Он приблизился к ней, вкрадчиво касаясь скользкого, гибкого тела, которое под его рукой делалось податливым и мягким, как бухарский шелк…
– Я никогда не считал тебя ангелом, – прошептал он, ловя губами острый кончик ее соска, – иначе я не приблизился бы к тебе на пушечный выстрел…
Добраться до центра Москвы – Плющихи на изуродованном автомобиле и не быть остановленным ни одним постом – это было вторым чудом за минувший день.
Олег зашел в ночной магазин, купил сигареты. Когда-то, еще в школе, он начинал курить. Потом отец узнал и, отодрав за уши, заставил выбросить пачку. Олег тогда месяца два сидел без карманных денег. Но теперь впору было начать заново. Говорят, это успокаивает.
Войдя в квартиру, Олег, первым делом, кинулся в душ. Долго оттирал руки… Ему казалось, что на них все еще темнеет кровь. Кровь Ника…
Снова перед его глазами возникло белое лицо с неподвижными глазами и тоненькой черной струйкой, сочившейся из уголка рта…
«Господи… Почему это должно было случиться?!»
Потом Олегу пришло в голову, что он сам мог бы лежать сейчас на дне того оврага, уткнувшись разбитым лбом в панель приборов…
Его вновь затрясло. Он вышел из душа, врубил музыкальный центр на полную мощь, закурил. С непривычки дым защипал горло, на глаза навернулись слезы.
«Я убил человека. А может, нет? Вдруг он жив? Как бы проверить? А если – нет? Тогда начнется следствие… Многие видели, как они уходили из клуба вместе. Вдруг его станут допрашивать? Нужно это… как его… алиби? Чтобы кто-то подтвердил, будто он, Олег Крылов, в тот день, с восьми до одиннадцати вечера, находился там-то и был паинькой… Да, но кто будет этот кто-то? Как говорится:
«Кто есть ху?»
Друзья? Приятели? Санька? Макс? Исключено. Первые выболтают.
Лена… Спятил? А почему – нет? Язык за зубами она умеет держать получше партизана. Сколько были вместе – так толком и не понял, что она на самом деле из себя представляет…»
Он часто называл ее дурой за то, что она часами могла висеть на телефоне, выслушивая сопливые жалобы подружки… Неслась куда-то, на ночь глядя, по первому свисту, если у мамочки начинала болеть голова, или у этой стебанутой Ады Беркер возникали проблемы с приятелями… Олега это ужасно бесило. Когда он выяснял, на фига ей такой геморрой, она раздраженно отмалчивалась. Однажды выпалила: «Не нравится – уходи.» Вот так. И вся недолга. Внутри этой хрупкой девочки-веточки «таилась» железная леди. Как он сразу не понял?
Но сейчас именно эта ее придурь была ему необходима. Только как ей объяснить? Иногда она становилась прямо-таки маниакально-честной… Ладно, на месте разберемся. Другого все равно ничего нет.
Непослушно-дрожащими пальцами Олег сумел набрать номер Лены лишь с третьего раза.
Ее голос… Низкий, чувственный, уставший… «Ну, возьми же себя в руки, придурок!»
– Пожалуйста, – сказал он, – мне необходима твоя помощь… Я не могу по телефону. Ты должна приехать… Да никакая это не уловка! Да, очень серьезно… Мне не к кому больше обратиться… Я сам не смогу, я разбил машину. Попал в аварию. Нет, все в порядке… Послушай, я обещал, это последнее, о чем я попрошу… Больше я тебя не побеспокою. Никогда…
Повисло молчание. Оно длилось целую вечность. Пока она не произнесла:
– Хорошо. Я приеду.
– Та-ак… – бандит, сидевший рядом с Масловым, поскреб ногтем по бычьей шее. – Значит, пленок у него уже нет. Ну и че будем делать?
– Че… – второй нашел на кухне чипсы и теперь смачно жевал, безучастно наблюдая за происходящим.
– Возьмем его с собой. Пусть опознает заказчиков. У компьютерщика куча снимков. Может, найдет кого?
– Точно, – согласился третий, который, наоборот, перестал жевать. – Башка у тя варит.
Маслова отстегнули от батареи.
– Давай, шагай.
– Ковыляй потихонечку, – добавил второй и загоготал, придя в восторг от собственной шутки.
– Э, а с этим че? – третий помешал носком ботинка зеленую россыпь на полу.
– А это нам, премиальные, – первый нагнулся и сгреб деньги обратно в сумку. – Слышь, парень, не горюй. Не в бабках счастье, а знаешь в чем?
Маслов вопросительно поглядел на бандита из-под распухшего века.
– В том, – назидательно ответил тот, – что ты живой. Пока…
Зазвонил телефон. Ада сняла трубку. Выслушала очередной набор ругательств, бесстрастно поинтересовалась:
– Все?
Воцарилось озадаченное молчание.
– Я спрашиваю, у вас ко мне все? Вот и прекрасно.
Она повесила трубку на рычажки и тотчас набрала номер.
– Мы засекли звонок, – сказали ей, – сейчас определим, откуда.
– Хорошо. Перезвоните мне. Нет, я тоже туда подъеду. Ужасно интересно поглядеть на этих борцов за чистоту России.
Марина несколько раз перекатилась по огромной кровати, остановившись на краю.
– Не хватает зеркала во всю стену.
– Сделаем, – пообещал Антон. – А пока – закрой глаза.
– Зачем?
– Сейчас узнаешь. Закрывай, кому сказано.
– Ой! – взвизгнула Марина, ощутив, как что-то холодное коснулось шеи. – Это что, змея?
– Почти. Можешь посмотреть. Там, в шкафу есть зеркало.
Марина легко поднялась, распахнула дверцу и обмерла – на ее смугловатой коже, чуть выше груди, красовалось большое, вычурное, потрясающей формы колье, играя в полумраке черными, как уголь, камнями, от которых мягко струился неясный мерцающий свет.
– Ой! – только и смогла произнести она.
– Черные бриллианты. Встречаются крайне редко и с трудом поддаются огранке. Для них нужен особый подход и большой мастер. Нравятся?
– Они прекрасны, – сказала Марина. – Но это ни к чему… Это не мое, понимаешь?
– Именно твое, – Антон раздраженно взъерошил жесткие черные волосы. – Можешь выбросить или подарить кому-нибудь.
– Не сердись, – Марина неловко отцепила колье, положила на столик с затейливыми кривыми ножками. – Просто… мне ничего не нужно. Я здесь не из-за этого…
– Я знаю, – тихо сказал он. – Иди сюда… – Он обнял ее, коснулся губами виска. – Ты не похожа ни на одну из женщин, которые мне встречались. Ты, как никто, умеешь снять напряжение… Ничего не просишь. Ни о чем не спрашиваешь… Единственная и неповторимая. Как черный бриллиант.
– Прекрати… – Марина смущенно улыбнулась. – А то я задеру нос. Хочешь, чтобы я о чем-нибудь спросила? А вдруг это окажется военной тайной? Хорошо. Ты был женат?
– Был, – Антон поморщился. – Очень давно. Мы развелись лет так пятнадцать назад.
– А дети есть?
– Сын, – он закинул руки за голову.
– Большой?
– Думаю, да, – Антон криво усмехнулся. – Если мне сейчас сорок, то ему должно быть девятнадцать-двадцать.
– Ты с ним не видишься?
– А зачем? Когда-то его мать принесла мне копию решения суда о разводе и выписке из ее квартиры, попросил впредь не беспокоить. Что мог дать ребенку отец по ту сторону решетки? Я ее не осуждал. Сам бы, может, так же поступил на ее месте. Потом она вышла за честного, – Антон сделал язвительное ударение на этом слове, – человека. Образованного. Инженера. Ну и ради Бога. И вдруг, полгода назад, – здрасьте! Разыскала. Сынок, видишь ли, поступал, не куда-нибудь – в МГУ! – на юрфак! И срезался. А на курсы какие-то у них денег нет. Вот досада! Не могу ли я помочь материально? Так, блин, и выразилась: «Материально». Словно не к мужу бывшему, отцу ребенка, пришла, а к чиновнику с прошением. Теперь, значит, мои грязные деньги понадобились. Можно стало. – Антон вновь усмехнулся презрительно и зло.
– Дал?
– Нет. С какой стати? Мой сын вырос в честной, порядочной семье. Достойным гражданином некогда великой державы. Пусть поступает. На общих основаниях. Государство о нем позаботится. Оно у нас большое и доброе. На всех хватит.
Вошла Лена, привнеся едва уловимый аромат «Шанели» – банально-неизменного атрибута красивой богатой женщины. Но сейчас она выглядела, скорее, как измотанная сессией студентка – бледная, без следа косметики. Темные круги под глазами. Волосы небрежно стянуты в узел. Она казалась особенно хрупкой, уязвимой, как никогда. Олег понял – она не лгала, говоря, что устала, что собиралась лечь спать. И еще – он не имеет права наваливать ЭТО на ее худенькие плечи. Он один должен держать ответ за случившееся.
– Здравствуй. Что произошло?
– Извини, – пробормотал он, с тоской глядя, как случайные снежинки тают на ее скинутом капюшоне. – Я сделал глупость, позвонив тебе. Все в порядке. Хочешь кофе?
Лена смотрела внимательно, настороженно. Затем, покачав головой, осторожно дотронулась кончиком мизинца до его подбородка.
– У тебя шрам. В какую историю ты попал, Олег? Где Ник?
«Черт! Все-таки она была неплохой психолог. Не напрасно читала книжки!»
– Ник? – он старался говорить и выглядеть непринужденно, хотя внутренне содрогался, произнося это имя. – Думаю, дома. Или еще где… Откуда мне знать? Я долбанул новую машину по невнимательности. Теперь достанется от отца…
– Послушай, – сказала она тихо, – я была неправа, когда сказала, что мы не можем стать друзьями. Если я чем-то смогу помочь…
– Нет, – он поймал ее прохладную руку, стараясь запомнить прикосновение каждого длинного пальца.
– Я солгал тебе и себе. Мне не нужна дружба. Я хочу большего… Прошу тебя, уходи.
Олег опустился на диван. Сгорбившись, низко нагнув голову, он разглядывал свои руки, точно видел их впервые.
– Прости меня. – В ее голосе слышалась жалость. Но и только. – Ты хороший человек. Добрый, честный…
– Но не слишком умный для тебя, так?
– Неправда, – горячо возразила Лена. – Просто мы разные. Ты встретишь девушку гораздо лучше меня.
– Лена, Леночка… – Он горько усмехнулся. – Я хочу тебя спросить – ты когда-нибудь любила по-настоящему? Так, чтобы все внутри переворачивалось? Чтобы хотеть каждую минуту, и было мало? Любила?
– Зачем тебе… – на ее бледных щеках проступил румянец.
– Пожалуйста, – сказал он отчаянно, – я хочу знать. Даже если мне будет неприятно… Любила?