, Тюрина существо непредсказуемое. Он вдруг вспомнил, как она плакала и целовала руки девочке…
Да уж, непредсказуемая. А кто тут предсказуемый? Ния? Федор ухмыльнулся невесело. А он сам предсказуемый? С некоторых пор он перестал понимать себя. Он не знал, что совершит завтра. Вечером он принимал решение: все, хватит! А наутро слонялся, не в силах ничем заняться, и вздрагивал от каждого шороха. И на улице цеплялся взглядом за каждую женщину в короткой шубке. И ждал, ждал, ждал…
Его беспокоил приятель Насти, Геннадий, от которого за версту несло криминалом. Когда они прощались после ужина, Федор сказал, что ей следует держаться от него подальше. Последует ли Ния его совету? Скорее нет, чем да. Настя ее близкая подруга, она ей доверяет. Тем более сейчас ей нужен близкий человек рядом. Почему она не зовет его, Федора? Почему не он, а эта сомнительная парочка? Настя глупа, Геннадий опасен. Надо будет поспрошать насчет этой личности, на всякий случай, мало ли… Можно узнать у капитана Астахова, но тогда вопросов и комментариев не избежать. Значит, обратимся к другому источнику, испытанному и проверенному, решил Федор.
Испытанный и проверенный источник – старинный знакомый Федора, скупщик краденого в далеком прошлом, ныне завязавший, обрадовался Федору как родному. Звали его Станислав Гордеевич, кличка у него была Стасик-профессор, из чего следует, что был он человек образованный, в известном смысле чета Федору, хоть нигде никогда не учился. Кроме того, был он негласным летописцем местного преступного мира, ходячей энциклопедией, так сказать, живо интересовался, многое и многих знал и мог при случае дать дельный совет или представить информацию, но от дел отошел, явных, во всяком случае. Он много читал, и круг его интересов был весьма обширен. Федор помнит их разговоры о смысле жизни во время допросов…
После отсидки Станислав Гордеевич разыскал Федора через капитана Астахова – он уже преподавал, – чтобы прийти к общему знаменателю насчет смысла жизни. Он попросил разрешения посещать занятия, сидел в первом ряду, старательно записывал в толстую тетрадку. Было ему на тот момент шестьдесят с гаком. Потом он удачно женился и открыл магазинчик сувениров. На том связи между философами практически прервались.
Магазинчик сувениров назывался «Буратино»; на полках и стендах стояли, сидели и лежали всевозможные игрушки, куклы, шкатулки, бижутерия, коробочки, собачки, котики, пластмассовые цветы, фонарики и вазочки; блестящие шарики, надутые гелием, свисавшие с потолка, шелестели и переливались от малейшего движения воздуха. Всякая дешевая пластиковая дребедень, одним словом. У Федора зарябило в глазах, и он не сразу заметил хозяина – маленького старичка, похожего на гнома, сидевшего за прилавком.
– Федя, ты? – обрадовался Станислав Гордеевич, откладывая книгу. – Возмужал, в силу вошел! Красавец! Не женился?
– Пока нет, Станислав Гордеевич. А вы все трудитесь?
– Нам на покой рано, Федя. Люди интересные заходят, с одним поговоришь, с другим, вот и день прошел недаром. Ты зашел, порадовал старика. По делу или мимо шел?
– По делу, Станислав Гордеевич. Интересует меня один человек, имя Геннадий, кличка не то Зуб, не то Клык.
– Геннадий Зуб или Клык? – повторил Станислав Гордеевич. – Знаю. Гена Зубов, шестерка, мелочь пузатая, ходил под Серым, рэкет, мелкий разбой, угон авто. Пацаном отсидел год в детской колонии, бомбанули киоск. Пару лет назад проигрался в карты, пришлось делать ноги. Недавно вернулся, долг частично отдал и получил отсрочку. А что за ним? Серьезное что?
– Пока не знаю, присматриваюсь.
– Это сволочь известная, ты осторожнее, Федя, не светись без нужды. Этот может и ножичком пописать.
– Не буду светиться, Станислав Гордеевич. Адресок не подскажете? На всякий случай.
– Улица Боевая, старая двухэтажка-малосемейка, номер не то три, не то пять, легко найти. Там спросишь. Заходи сюда, Федя, садись, я сейчас нам по чайку с лимончиком! – Он потер руки в предвкушении. – Поговорим за жизнь.
Глава 20Утро после бури
Ния проснулась словно от толчка. У двери поскуливал Декстер, просил выпустить. Ния вскочила и побежала открыть дверь. Прислушалась, стоя на пороге спальни. В доме было тихо. Она вернулась в постель, раздумывая, что делать. Видеть Геннадия ей не хотелось. Да и Настю… В который раз Ния пожалела, что связалась с этой… дурой! Ностальгия по юности… Хотя если бы не Настя… Черт! Все плохо. Как прикажете вести себя с ними? Геннадия выгнать немедленно! Пусть убирается к черту!
Ния спустилась вниз и увидела Настю. Та, мрачная, сидела на диване и пила кофе. При виде Нии она не вскочила, как обычно, не закричала: «Агничка, доброе утро! Как спалось?» – и в сторону Нии не смотрела. Под левым глазом ее Ния рассмотрела сочный синяк.
– Это он тебя? – спросила Ния, усаживаясь рядом.
– Из-за тебя, – сказала Настя, по-прежнему не глядя на Нию. Лицо ее уродливо сморщилось, и она заплакала.
– Из-за меня? – изумилась Ния. – Твой… жених явился ко мне в спальню, набросился… Животное! И после этого я виновата?
– Не ври! Ты сама подставилась! Я видела, как вы целовались. Ты думала, я ничего не заметила? Дура, да? Все я прекрасно видела, только виду не подала, вся прямо офигела, не знала, что сказать. Ты его не оттолкнула, я же видела. И как он на тебя смотрел, и за колено… тоже видела… Кобелина!
– Ты его любишь? – в замешательстве спросила Ния.
– Не знаю. Когда-то любила, а сейчас… Я замуж хочу, мужа, детей… понимаешь?
– Какой из него муж… морду бить будет.
– А других нет. Ты вот была замужем, за мужниной спиной, у тебя все есть… зачем он тебе? А у меня ничего… всю жизнь ничего! Как проклятая!
– Успокойся, он мне не нужен. Где он?
– Ушел. Сказал, придет к ужину.
– Пусть убирается! Я не хочу его видеть! – закричала Ния.
– А вчера тебе понравилось! – Настя тоже сорвалась на крик. – Ты! Подруга называется! Привыкла, что все лучшее тебе! Ах, Агничка! Такая необыкновенная, такая веселая, и поет, и танцует! И шмотки классные! Помнишь, как ты давала мне на дискотеку свои платья? Помнишь? А как ты меня шугала, когда я посадила пятно, тоже помнишь?
– Не помню… – пробормотала Ния. – Не говори глупости, не было такого.