Командир, пришедший в спецназ из стен этого же училища, что-то тоже вспомнил. Его глаза подернулись дымкой воспоминаний.
– Пашка жив? – переспросил Бойцов.
Борода поспешил успокоить побледневшего майора:
– Я же сказал, что живой. А вот сержанту, насколько мне известно, повезло меньше. Парню в операционных палатах надолго прописаться придется.
Бойцов сидел на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону. Временами он бормотал, словно впавший в транс буддийский монах:
– Пашка – друган мой закадычный! Если с ним что случилось, «чехам» никогда не прощу!
Подошедший полковник похлопал спецназовца по плечу:
– Не раскисай, Вепрь. Это тебе не к лицу. Забирай ребят и отправляйся в Моздок. Там тебя приятель ищет. Вот при встрече обо всем и поговорите. Заодно ребятам передохнуть дашь.
Бойцов поднялся. Заглянув командиру в глаза, он произнес:
– Спасибо, Борода.
Тот в ответ лишь понимающе улыбнулся.
Глава 6
Госпиталь встретил Верещагина горьким запахом карболки, вонью медикаментов и букетом неприятных ароматов с пищеблока. На контрольно-пропускном пункте капитан узнал дорогу в отделение, где лежал сержант Васильев. Улететь, не повидав сержанта, Верещагин не мог.
В коридорах миловидные сестрички оборачивались, заглядываясь на бравого капитана. Но сегодня Верещагину не хотелось флиртовать с представительницами прекрасного пола в белых халатах. Он с содроганием представлял, как откроет дверь палаты, как увидит покалеченного сержанта, в глазах которого светится только одно желание – умереть.
Ожидания не оправдались. Открыв дверь, Верещагин был встречен довольно бодрым восклицанием:
– Командир, какими судьбами?!
Приподняв голову, сержант приветливо махнул рукой, опутанной трубкой капельницы и проводами, подключенными к прибору, стоявшему на передвижном столике.
Присев на край кровати, Верещагин нагнулся, чтобы обнять сержанта.
– Здорово, Василий, – прошептал он, отворачиваясь, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Нижняя четверть кровати – там, где должны были находиться ноги десантника, – была пуста.
Опустив голову на подушку, сержант тихо сказал:
– Укоротили меня костоправы.
– Бывает, – не найдя нужных слов, невпопад ляпнул Верещагин.
– До колен ноги оттяпали, – с обреченной покорностью продолжал сержант.
– Теперь протезы хорошие делают.
Васильев слегка улыбнулся:
– Знаю. Не хотелось бы быть калекой. Лежать остаток жизни на спине и смотреть, как по потолку мухи ползают.
– Не дрейфь, Василий, деньги мы найдем, – старался, как мог, Верещагин.
– Много бабла на искусственные ходики надо.
– Деньги найдем, – с жесткой решительностью повторил капитан.
Васильев, поправив подушку, сказал:
– Да тут «айболиты» талдычат, что дальше резать надо. Не заживают мои культяпки.
Капитан старался не смотреть на пустоту под одеялом.
– Может, в Москву переправить? В госпиталь Бурденко – там спецы классные, асы в хирургии.
Сержант отрицательно покачал головой:
– Тут тоже ништяк. Профессор меня оперировал. Прикольный мужик. Одному «гансу» из краснодарского полка голыми руками неразорвавшуюся гранату вытаскивал. Гранату «чехи» из «станчака» шуганули, так она, падла, не разорвалась, а между ребрами у «ганса» застряла, – Васильев перевел дух, хватая губами воздух.
Воспользовавшись заминкой, капитан достал из пакета двухлитровую бутылку «Фанты».
– Может, пить хочешь?
– Не-а, – отказался сержант, чтобы через секунду продолжить: – Ну так вот. Профессор всех баб из операционной на хрен выгнал. На парня, что наркозом заведует, ворох «бронников» напялил и пошел орудовать. Гранату голыми руками доставал, а под окном операционной саперы от страха об…сь.
Верещагин рассмеялся:
– Боевой мужик!
С гордостью, будто он сам ассистировал на сложной операции, сержант сказал:
– Это точно. Об этом случае даже в газете писали.
– Ну а с пехотинцем что?
– Ребра вправили, дырку зашили и отправили на дембель.
Разговор прервала шустрая сестричка, похожая в своем накрахмаленном халате на белую подопытную мышь. Она осторожно приоткрыла дверь, просунула в образовавшуюся щель остренький носик и негромко пискнула:
– Скоро обход, заканчивайте беседу.
Верещагин просительно произнес:
– Я же только что пришел.
– Больного нельзя утомлять, – пропищала сестричка.
Сержант добавил:
– Брось, Света. Я и так тут, как в могиле.
– А вы, больной, молчите, – оборвала сержанта «мышка».
Тот довольно грубо рявкнул:
– Закрой дверь, зануда.
«Мышка» обиженно всхлипнула, но продолжала стоять на своем:
– Васильев, не хамите! А вы, товарищ капитан, вообще не должны здесь находиться. Зря я пошла вам навстречу. Зря пропустила. Теперь мне влетит от старшей сестры. А если завотделением увидит… – Глаза «мышки» с выступившими слезинками стали размером с чайные блюдца.
Верещагин пожалел девушку. Покопавшись в пакете, он достал оранжевый апельсин, прибавил к нему плитку горького пористого шоколада «Нестле» и, соорудив подарок, подошел к сестричке.
– Это вам, – протягивая лакомства, произнес он.
– Взятка? – пискнула «мышка».
По-джентльменски предупредительно капитан возразил:
– Дань уважения.
В коридоре раздались голоса. Это легендарный профессор начал обход раньше времени. Похожий на Дон Кихота, но без знаменитой бородки, сухопарый хирург шел по коридору в окружении свиты. Увидав начальника, «мышка» испуганно вздрогнула, прижала к груди подарок и прошмыгнула в палату. Прижавшись спиной к стенке, она простонала:
– Ну, все – сейчас Иваныч мне вставит.
Светило военной хирургии – специалист по огнестрельным ранениям – ворвался в палату со скоростью торнадо. Казалось, врач не умел стоять на месте. Он все время должен был двигаться.
На Верещагина хирург вначале не обратил внимания. Посмотрев на показания приборов, он констатировал:
– Положение стабильное.
За его спиной раздалось:
– Совсем как в официальных сводках про Чечню. Стабилизация продолжается, а изменений к лучшему не наблюдается.
Хирург оглянулся. Его пытливые глаза уставились на капитана:
– Это что за умник? Почему пропустили в палату без халата?
Прятавшаяся за спинами «мышка» только шмыгала носом в ожидании неминуемой взбучки. Строгая дама, сопровождавшая профессора на обходе и бывшая, по-видимому, той самой пресловутой старшей сестрой, скрипучим голосом возвестила:
– Товарищ капитан, немедленно покиньте палату. – Следующие слова она адресовала всхлипывающей девушке: – А с тобой будет отдельный разговор.
Верещагин собирался вступиться за сестричку, но его опередил похожий на литературного героя хирург. Поправив на носу очки, он внушительно пробасил, обращаясь к старшей сестре:
– Не нагнетайте, голубушка! Это я разрешил общение с пациентом. Так что Светлана тут ни при чем. Мы пообщаемся с капитаном минут пять наедине.
Деликатно подхватив десантника под локоть, хирург вывел его в коридор. Устроившись в темном закутке, профессор присел на край кадушки, в которой, по идее, должна была расти пальма. Он отогнул полу халата и из кармана брюк достал пачку сигарет.
Ловким движением выбив сигарету из пачки, профессор предложил:
– Курите.
Капитан, пребывавший в легком недоумении, потому что никакого разрешения от хирурга не получал, отказался:
– Я думал, что в госпиталях запрещено курить.
– Верно. Но мы живем в России, где запреты для того и существуют, чтобы их нарушать, – заявил хирург.
Глаза профессора при этом оставались грустными. Слишком часто они видели, как тает призрачная граница между жизнью и смертью.
– Вы капитан Верещагин? – попыхивая едким дымком недорогих сигарет, спросил профессор.
Этот вопрос заставил десантника еще больше удивиться.
– Так точно.
Профессор похлопал его по плечу:
– Ах, голубчик, оставьте эту казенщину. Я хоть и ношу погоны с большими звездами, военный врач все-таки, но излишнего формализма не переношу. Не радуют, понимаете ли, батенька, чины в наше время. Теперь если в чинах, то или вор, или прощелыга. Так, по крайней мере, общество думает.
«А он ведь прав. О военных сейчас мало кто хорошо отзывается. Солдатиков жалеют, а вот офицеров не жалуют. Писаки всякую ерунду в газетах пишут. Из-за ссучившихся сволочей пятно на всю армию легло», – подумал Верещагин, вслух спросив:
– Вы откуда мою фамилию знаете?
Хирург глубоко затянулся, докурил сигарету до фильтра и, затушив ее в кадке, ответил:
– Сержант твое имя в бреду часто повторял. Вот я и запомнил. Наверное, крепко уважает тебя сержант.
Проглотив комок, застрявший в горле, капитан отозвался:
– Наверное.
– Крепкий он парень, – задумчиво произнес хирург.
Верещагин невесело вздохнул:
– Как ему теперь жить?
Его собеседник недовольно поморщился:
– Ты не спеши сержанта списывать. Другие и при руках и при ногах не живут, а только небо коптят. От рождения немощью страдают и на судьбу жалуются. Все ноют, что не в той стране родились, не так родители воспитали или слишком маленькое наследство оставили. А Васильев – молодец. Не скулит. Он свое место в жизни и без ног найдет. Только помогать ему надо. Улавливаешь мысль, капитан?
– Улавливаю, – отозвался Верещагин.
– Хуже всего, когда друзья отворачиваются.
Десантник утвердительно качнул головой:
– Согласен.
– А ты сержанта от смерти спас. Ну и мы, как можем, стараемся. Так что, капитан, мы с тобой вроде как компаньоны, – рассмеялся хирург. Он порывисто встал, пожал капитану руку и на прощание добавил: – Ладно, ты еще немного с Васильевым поговори и отчаливай. Ему волноваться вредно.
– В Москву скоро переправите? – вспомнив слова сержанта, спросил Верещагин.
– Пока он не транспортабельный, – удаляясь со скоростью курьерского поезда, проинформировал хирург.