– Кто это? – не своим голосом спросил Шурик.
– Бизнесмен, – с готовностью отозвалась Татьяна. – Хочет в президенты баллотироваться на следующих выборах. Деловой человек, умные вещи говорит. Может, вправду за него проголосовать? Богатый, воровать не будет. Порядок навести обещает…
– Какой порядок?! – завопил Маслов прорезавшимся фальцетом. – Это ж бандит, уголовник, мафиози!
– А ты откуда знаешь?
– Знаю! – рявкнул Шурик. – Где пульт?! Выключи сию минуту!
Он с размаху плюхнулся на угловой диванчик и тотчас подскочил, потому что искомое дистанционное управление оказалось аккурат под его мягким местом. Раздалось противное дребезжание. Маслов потряс пульт.
– Ничего не понимаю, – недоумевал он, – сломался что ли? Чего это звенит?
– Это телефон, – снисходительно сказала Татьяна, – сотовый. В коридоре, в кармане твоей куртки.
– Слушаю! – вкрадчиво произнес бархатным голосом Шурик, ожидая услышать Юльку.
– Работа сделана? – тоном, не терпящим отрицания, констатировали на том конце.
Это прорезался заказчик.
Удушливый дурманящий дым мягкими клубами постепенно окутывал комнату. И, вместе с ним, Ник «отлетал» в сладостное небытие…
Она была белокурым ангелом. Несомненно, она спустилась с опостылевших небес ради спасения его, Ника, души, перепачканной цинизмом и мерзостью окружающего мира. Когда она входила в класс, Ник слышал пение разбуженных птиц, шорох распускающейся листвы свежим майским утром. Взгляд ее лазоревых глаз был чист и прозрачен, как горное озеро. И даже имя ее было нежным, непорочным и душистым, как цветок – Лилия… Именно так пахли и ее духи – легко, сладковато. Когда она, задумавшись над контрольной, машинально облизывала полные розовые губы, мысли Ника путались и заплетались, как мухи в паутине. Всего за месяц, со дня ее появления, он напрочь растерял все свои ухищрения и уловки, на которые, как рыбешек на мотыля, ловил юных и не слишком, опытных и не очень, «цыпочек».
Он поджидал ее у подъезда и по дороге в школу болтал о разных пустяках, не решаясь коснуться ее нежной, еще бронзовой от цепкого средиземноморского загара, руки. Когда она удостаивала его благосклонным взглядом, он был на седьмом небе от счастья.
– Пап, – сказал Ник однажды, мечтательно разглядывая большую картину в золоченой раме – подлинник Моне, – я думаю, среди девчонок попадаются и совсем не испорченные.
Отец не ответил, лишь усмехнулся в пышные седые усы.
Идиллия продолжалась месяц с небольшим. Пока однажды, на вечеринке, в чисто мужской компании, когда пьют дорогой коньяк и разговаривают, как водится, о девушках, кто-то бросил невзначай:
– А Лилька-то, новенькая, классно минет делает.
Несколько человек согласно закивали, остальные принялись возбужденно уточнять детали.
– Конечно, она ж за бугром жила… В Италии. Свободная страна!
– Научилась всяким премудростям… – доносилось со всех сторон.
Ник чувствовал себя так, словно его сбросили головой вниз в выгребную яму. Он все еще надеялся, что речь идет о ком-то другом, иной Лильке…
– О ком вы говорите?
Один из ребят пошло гоготнул:
– Да о Диричевой, блин! Ты что, с дуба рухнул? Только не рассказывай нам, будто вы два месяца за ручку гуляете! А то мы тебя не знаем! Тут все свои. Последнее время ты стал таким джентльменом, Ник!
– Ага, будто не он перетрахал полшколы!
Компания одобрительно загоготала. Кто-то хлопал его по плечу, кто-то подливал «Мартель». Ник поднялся и вышел. Впервые за многие годы ему захотелось заплакать.
После бессонной ночи, бледный и решительный Ник попросил отца – после развода мальчик пожелал остаться с ним – дать ему на день «Волгу». Отец поглядел на сына с лукавой усмешкой и, бросив ключи, сказал только: «Осторожнее.»
Как всегда, в восемь-пятнадцать, она вышла из подъезда. При виде безмятежной синевы ее невинно распахнутых глаз сердце Ника заколотилось. Но теперь он не верил в сказки. «Все женщины продажны… Изначально. Даже те, кто еще об этом не догадывается…»
– Садись, – сухо скомандовал он.
– Куда мы едем? – спросила она удивленно, когда машина, свернув с привычной дороги, помчалась в сторону «окружной».
– Скоро увидишь, – он включил магнитолу на полную мощь. До сих пор помнит слова, врезавшиеся тогда в уши:
«Нет в жизни ни счастья, ни горя,
Весь мир для меня и во мне…»
– О, класс, – сказал мрачно Ник, – это мне подходит, детка.
– Что с тобой, Ник? Ты странный сегодня.
– Заткнись.
Вскоре машина оказалась на загородной трассе. Ник свернул на глухую проселочную дорогу, заехал в глубь дивного майского леса.
– Выходи.
Она стояла, смотрела на него изумленно, испытующе.
– Ну?
– Говорят, ты клевая минетчица. Пора и мне раскрыть твои таланты. Давай покажи, на что ты способна, – наслаждаясь ее замешательством, пьянея от возбуждения, он принялся расстегивать ремень.
– Ник…
– На колени, сука, живо! – он, размахнувшись, ударил ее по щеке.
В глубине души Ник отчаянно трусил, и закричи она или заплачь, кинулся бы наутек, не разбирая дороги. Но ничего такого не произошло. Ее глаза расширились, потемнели, на губах заиграла шлюшеская улыбочка. Перед ним была распущенная девка, с нетерпением ожидавшая продолжения игры.
– Я думала, – проворковала она грудным, чарующим голосом, один звук которого мог бы ввести в искушение и святого, – ты еще не готов… Ты мне нравишься, но я считала тебя совсем ребенком. А ты, оказывается, настоящий мужчина…
Ее пальцы медленно расстегивали белую блузку…
Экран телевизора давно погас.
«Почему ты не могла оказаться другой?
Потому, что иначе не бывает. И ты, Лена Веденеева, обыкновенная шлюха в ангельском обличии. Я докажу это, тебе и всем. Даже если мне придется…»
Высокий красивый мужчина с блуждающим взглядом держал в окровавленной руке сигару и улыбался в такт своим мыслям…
Резкий ночной звонок в дверь поднял Марину с постели.
– Безобразие! – крикнул соседка, – три часа ночи!
– Н-ну и что? – нетвердо возражал Степаныч, – может, у человека срочное дело… Мариш, эт-то к тебе.
– Да вы что, чокнулись? – Марина накинула халатик, высунулась в коридор и замерла от неожиданности – на пороге стоял Антон. Он был здорово пьян, едва держался на ногах.
– Т-сс, не шуми, – сказал он соседке, – на, купи детям что-нибудь… – Он сунул ей мимо руки стодолларовую бумажку.
Лида смерила его ошалевшим взглядом, затем, что-то пробормотав, выхватила купюру и, исчезнув за своей дверью, защелкала всеми замками.
– Привет, – проговорил Антон, криво улыбнувшись, – проезжал мимо, дай, думаю, зайду в гости… – Он покачнулся.
– Господи, ты еще и за рулем? – Марина подхватила его и, дотащив до комнаты, усадила на раскинутый диван.
– В метро в таком виде не пускают, – сообщил Антон. Он снова попытался улыбнуться, но в глазах отразились боль и страх.
– Что-то случилось?
– Марина, моего друга убили… Пристрелили, как собаку. А я, наверно, следующий… – он закрыл лицо ладонями. – Я так устал… – проговорил он сдавленным полушепотом. – Все считают меня сильным…
А я выдохся… Я слишком стар для такой жизни…
Поддавшись неожиданной жалости и нежности, она обняла его и, как ребенка, погладила по голове.
– Все образуется…
Она не знала, что еще сказать. Никогда не умела ни утешать, ни успокаивать, и впервые корила себя за это.
Он порывисто обнял ее, пряча лицо в сборках халатика.
– Марина… Ты нужна мне. Пожалуйста, не прогоняй меня…
– Не волнуйся… Оставайся, сколько хочешь.
– Ты не уйдешь?
– Нет. Я буду рядом.
– Правда?
– Правда.
Потом Марина лежала рядом и долго смотрела на спящего мужчину. В его лице не было ни упрямства, ни насмешливой дерзости, только трогательная беззащитность. Там, в Ницце, она так же глядела на него, когда не могла заснуть. И думала о том, что скоро все закончится. А все, оказывается, только начиналось…
Она осторожно коснулась губами его щеки. Он что-то пробормотал во сне. Марина слегка отшатнулась, а затем, неожиданно для себя самой, поцеловала Антона в сжатые губы.
Глава 2
Темнеть начало уже после пятнадцати. Олег с тоской покосился на мрачное окно. Жаль, что нельзя купить солнечный свет. Эта полярная ночь достала по самое «не хочу». Или, плюнув на все, махнуть куда-нибудь, в вечное лето? Есть такие страны, по телеку видел. Да и плевать-то особо не на что. И не на кого…
Олег хандрил уже несколько недель. Это было на него совсем непохоже. Казино, тренажерка, девочки, даже автомобиль, – все опостылело. Он даже всерьез задумался, а не заняться ли каким-нибудь делом, чему-то поучиться? Вот и папаша язык околотил, что, не стань его, сынок Олег, разорится вчистую и по миру пойдет… Сплошной геморрой.
Олег вздохнул и подумал о Лене. Вспоминает ли она о нем хоть иногда? Он – постоянно. Прежде и не подозревал, что можно вот так, день и ночь, прокручивать в голове одно и то же.
«Мы разные люди… Разные…»
Как это понимать? Все люди разные. Даже близнецы, и то, говорят, не во всем похожи. Конечно, не в том суть. Если бы им удалось снова поговорить… Он бы даже согласился прочитать какую-нибудь из ее заумных книжек. Или пойти в оперу, рискуя заснуть в первом же отделении…
Олегу было нелегко с Леной, его задевали непонятные рассуждения, смысл которых ускользал от его понимания, ее холодная отрешенность в самые интимные минуты, насмешливая улыбка… Ему казалось, он вздохнёт с облегчением, когда это закончится. Но он ошибся. На месте, прежде принадлежавшем ей, в его душе образовалась тягучая пустота. И, как ни старался, не мог ее заполнить. За свою спокойную, безмятежную жизнь Олег мало чего желал. Разве однажды, после восьмого класса, огорошил «предков»: хочу, мол, пойти учиться на автослесаря. К тому времени он по винтикам перебирал подаренную отцом «девятку». Были шок, вопли и валидол. Отец уже вовсю набирал обороты в бизнесе, и заява Олега была ему как серпом по… Сын преуспевающего банкира не может быть простым работягой! Что угодно, только не это!