Леди Фрэнсис, прикрыв довольную улыбку веером, особенно грациозно склонила голову, приветствуя мрачного Аргайла, ненадолго лишившегося выражения скуки на своем спесивом лице. Обещали фейерверк и представление актерской труппы, специально приглашенной для развлечения гостей хозяином поместья.
Глава 11
– Куки! – Отец кинулся к дочери, как только она вошла в дом. – Скоро начнется!
– Что начнется? – Изумленная Куки едва поспевала вытягивать руки из рукавов, пока Рэйли помогал ей снять пальто. – Извини, я задержалась.
– Ну что ты! Все понятно, работа есть работа, – утешил ее он и пояснил: – Я боялся, что ты не успеешь.
«Я и не успеваю, – подумала Куки. – До чего же он мало меняется с возрастом, как я не замечала раньше?» Внимательно приглядевшись, она заметила и такую же курчавую белоснежную гриву, и крупные руки, и тяжеловатую нижнюю челюсть с ямочкой на подбородке, в которой все время виднелась щетина, свободно произраставшая вне зоны досягаемости бритвенного лезвия. Даже глаза, цвета выдержанного виски, были такими же, как помнила Куки с детства.
– Миша уже здесь?
– Ага, и парень спустился. В гостиной сидят. По-моему, Шекспира читают… Хорошо, что ты решила помочь Питеру с Мишель и ее э-э-э… Работодателям надо помогать. Им тогда будет сложнее не выплачивать премии или увольнять без предупреждения. И вообще, знаешь, с ним веселее как-то стало на палубе…
– Как же пирог! – кинулась, Куки в сторону кухни. – Совсем забыла!
– Все в порядке, я поставил его в духовку, как ты и просила в записке, – успокоил отец. – Думаю, еще минут пятнадцать. – Он взглянул на циферблат своих часов. – Он всего десять… одиннадцать минут там стоит.
– Д-да, еще рановато, – согласилась изумленная Куки. – Я сейчас.
Девушка скрылась в своей комнате. «Что за… Какая записка? Какой пирог?.. Яблочный, да, конечно. Но кроме яблок (в избытке имевшихся в доме и хранившихся в подвале тщательнейшим образом завернутыми в бумагу) для пирога нужны еще мука, яйца, всякие разрыхлители и, разумеется, сахар!»
Все еще теряясь в догадках, Куки заперлась в комнате. Меньше всего сегодня она думала о пироге или импровизированном семейном празднике. Она не вспомнила о покупке продуктов ни разу за весь день. О пироге – да, думала. О продуктах для него – ни секунды.
Наскоро просмотрев газеты, купленные по дороге, она поняла, что ни в одной из них не использован шрифт, похожий на тот, которым было напечатано объявление с портретом друга Мишель.
Значит, та газета действительно не местная. Девушка посмотрела на часы и поняла, что пора вынимать из печи в высшей степени таинственный пирог. Буде таковой существует в природе, разумеется.
Еще на дальних подступах к кухне она удостоверилась, что пирог точно есть. Чудесный аромат корицы, ванили и закарамеленных в сахарной пудре яблок разносился по всему дому.
Мимоходом заглянув в гостиную, где отец в ожидании трансляции розыгрыша лотереи громко выражал свое неудовольствие качеством судейства в матче с участием любимого футбольного клуба, она глубоко вздохнула. Мишель и ее таинственный друг тихонько сидели на ковре, взявшись за руки, – ну просто идиллия!
Да. Пирог томился в печи, уже совершенно готовый предстать перед этим суровым миром. Машинально вынимая его из духовки, ставя на огонь чайник и выставляя на поднос праздничные чашки и серебряные приборы, Куки все еще размышляла о странном спасении их маленького праздника путем чудесного явления главного его атрибута.
– Тебе помочь, Куки? – заглянул отец, взяв поднос с чашками, оглянулся на противень: – Пирог пахнет замечательно! За один только запах можно отдать полкоролевства.
И, одобрительно крякнув, вышел, гремя фарфором. Что-то он там говорил о записке… Куки всего мгновение помедлила, прежде чем опуститься к мусорному контейнеру.
Смятый листок из блокнота, подвешенного на холодильник, валялся на самом видном месте в обществе пивных банок и скорлупы от яиц, пожертвовавших свое содержимое на ударную утреннюю дозу холестерина для отца.
Услышав шаги в коридоре, Куки схватила бумагу и с видом внезапно проснувшейся выпрямилась навстречу вошедшему отцу.
Убрав руку с находкой за спину, Куки удивила его обворожительнейшей улыбкой и спрятала записку (если это была именно она) в карман. Затем присоединилась ко всем в гостиной.
Главный приз он не выиграл. Хотя ему удалось произвести изрядное впечатление на скептически настроенную дочь. Не совпала всего лишь одна цифра.
Денег это обещало немного (меньше, чем он заплатил за билет, и гораздо меньше суммы, потраченной на все билеты за последние тридцать—сорок лет). Но эффект был произведен не меньший, чем пирог, оправдавший самые смелые предположения, сделанные на основании одного только аромата.
Мишель была в восторге с самого начала и категорически от всего. Ромео только раз порадовал присутствовавших цитатой из печальнейшей повести на свете. Зато проявил крайний интерес к лотерее и формуле.
Проводив Мишель и заперев по инерции юношу на мансарде (к чему? ведь он, судя по всему, все равно мог разгуливать по дому в любое время, когда ему заблагорассудится – еще и пироги при этом выпекая!), Куки поняла, что это один из лучших вечеров за последнее время.
Загрузив посуду в моечную машину, она, уставшая, сытая и чрезвычайно довольная, посмотрела в свое отражение в черном глянце окна. Ветки деревьев деликатно постукивали по стеклу с той стороны. Тонк-тонк-дзинь. Северо-западный ветер усиливался. На море, вероятно, шторм. Зима.
Ночью гость опять рыскал по дому. Все так же, тяжко вздыхая, он присел на краешек кровати Куки. Полная луна светила в окна, на которых она забыла задернуть шторы.
Сначала Куки не разбирала его бормотание, но он все повторял и повторял одно и то же, пока она, наконец, не узнала:
И сон, и смерть, два близнеца крылатых.
Летят они так быстро, так неслышно.
Но сон – есть смерть.
Заснув, я осознал, что значит смерть.
И голову склонив, в могилу, как сегодня на постель.
Во смерти как во сне, я вижу сны.
Спи, отдыхай, как море после шторма [9].
Глава 12
Хамфри Колхоун мирно почивал, когда в его спальню ворвался Юбер со шпагой в одной руке и подсвечником в другой. Зрелище он собой представлял довольно грозное и едва не до смерти испугал секретаря.
Откинув покрывало при помощи длинной, скупо посверкивавшей рапиры, Крысолов приставил ее к груди мистера Колхоуна:
– Говорите, сударь, если вам дорога ваша ничтожная жизнь, – приказал Юбер.
– Господи, на помощь! Что вы делаете, – в страхе вскричал секретарь, не понимая, что с ним происходит, – г-г-господин Юбер?..
Означенный господин чуть сильнее надавил кончиком клинка на грудь, покрытую несвежей ночной рубашкой. Это возымело немедленный эффект, и в наступившей тишине стали слышны лишь хриплые звуки дыхания Колхоуна.
– Теперь я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать с искренностью, как на исповеди. Вы ведь, если не ошибаюсь, католик? Прекрасно, я не ошибаюсь. Итак, – Юбер поставил подсвечник на столик, все еще не убирая оружия, – кто посещал милорда в последние дни?
– Приказано было никого не допускать к его сиятельству, – запинаясь, произнес срывающимся голосом секретарь. – Всеми делами занимается управляющий…
– Не испытывайте мое терпение, это в ваших же интересах, – холодно порекомендовал Юбер.
– Был, был лорд Корки, но его сиятельство сам приказал его проводить, как только он приедет…
– Его приезд ожидался, насколько я понимаю?
– Совершенно верно, – поспешно заверил секретарь. – Милорд совершает регулярные выплаты и поручает некоторые конфиденциальные… вы понимаете.
– Понимаю. В последний раз… – поощрив продолжить секретаря, Юбер убрал оружие и стал в задумчивости ходить по комнате.
– Вчера, вернее уже позавчера. Никаких писем. Только деньги, пятьдесят гиней. Смею полагать, этому бастарду сильно отозвалось значительное снижение содержания, щедро выплачиваемого милордом вот уже столь…
– Что там с книгой? – прервал злорадное похихикивание секретаря Юбер.
– Книгой? – растерялся перебитый на полуслове секретарь. – Ах, это! Действительно леди Фрэнсис просила у его сиятельства книгу. Кажется Ги… Ге…
– Гитхель, – подсказал морщившему лоб в напрасных попытках оживить в памяти название книги мистеру Колхоуну Крысолов. – Вы знаете, о чем она?
– Нет. Но, – секретарь, доверительно понизив голос, продолжил: – Она из того шкафа, где хранятся книги, которым место на костре, как и тем, кто писал их. По чести говоря, как и тем, кто их читает.
– Вы имеете в виду, что церковь не поощряет вещи, описанные в ней?
– Церковь проклинает их, – перекрестившись, поправил секретарь. – Колдовство, ведовство, алхимия… Странно, что леди не соизволила сама за ней прийти, она ведь была совсем рядом, как раз когда еще пара девчонок померли, кстати, тоже по причинам, от которых серой разит за три мили… Был еще страшный снегопад, самая пора для королевы Брэнны, как говорят местные крестьяне, укрыться от которого в замке было бы…
– Понятно. Что еще вам известно о лорде Корки?
– Ничего. Ничего особенного. Останавливается в гостинице. Еще бы, милорд его на дух не переносит! Каждые три месяца забирает деньги и письма.
– Каждые… – насторожился Юбер. – Даты?
– Все в книгах. Аккуратнейшим образом заносится и отдается под отчет управляющему, можете у него спросить.
– Что еще?
– Есть один неблагонадежный человек. Худой человек. С ним Корки видится всякий раз, как бывает здесь. Я обычно на следующий день езжу в деревню, принимаю налог от фермеров, там и контора у меня…
– Имя!
– Олаф Лимерик.
– Хм… старый добрый знакомый…
– Эх, господин, напрасно мы не остановились в харчевне, – с укоризной пенял мистер Ролли своему хозяину. – В славный город Эдинбург въезжать вечером самое распоследнее дело.