Осе
Да кто позовет нас? Кому мы нужны?
Пер Гюнт
Сказал же – обоих позвали.
(Набрасывает веревку на стул, где сидит кот, берет в руки хворостину и присаживается на кровати.)
Спеши, вороной! Торопись, вороной!
А ты отдохни, ради Бога…
Да, мать, это правда, с такой-то ездой
недолгая будет дорога…
Равнина да ельник – а там и конец.
Осе
А что там звенит так тревожно?
Пер Гюнт
Да кто его знает? Пустой бубенец,
глухой колокольчик дорожный.
Осе
Как глухо, неверно звенит он, сынок!
Пер Гюнт
Сейчас через фьорд переедем.
Осе
Мне страшно… Лошадка сбивается с ног,
и кто-то взвывает медведем
так дико, тоскливо…
Пер Гюнт
То сосны шумят,
то ветер вздыхает по склонам.
Осе
Смотри, огоньки золотые горят
и звезды по веткам зеленым.
Пер Гюнт
О! Вот мы и в замке. Сплясать бы пора.
Пусть песня уносит печали.
Кого-то я вижу! Святого Петра —
при входе стоит он с ключами.
Осе
Он что, поклонился?
Пер Гюнт
До самой земли!
Налил тебе полную чашу.
И кофе с пирожным тебе принесли.
Гляди-ка! Вон пасторша наша!
Осе
О, крестная сила! Мы вместе войдем?
Да разве же это возможно?
Пер Гюнт
Конечно же! Будьте хоть вечно вдвоем!
Осе
Господь! Да за что мне, ничтожной,
такая награда?
Пер Гюнт
Быстрей, вороной!
Осе
Скорее! Уж больно мне гадко.
Я лягу… А едем-то мы по прямой?
Пер Гюнт
Не знаю… По-моему, гладко.
А вот уж и замок совсем не далек.
Немного – и будем у двери.
Осе
Тогда я усну ненадолго, сынок.
Вези меня! Я тебе верю!
Пер Гюнт
Какие-то люди стоят у ворот,
ругаются, что за манеры?
А ну, расступайся, досужий народ!
Дорогу для Осе и Пера!
Что, Петр, надоело стоять на часах?
Послушай, средь моря людского
есть сердце одно – и на всех небесах
не сыщешь ты сердца такого.
Меня не пускай. Моя сказка грешна,
но, прежде чем скажешь «изыди», —
налей мне, святой, на дорогу вина,
а нет – я не буду в обиде.
И был бы, наверно, я в вашем раю
как черт, приглашенный на клирос.
Я квочкой трусливой звал Осе мою,
хоть сам под крылом ее вырос.
Но если уж я не воздал ей почет,
хоть ты окажи уваженье:
другая такая душа не придет
в блаженные ваши селенья…
А вот и хозяин спускается в дом.
Влетит же святому от Бога!
(Басом.)
Ты держишь себя как плохой мажордом.
Для Осе открыта дорога!
(Громко смеется и оборачивается к матери.)
Ну вот, говорил я, что дело пустяк!
Совсем не великое дело?
(В страхе.)
Ну, что ты молчишь? И глаза не блестят,
и кожа совсем побелела…
(Подходит к изголовью.)
Я сын твой! Твой мальчик… Ты слышишь!
Я твой…
Не надо так пристально! Слышишь!
(Осторожно прикасается к ее губам и рукам.)
Да ты уже больше не дышишь…
На отдых пора, вороной!
(Закрывает ей глаза, склонившись, стоит над постелью.)
Спасибо за брань, за советы,
за каждый твой светлый денек,
а ты мне подаришь вот это
(целует ее в губы)
за то, что я славный ездок.
Хуторянка
(входит)
Все маялась, сына ждала.
Явился – и горе минуло.
О, боже! Как сладко уснула!
Да нет же…
Пер Гюнт
Она умерла.
Кари плачет. Пер долго ходит из угла в угол и, наконец, останавливается у постели.
Зови их – хоронят пускай!
От Пера-то много ли прока?
Хуторянка
Куда ж ты?
Пер Гюнт
За море.
Хуторянка
Далеко…
Пер Гюнт
Чем дальше, тем лучше. Прощай!
(Уходит.)
Действие четвертое
Пальмовая роща на юго-западном побережье Марокко. Под солнечным тентом – стол, накрытый к обеду, и камышовые матрацы для сидения. Между деревьями натянуты гамаки. У берега стоит на якоре яхта с норвежским и американским флагами. К самому берегу причалена шлюпка. День близится к закату. Пер Гюнт, красивый, средних лет господин в элегантном дорожном костюме, с лорнетом в золотой оправе на груди, принимает за столом гостей. Его гости, мастер Коттон, мосье Баллон, фон Эберкопф и Трумпетерстроле, заканчивают обед.
Пер Гюнт
Мы рождены для наслажденья,
хоть час, да наш! Давайте пить!
Осмеливаюсь предложить
очередное угощенье!
Трумпетерстроле
Отменно угостить сумел!
Пер Гюнт
Хвалу поделим между мной,
моим слугой, моей мошной
и поваром.
Мастер Коттон
О, vеrу well![8]
Все четверо достойны тоста!
Мосье Баллон
Мой друг, вы держитесь так просто,
в вас есть чудесный шарм и тон,
каких уже нельзя найти
у человека en garçon[9].
Я, верно, говорю избито?
Фон Эберкопф
Да! Чувство своего пути,
раскованность космополита,
и независимость ума,
и взгляд за рамки небосвода,
и абсолютная свобода!
Он Urnatur[10]. В нем свет и тьма.
В его лице видна борьба
добра и зла, небес и ада.
Он все постиг. Его судьба —
осуществленная триада.
Мосье Баллон
Я думал так, но наш язык
к определеньям не привык.
Фон Эберкопф
Да, это не язык богов…
Но вы прочувствуйте, каков
его феномен!
Пер Гюнт
Пустяки!
Ведь как живут холостяки?
Да для себя! – один ответ.
Другой дороги просто нет.
Не тяготясь чужой судьбою,
я остаюсь самим собою, —
другие с грузом пусть бредут,
а я по крови не верблюд.
Фон Эберкопф
Но это бытие-в-себе
рождалось в муках и борьбе…
Пер Гюнт
Что говорить? И это было.
Несчастий на мой век хватило…
Попал я смолоду в силок
и еле ноги уволок.
Я был тогда красив и смел
и этим покорить сумел
особу королевской крови…
Мосье Баллон
Принцессу?
Пер Гюнт
(небрежно)
Все это не внове…
Ну, эти…
Трумпетерстроле
(ударяя по столу)
Чертовы вельможи!
Пер Гюнт
(пожимая плечами)
Они считали, что негоже
позволить, чтоб среди ветвей
их геральдического древа
устроил гнездышко плебей.
Мастер Коттон
Вы чуть не пали жертвой гнева?
Мосье Баллон
Семья расстроила ваш брак?
Пер Гюнт
Да нет, представьте, что не так.
Мосье Баллон
Смирились?
Пер Гюнт
Да. Боязнь скандала