Уже до дыр зачитанное место…
В Евангелии? В книге для хозяек?
Я стар. Слабеет с каждою весной
ум, память, чувство времени и места.
(Присаживается в тени.)
Ага! Вот здесь расположусь удобно —
а эти корни, видимо, съедобны.
(Пробует.)
Съедобны! М-да! Отличный корм скотине.
Но есть слова, мудрей которых нет.
«Превозмоги себя», – гласит Завет
и: «Человек, смири свою гордыню,
униженный возвысится отныне!»
(Взбудораженно.)
Возвысится? Так, может быть, и я?
Конечно! Он решил меня проверить,
мое долготерпение измерить!
И я вернусь в родимые края.
Он мне поможет отыскать дорогу.
Вот только бы пожить еще немного!
(Затягивается сигарой, желая отогнать подступившие мысли: потом опускается на землю и впивается взглядом в пустынную даль.)
Пусто… Один только страус гуляет.
Ну, для чего сотворил его Бог,
этот бесплодный, горячий песок,
где и трава, и вода высыхает?
Испепеленная, мертвая залежь!
Неблагодарная! Что ты дала
бедной Земле, что тебя родила?
Ты своим видом лишь сердце ей жалишь!
Вот расточительность нашей природы.
Сколько же силы растрачено зря!
Что там синеет? Как будто бы воды…
Но ведь на западе были моря,
не на востоке… И все же вода!
Это холмов невысоких гряда
отгородила пустыню плотиной!
(Словно осененный новой мыслью.)
Значит, плотина! Вот здесь, среди скал,
вырою я грандиозный канал!
Желтый песчаник затопит вода, —
может быть, эта могила живая
станет седым океаном без края,
и понесутся на север суда,
пересекая пути караванов!
Встанет зеленый Атлас из туманов,
встанут оазисы, как острова,
зной приостынет, изменится климат,
жгучий песок будет росами вымыт,
зазеленеет на солнце трава,
шапочки пальм полетят в высоту, —
и заложу я в Сахаре страну,
фабрики выстрою я в Тимбукту,
главной колонией станет Борну,
через Гадес полетят поезда,
сколько ученых прибудет сюда,
к Нильским верховьям! А этот оазис
расой норвежской я сплошь заселю,
чтобы культурный здесь создали базис —
в горы родные за ними пошлю!
Если норвежец с арабом скрестится,
новая мощная ветвь зародится,
будет господствовать в мире она —
и зацветет Гюнтиана-страна,
зазеленеет Перополь-столица.
(Вскакивает.)
Впрочем, к воротам страны молодой
надобно ключ подобрать золотой.
Вот что! Поборник любви и свобод,
я объявляю крестовый поход!
Я скопидому скажу: «Скопидом!
Полно трястись над своим сундуком», —
и скопидом мне сундук отдает.
Я, как подобранный Ноем осел,
ныне с ковчега свой голос подам
новым, свободным, большим городам.
Жаль, мой кораблик под воду ушел!
Царство!.. Полцарства отдам за коня!
(Со стороны ущелья доносится конское ржание.)
Конь! И одежда! И сбруя! И шпоры!
(Подходя ближе.)
Все-таки что-то спасает меня.
Воля, я слышал, ворочает горы,
но чтобы воля седлала коней!
Вздор! Недоуздок в деснице твоей!
Как говорится, аb esse ad posse[15].
(Набрасывает на себя одежды, оглядывается.)
Сразу подумают, турок пронесся!
Впрочем, к чему философствовать тут.
Дай-ка мне, белый, в седле посидеть,
(садится в седло)
дай в стремена мои ноги продеть.
Лучших людей по коню узнают!
(Скачет по пустыне.)
Шатер арабского вождя, стоящий особняком посреди оазиса. Пер Гюнт в своем восточном одеянии возлежит на подушках. Он пьет кофе и курит длинную трубку. Анитра с толпой девушек поют и танцуют для Пера.
Хор девушек
Нас навестил пророк.
Кротость, покой у него во взоре.
К нам переплыл пророк
через песчаное море,
жемчуг, рубины в его уборе…
К нам переплыл пророк
через песчаное море,
Грянь, барабан, протруби, рожок, —
нас навестил пророк.
Анитра
Как реки молочные рая,
скакун его белый. Взгляните,
колени согните; как солнце в зените,
горит его взор, не мигая.
Кружатся Земля и планеты
вкруг этого вечного света.
В пустыне бесплодной он мчался,
одеждой блистал золотой —
полуденный свет перед ним загорался,
и мрак вырастал за спиной.
Был страшен самум, суховей был жесток,
но нас навестил долгожданный пророк.
Кааба, Кааба безлюдна,
и след каравана засыпал песок
с той самой поры, как в земле нашей скудной
гостит долгожданный пророк.
Хор девушек
Грянь, барабан, протруби, рожок, —
нас навестил пророк!
(Девушки танцуют под тихие звуки музыки.)
Пер Гюнт
Я некогда читал, что несть пророка
в отечестве своем. Да, это так.
Чарльстоунские верфь и особняк
сравнимы ли со звездами Востока?
В безвестности я жил, боясь молвы,
и мог ли я тогда хоть в малой мере
стать человеком действия? Увы —
я был невольник на чужой галере.
Я наживался в мелочной афере…
Теперь я понял: на таком пути
еще никто не мог себя найти.
Свой мир творить на грунте золотом —
не то же ли, что строить на песке…
Иные, возмечтав о кошельке,
в неистовстве об стенку бились лбом…
Иной хвостом вилял из-за короны,
как будто в ней вся соль его персоны…
Нет, лучше быть пророком. Это свято.
Тут ясно до конца, на чем стоишь,
тут за успех свой ум благодаришь —
не шиллинги, не доллары, не злато,
конечно, мне не случай здесь помог —
предназначенье… Значит, я пророк.
Проехать по пустыне на коне —
и стать пророком! Это вот по мне!
Я повстречал девчонку, дочь природы.
Она меня спросила: «Ты пророк?»
О, Господи, что я ответить мог?
Я ей не лгал – но у меня был слог
пророческий… А коль разоблачат,
пожму плечами и уйду назад.
Мне все равно. Со мной моя свобода.
Анитра
(подойдя к Перу)
Пророк и повелитель!
Пер Гюнт
Что, рабыня?
Анитра
Там, у шатра, стоят сыны пустыни,
твое лицо они узреть хотят.
Пер Гюнт
Скажи им, пусть на страже постоят
и держатся отныне в отдаленье.
К сему прибавить можешь, что мужчины —
ничтожные и злобные творенья.
Анитра! Я не стал бы без причины
так говорить. Они друзья мне были.
Я с ними пил… Ах, в общем, согрешили!
Танцуйте! В созерцанье ваших ног
разгонит мысли скорбные пророк!
Девушки
(танцуя)
Пророк опечален. Он слезно скорбит,
припомнив позор пережитых обид;
но сердце полно добротой через край —
и скоро откроет он грешникам рай.
Пер Гюнт
(следит глазами за танцующей Анитрой)
А танец – точно дробь на барабане!
Изящества в ней бездна, в этой дряни,
хотя ее пленительные формы
классической не достигают нормы.
Но что есть красота? Создать канон
для всех народов и для всех времен
довольно трудно. Образец любой
наскучивает быстро. Может статься,
поэтому я склонен увлекаться
дородностью и крайней худобой,
меня волнуют юность и седины, —
но не терплю проклятой середины.
…Да! Эти ножки не вполне стройны,
и эти ручки не совсем опрятны.
Но не скажу, что это неприятно, —
как раз такие нравиться должны.
Анитра!
Анитра
(приближаясь)
Что?
Пер Гюнт
Прелестное дитя!
Как бриллиант, ты блещешь в их кругу.
Я восхищен тобою не шутя.
Будь гурией в раю!
Анитра
Я не могу.
Пер Гюнт
Но я клянусь, что ты достойна рая!
Анитра
Ведь у меня же нет души, пророк.
Пер Гюнт
Но ты ее получишь. Дай мне срок…
Анитра
Где ж ты ее добудешь?
Пер Гюнт
Воспитаю!
Я, впрочем, сразу про себя сказал,
что девушка ты мелкая, пустая.
Но что душе здесь тесно – не поверю.
Поди сюда! Я череп твой измерю!
Ну вот! Нашлось местечко. Так и знал!
Что говорить! Ни глубины большой