полу Олимпа. Титаны ждали, когда дух Зевса падет, когда он поймет, что не сможет всегда отрывать от себя плоть и вскармливать ею Геру, которая обезумела от кровопролития и смертей. Их отец должен страдать, так же, как изнывали от боли и унижения матери божественных, грязных, порочных детей.
Молитвы слишком слабы, отец, Смерть не призовет тебя.
Издевательства детей эхом отражались от разрушенных стен Олимпа, вьедаясь в разум бога.
Слабы… не призовет…
– По`лно, не стоит так пугать отца.
Зевс резко вскинул голову вверх, отчего она закружилась, и что было сил впился иссохшими пальцами уцелевшей руки в грязное одеяние. Он едва сдерживал рвущиеся наружу рыдания, когда увидел Смерть, шествующую к нему. Ее тело светилось, в руках – коса, которой она обрубила столько жизней, забрав насильно. Темное платье колыхалось при каждом шаге, красивое смертное лицо отражало жизнь, отчего у Зевса закололо в груди.
Титаны, стоявшие до этого неподвижно, зарычали как один и, резко подорвавшись, окружили Зевса, не давая Смерти добраться до бога. Распоротые губы натянулись на обезображенных ртах, образуя новые кровоподтеки, татуировки на коже засветились, но бледно, едва заметно, отчего палач низко засмеялась.
– Вы, ошибки природы, смеете мне угрожать? Ничтожные полукровки, которые даже не смогли увековечить свои имена.
Один из титанов, разорвав круг, накинулся на Смерть, но в одночасье рухнул к ее ногам – безжизненные бездонные глаза закатились к небу, руки и ноги вывернулись под углом, а в груди виднелась рваная рана, откуда стекала темная жидкость – кровь титана.
– Как жаль, что самоотверженность и глупость не смогли сделать из вас героев.
Смерть, приподняв руки, начала водить пальцами в воздухе, будто играла на флейте. Движения были отточены, резки, понятны только ей. Титаны, как завороженные, смотрели, как в руках Смерти появлялись нити их судьбы, которые она умело извлекла из проклятых тел. А затем Олимп утонул в криках.
Титаны начали умирать.
Первый взмыл в воздух и, высоко поднявшись, плашмя упал на каменистую поверхность. Его голову размозжило, звук ломающихся ребер эхом отразился от стен, а лопатки прорвали кожу на спине. Титан напоминал ангела, которого изгнали с небес, – костлявые крылья, словно горные хребты, обрамляли проклятое тело.
Тело второго прорвали призрачные руки, которые с остервенением терзали нутро, раскидывая внутренности по Олимпу. Титан кричал, пытался вырваться, но Смерть крепко держала его в своих цепких объятиях, наслаждаясь агонией мученика.
Третий и четвертый осыпались кучкой пепла, не успев осознать свою кончину. Священный огонь окутал их тела, уничтожая душу и воспоминания.
Пятый титан пытался сбежать, но Смерть сама расправилась с ним. Она воссоздала заслонку вокруг полубога, которая преграждала ему путь со всех сторон. Пока чудовище пыталось найти выход, судорожно водя дрожащими конечностями по гладкой поверхности в поисках расщелины, Смерть замахнулась косой и снесла ему голову. Та откатилась в сторону, и девушка увидела страх, который отпечатался маской на лице титана.
Души полубогов, подобно клубку змей, искря и шипя, направились в сторону Смерти, вползая по платью, и уселись на плечах, обвив шею, словно ручные. Девушка поочередно пригладила каждую из них и обратила взор на Зевса, который сидел в углу, обхватив себя руками и чуть покачиваясь. Должно быть, он отполз в сторону, когда палач рубил чужие жизни.
– Ты звал меня, а сам прячешься, словно от прокаженной. Хочешь меня оскорбить подобными выходками?
Голос Смерти, холодный и властный, вызвал у Зевса волну мурашек и приступ тошноты. Он не нашел в себе силы ответить, лишь мотнул головой, с мольбой смотря на палача. Смерть, откинув косу в сторону, подошла к Гере, положила ладонь на ее едва опадавшую грудь и вынесла приговор:
– Я даю вам пять минут.
Встав, Смерть отошла, уступая место Зевсу. Он неловко подполз, обхватил тело возлюбленной и забормотал слова, понятные только ему. Гера не двигалась, почти не дышала, и Смерть прониклась к ней сочувствием.
Сколько же тебе пришлось пережить, жена неверного? Измены, дети, рожденные от насилия и честолюбия, война, которая сделала из тебя безвольную куклу…
Три… два… один…
Смерть начала вырисовывать в воздухе узоры, которые напоминали руны. Сгибая палец за пальцем, она извлекала нить судьбы из тела Зевса, который, казалось, от горя совсем ничего не чувствовал. Когда золотистая струна упала около ног Смерти, тело бога повалилось на бок и осыпалось пеплом.
Гера, которая приоткрыла глаза и издала болезненный стон, вновь впала в беспамятство. Осталось пять вдохов, прежде чем она умрет, не сохранив возможность на перерождение. Континентам нужна свобода от олимпийцев, которые могут вновь нести на земли разрушения и погибель. Другого пути, как убить последних выживших богов, не было. Смерть аккуратно извлекла блеклую короткую нить и вдохнула в нее жизнь – темная дымка, которая вырвалась из глотки палача, окутала душу, заставляя ярко светиться и удлиниться, но не принадлежала она теперь Гере. Тело богини – временный сосуд, который изжил себя.
Смерть схватила одной рукой нить судьбы Зевса, другой – титанов, которые извивались на плечах, обнимая за шею. Сжав их в ладонях, она потянула души в разные стороны и прикрыла глаза, облегченно вздохнув.
Нити разорвались.
Эра богов окончена.
Склонилось фиолетово древо,
К Смерти идет Зевс на поклон.
Просит покой громовержец у Смерти,
Сил не имеет требовать он.
Просит забвенья падшим собратьям,
Кто в битве за власть потеряли покой.
Бродят теперь по Олимпу их души,
Геру и Зевса обтекая рекой.
Только Костлявая руки протянет,
К падшим душам, что жаждут уйти.
Бремя страстей их навеки покинет.
Дорога к Забвенью их ждет впереди.
Фиолетовое древо раскололось пополам на глазах у двух дриад, которые усеивали землю новыми растениями. Лесные девы, закричав, побежали в сторону Джомсона, где спустя десять минут царил хаос – жители сновали туда-сюда, наводя панику. Все так были взволнованы падением древа, что не заметили, что в поселении не было одного жителя.
Глава 28Мулцибер
Вымести злость, накопившуюся в душе,
И скинь оковы, терзающие нутро.
Турнир уже вовсю шел – джинны, оборотни, даже сирен, решили проверить свои силы и поучаствовать в магических боях. Поляну обложили серебряными железными цепями, чтобы запах крови, исходивший от соперников, не привлекал нечисть из леса, которая могла прийти полакомиться плотью проигравшего. Народ стоял вокруг ограждения и радостно выкрикивал, когда одному из бойцов удавалось одержать победу.
Я встал рядом с маленькой девочкой, гарпией, ее крылья подрагивали при движении бойцов. Она прижимала к телу маленькие руки, но даже сквозь сжатые кулаки я видел, как остры когти, которыми она могла вспороть брюхо каждому, кто посмеет нарушить дозволенные границы.
– Кто выигрывает?
– Кентавр, правитель, – звонко отозвалась гарпия, не отрывая взгляда от боя.
Понтересовался я больше из уважения – на арене сражались джинн и кентавр. Последний яростно хлестал копытами по земле, вырывая из нее комья грязи. Джинн, стоявший напротив соперника, был весь в кровавых подтеках, лицо превратилось в месиво из синяков, но на губах играла улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Массивное, обросшее шерстью тело кентавра было покрыто какими-то рунами, которые виднелись сквозь выбритые участки кожи. Джинн с ярко-красной кожей и вторившим оттенком хвоста выпрямился, развел руки в стороны, образуя подобие шара, и стремглав направил его в сторону противника. Кентавр, выругавшись, не успел отбежать в сторону и впечатался левым боком в железное ограждение. Отшатнувшись, он кинул беглый взгляд на тело, на котором красовался ожог – металл был заколдован, и если боец прикоснулся к нему, значит, проиграл.
Джинн издал победоносный крик, который моментально подхватила толпа. Кентавр подбежал, встав на задние ноги, лягнул копытом победителя в грудь, отчего тот рухнул на землю, силясь сделать хоть вздох. Побежденный замахнулся для очередного удара, но я взмахнул рукой и заковал его в кандалы, заставляя замереть на месте. Магические силки обвили копыта кентавра, который издал оглушительный крик, но, кинув беглый взгляд в мою сторону, замолчал. Его глаза были полны испуга, когда я, подняв одну из цепей, зашел на арену и встал напротив него.
– Ты проиграл. И поступил подло, напав исподтишка.
– Правитель…
Кентавр сглотнул и мотнул головой, будто заранее не соглашался с вынесенным вердиктом. Я распахнул крылья и размял голову, упиваясь страхом существа, который множил собственные силы. Правой рукой освободил кентавра от кандалов, позволяя двигаться, левой – расширил арену, отодвигая железное ограждение на окраину леса, освобождая место. Жители недовольно пробормотали что-то, напоминающее «вот, мы теперь ничего не увидим, зачем так делать», но я был непреклонен.
– Может, сразишься со мной? На кулаках.
Джинн, который за спиной пришел в себя, пытался отговорить от безумной задумки, но я при помощи магии перенес его за поле и оставил на попечение местным лекарям, которые, словно наседки, начали кружить около потерпевшего.
– Правитель, это такая честь, но… я вынужден отказать.
Кентавр растерянно поглядывал по сторонам, пытаясь найти поддержку. Но почти каждый житель отворачивал лицо, сморщившись, помня подлый поступок существа. Кентавр топнул копытом, нервно заржал и начал отходить спиной к железным прутьям, чтобы покинуть арену. Его раненый бок давал о себе знать – существо морщилось при каждом шаге и судорожно выдыхало, когда наступало на левую сторону.