- Беспорядки в Париже, Берлине, Мадриде усилились. Полиция вынуждена применять боевое оружие. По пригородным кварталам наносятся авиационные удары.
- Радикальные исламисты – группа «Братья мусульмане» объявили о своем суверенитете на территории Франции и Швеции. Беженцы в количестве почти трехсот тысяч человек ждут разрешений на переход границ сопредельных государств.
Максим выключил звук, и некоторое время смотрел на немое изображение. На экране мелькали разгромленные улицы, горящие машины, демонстранты бросающие камни в полицию и полиция стреляющая в демонстрантов. Пролетели вертолеты. Под ними сразу вспыхнуло. Камера взяла крупный план, и огонь заполнил весь экран. Мир на экране горел. Мир стрелял. Мир взрывался, бунтовал и подавлял. Мир кричал.
- Стюардесса! Сто пятьдесят водки, апельсиновый сок и крабовый салат!
- Уважаемые граждане-пассажиры! Пожалуйста, пристегнитесь! Наш лайнер набрал максимальную высоту Возможны неприятные ощущения: головокружение, легкая тошнота. Пожалуйста, закрепите все лежащие на ваших столиках предметы в специальных пазах. Закройте емкости с жидкостями – стаканы и бутылки. Желающие могут полюбоваться видом нашей планеты в иллюминатор. Почти с такой же высоты когда-то смотрел на нее первый космонавт мира – Юрий Гагарин.
«Не надо было пить» подумал Максим, протирая глаза. «Не надо было пить водку» мысленно конкретизировал он. «Сейчас мне станет плохо, а это совсем не хорошо». Мысль была настолько глубока, и настолько точно отражала действительность, что Максим подумал ее еще несколько раз пока пристраивался на кресле поудобнее и пристегивал ремень.
Устроившись, он открыл шторку иллюминатора. Смотреть было страшно, но не посмотреть на Землю с такой высоты было бы глупо. Потом можно будет рассказывать дочке, а она будет внимательно слушать и хорошо себя вести. Максим вспомнил, как они однажды сидели в ванной, и он рассказывал ей про море. Про то, как в нем много воды, про корабли, про веселых и добрых дельфинов. Про дядю Иву живущего возле самого моря, к которому они обязательно поедут в гости. Про то какая у дяди Ивы большая белая борода, как у Деда Мороза. Он рассказывал и рассказывал, а дочка все слушала, смотрела на него и он видел как в ее глазах отражается все о чем он говорит: море, корабли, лодка дяди Ивы, на которой они «непременно-пренепременно поедут кататься», сам дядя Ива. Чудо продолжалось до тех пор, пока в ванну не пришла Ангела и не отправила Варю спать.
- Ты хорошо ей рассказывал.
- Любой будет хорошо рассказывать, если будут так слушать.
- Любого так слушать не будут. Иди ко мне, – улыбнулась жена - Ты очень, очень хороший.
Совершив над собой сверхусилие, Максим посмотрел в иллюминатор. Сначала голова немного закружилась, но Максим еще одним рывком взял себя в руки. Земля, которая на всех известных ему фотографиях всегда была голубой, сейчас была серо-синей, покрытой золотыми брызгами электрических огней. Жалко, что сейчас, наверное, будет падение и невесомость – придется тратить все свои силы на то, чтобы не сблевать. И то, наверное, напрасно. А так хочется посмотреть подольше – потом может получиться просто волшебный рассказ.
Лайнер слабо качнуло. Теперь лайнер будет сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, падать на планету пока не приземлится в порте недалеко от Торонто.
Максим оглянулся на начальника через плечо. Начальник пока еще мирно спал, но сейчас ощущение падения разбудит его и при этом не самым лучшим образом.
- Юрий Сергеич! – Максим рукой потряс начальство за плечо – Просыпайтесь. Сейчас падать будем.
- Вот всем «скаты» хороши, кроме одного – с непривычки мутит сильно. – сказал разлепляя глаза начальник – Пытка номер раз по китайскому каталогу.
Он перегнулся через Максима, чтобы посмотреть в иллюминатор.
- Ну-ка, пусти-ка – прокряхтел шеф – Красота! Погоди-ка! А вот это вот что?
- Где?
- Вот это вот! Вот это что?! – голос шефа хрипел и спотыкался на словах – Что… это… ..такое?
Над планетой, маленькие, чуть заметные на расстоянии, плыли, начиная свое падение десятки железных зерен.
Часть их еще парила, а часть уже достигла земли и в тех местах, где они падали у планеты открывались огненные глаза.
Десятками огненных глаз Земля изумленно смотрела на окружающий ее космос. Было тихо. Люди смотрели в иллюминаторы. Никто не кричал, не бился в истерике. Каждый переживал этот момент в одиночестве. Каждый сам задавал себе свои вопросы. Получится ли вернуться? Будет ли куда вернуться? К кому? Зачем? И ни один не находил ответа.
Второй пилот ушел в сортир и там застрелился из пистолета, предназначенного на случай захвата лайнера террористами. Максим помогал белой от ужаса и трясущейся стюардессе вытаскивать тело из фешенебельного, но почему-то единственного туалета лайнера.
Начальник службы безопасности лайнера в этот момент пытался установить связь с Москвой, с Торонто, хоть с кем-то.
Судя по количеству увиденных на поверхности Земли вспышек, а их было, в пределах видимости, что-то около полутора десятков, конец света не наступил. Пока.
Около половины всех скоплений золотых брызг исчезло. Очевидно, наступили перебои с энергией. Где-то внизу сейчас умирают самые беспомощные: больные, дети, роженицы, старики. Те, кому не прожить без аппаратов искусственной вентиляции лёгких, принудительного кровообращения, света, тепла и просто без посторонней помощи.
По ногам Максима побежали мурашки. Такое иногда бывало с ним, когда ему доводилось видеть открытую рану или большую ссадину.
Попало-ли по Москве? Ангелка с Варькой погибли? Или умирают прямо сейчас, вот прямо сейчас, когда Максим смотрит вниз? Лучевая болезнь, ожоги. Максим на секунду увидел лицо жены в ожогах. Сначала захотелось плакать, потом последовать примеру второго пилота и к черту застрелиться. Потом нестерпимо сильно захотелось покурить и выпить водки. Так, чтобы сначала было противно, а потом стало тепло и полегчало. Он подошел к трясущейся и размывавшей тушь по лицу форменными белыми манжетами стюардессе.
- Водка есть?
- Е-есть.
В каюте стюардов все было разбито. Виновник разгрома – молодой пухлый парнишка лет двадцати в форме стюарда сидел тут же на откидном стуле уставившись в пол и плакал.
- Это Давид. Он первый рейс с нами. У него родители в Нью-Йорке, бабушка в Питере, а дедушка в Израиле. В самых таких местах…
Максим захотел сделать доброе дело – парня надо было отвлечь.
- Давид! А где тут водка?
Давид поднял на Максима красные глаза, в которых плескался коктейль из боли и потом по ножу не смешивая жгучей ненависти, откинулся затылком на стену и произнес:
- Не-на-ви-жу-у-у!
Максим почувствовал свою заботу настолько неуместной, свои благие намерения настолько ненужными, а себя таким идиотом, что незамедлительно заткнулся и отошел подальше – к стюардессе, которая как раз достала из холодильника запотевшую бутылку «Столичной».
- Вот Ваша водка.
- Спасибо. А курить есть?
- Вообще-то на борту нельзя. – стюардесса помялась – но теперь уже как-то все равно. Держите.
- Давай на «ты».
- Давай.
- Я – Максим.
- Лена.
- Выпьешь?
- С одной стороны – почему бы и нет? А с другой стороны, я вроде как на работе.
- Да какая теперь работа,… Какая теперь… вообще хоть что-то теперь будет?
- Что-нибудь всегда будет. Так ты будешь пить или так и будешь стоять?
- Буду! – сказал Максим.
И не выпил. Поставил на стол фужер и обойдя Лену-стюардессу вышел из стюардской. На пороге он обернулся и отчетливо спокойно сказал:
- Ненавижу.
И вышел.
- А что я такого сделала? – Лена растерянно развела руками.
- Это он не про тебя – Давид вытер лицо влажной салфеткой. – Это он про себя. Он все пытается испугаться, а не может. У него тоже семья в Москве, он все пытается испугаться за них, а у него не получается. И он себя за это ненавидит.
- А откуда…
- Ты ж сама сказала, что у меня дед в Израиле. Там, с тех пор как арабы стали объединяться – такое творится… все время не успеваешь ни испугаться, ни порадоваться.
Начальник безопасников вышел из кабины пилотов очень спокойный, подтянутый, степенный – полная противоположность тому, как он туда входил. Он даже слегка улыбался.
- Дамы и господа! Порт в Торонто цел, функционирует и примет нас ровно через полтора часа.
Удивительно как много шума может создать десять человек, которых только что поставили в известность о том, что они не умрут и жизнь не кончена. Рты незамедлительно раскрылись.
- А Москва! Москва цела?
- А что с Нижним?
- А Питер? Питер?!
- О Новосибе что-то слышно?
Молодой человек индийской внешности встал с кресла и подойдя к безопаснику, что-то шепнул ему на ухо.
- Вот Вы можете не волноваться, господин Варуна – судя по всему, Индия не принимала участия в конфликте. Совсем. Но это все, что мне на данный момент известно. О России мне неизвестно ничего.
- Вы нам скажете, наконец, что вообще случилось? Или так и будете улыбаться как идиот и шептаться тут? – шеф раздраженно тискал галстук и вот-вот должен был выйти из себя окончательно – Вы понимаете, что тут люди, которые семьи дома оставили? Вы можете сообщить хотя бы масштабы произошедшего?
Безопасник каким-то механическим движением потрогал дужку очков - Юрий Сергеевич, если я не ошибаюсь?
- Да. Меня именно так зовут и Вы это отлично знаете, Роман. И Вы знаете, что я знаю и так далее и тому подобное.
- Роман Викторович, если позволите.
- Хорошо! – шеф все больше и больше раздражался – Роман Викторович! Теперь, когда мы выяснили с Вашим именем-отчеством, Вы не могли бы рассказать нам, что там, – шеф вертикально ткнул пальцем в пол – происходит?
- Я уже при Вас говорил, что о России ничего узнать не удалось. К сожалению. Очевидно, что Россия была каким-либо образом втянута в конфликт. – Роман говорил, как конфету разворачивал. И фантик красивый, и вот-вот сладко будет, но почему-то не хочется эту конфетку брать.