Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
Ты исстрадалась, дочь Господня,
И кожа, что была нежна,
Груба, вся в трещинах сегодня, —
И нищета тому вина.
В полях то дождь, то клубы пыли,
А в городах — порок и грязь.
Тебя травили и язвили,
И ты душою извелась.
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
Хоть красота неуязвима
Для оскорблений и обид,
Печально май проходит мимо
И утро счастья не сулит.
А под ногами вьются гады,
И западня коварно ждет.
Шмели всегда проникнуть рады
К сокровищам девичьих сот.
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
Незримый ангел дни и ночи
Пусть охраняет твой приют!
Пускай при лампе слепнут очи,
Но не оставь свой честный труд.
Насущную горбушку хлеба
Смочи и потом и слезой!
Не дай гиенам на потребу
Наивность ласки молодой!
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
Ту, что к богатому карману
За золото идет сама,
Ждут хмурой осени туманы
И беспощадная зима.
Ей не привлечь юнцов ватагу,
Когда поблекнет красота.
Ее вы встретите, беднягу,
Рыдающую у моста.
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
А та, что защищает строго
Честь и достоинство свое, —
Благословенна! Очи бога
Глядят отцовски на нее.
Когда явилась Женевьева,
Атилла сгинул, как дракон.
Страшитесь Орлеанской девы,
Прочь, саксы и норманны! Вон!
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
Сестра моя, дитя народа!
Не покорясь своей судьбе,
В крови ты бьешься за свободу —
И правда победит в борьбе!
Сестра! Разбей свои оковы!
Пусть в царстве счастья наконец
Ты королевой станешь новой
И примешь миртовый венец!
Цветок без корня, ты — без дома,
Ты ищешь ласки и добра.
Откуда ты? Мы не знакомы,
Но не моя ли ты сестра?
ЗолотыеПеревод С. Заяицкого
Был вечер над рекой унылой.
Под тенью тополей густой
Близ дома мельничихи милой
Шел некто в сажень высотой,
С большими серыми усами,
В широкой шляпе, взглядом строг,
В плаще, с роскошными кудрями, —
То был сам дьявол или бог.
Его был голос схож с грозою,
Как рог звучал средь чащ лесных.
Он крикнул: «В лес иди за мною,
Я дам тебе сто золотых!»
И я пошел без возраженья…
Был так ужасен взгляд его,
Что он сломил бы, без сомненья,
Порыв упорства моего.
Как заяц, несся он проворно,
Хоть в то же время не бежал…
За ним я следовал покорно
И, чуя смерть свою, дрожал.
Чтоб заманить меня, порою
Он рокотал средь чащ густых:
«Иди в лесную глушь за мною,
Я дам тебе сто золотых!»
И вот мы в чаще очутились!
Настала ночь. Слепя мой взгляд,
Огни внезапно засветились…
Казалось, мы попали в ад.
Раздался гром! Я пал, простертый…
Когда ж взглянул, где мой вожак, —
Ого! узнал я тотчас черта;
С хвостом, с рогами, был он наг,
Стоял он с книгою большою,
Со множеством страниц пустых.
Как гром он грянул над землею:
«Что ж, хочешь сотню золотых?
Клянись мне кровью и душою,
Клянись творцом и сатаной,
Что с женщиною ни с одною
Ты жить не будешь, как с женой,
Покуда сорок лет не минет
Тебе. До тех же пор пускай
Твой пыл в проказах не остынет
И уз любовных ты не знай!»
Держал он книгу предо мною,
Перо зажав в когтях кривых…
«Ну, подпишись под клятвой тою
И получай сто золотых!»
Но чем исполнить приказанье
И подписать на месте том,
Забыв и страх и колебанье,
Я осенил себя крестом…
Исчез нечистый в клубах дыма,
А я был вмиг перенесен
На мельницу к моей любимой…
Все сгинуло, как некий сон.
«Владей, — она сказала, — мною,
Вот ключ от всех богатств моих!»
Под медной крышкою простою
Лежала сотня золотых!
БыкиПеревод В. Портнова
У излуки болотной пасутся быки:
Очертания грубы, подгрудки крепки…
И, закруженный тропкой,
Смотрит путник на их первобытную стать
И порой, заглядевшись, забудет шагать
Луговиною топкой.
Отгибаются стебли осоки назад
Там, где бычьи широкие ноздри пыхтят
И глазища сверкают.
Раздвигают болотную жижу быки, —
Лишь на белых нацеленных лбах завитки
Грязной шерсти мелькают.
То меж них, ударяя с молитвой в кимвал,
Бога Аписа древле Египет искал;
Выбирали когда-то
Безупречных серебряно-светлых быков,
Чтоб задобрить воинственных римских богов
Этой жертвой богатой.
Их рога рассекают небесную твердь
И угрюмо сулят неизбежную смерть
Самым храбрым тореро.
Да, в итоге всегда побеждают быки,
Хоть в Испании славятся те смельчаки
Свыше всяческой меры.
Если к бычьим стадам, к полукружью болот,
Нежноокая телка порой забредет,
Нарушая молчанье
Огнеглазых любовников, буйных самцов, —
Над лугами стоит нескончаемый рев
И глухое мычанье.
Так храните исконную дикость, быки,
Жуйте вволю, уйдя далеко в тростники,
Оставайтесь с природой.
Не таскайте ярма от рассвета до мглы,
Как в неволе — сородичи ваши, волы…
Дорожите свободой!
СеренадаПеревод Инны Шафаренко
Все розы сада в пышных кринолинах,
Струящие тончайший аромат,
И все цветы, которые в долинах
Меж трав зеленых радугой пестрят,
И все девицы, чья краса в расцвете
И свежестью чарует в двадцать лет,
Бесцветны и скучны, как все на свете,
Когда тебя, мой друг, со мною нет.
Мерцают в небе звезды и планеты,
Они ведут небесный хоровод,
Который восхищенные поэты
Прославили в строках баллад и од, —
А для меня их танец и круженье,
Их собственный и отраженный свет
Мертвы, как бледный плод воображенья,
Когда твоих очей со мною нет.
Пусть соловей над розою томится,
Руладой исходя в тени ветвей,
Но, выйдя в сад, нетрудно убедиться,
Что есть другой такой же соловей.
А мне твой нежный голос не заменит
Ничей замысловатый триолет,
Когда тебя не слышу хоть мгновенье
И песенки твоей со мною нет.
Любимая, пусть все цветы увянут
И онемеют в рощах соловьи,
Пусть звезды в небесах светить устанут
И растеряет день лучи свои…
В тебе одной цветы и песни эти,
Сиянье дня, спокойный ход планет:
Не существует ничего на свете,
Когда тебя, мой друг, со мною нет!
Июньское восстание 1848 года.
Историческая иллюстрация.
Белая короваПеревод Е. Витковского
Вот, господа, моя корова,
Ее вам видеть не впервой.
Она крепка, стройна, здорова,
Она питается травой.
Она зимою, в срок урочный,
Всегда приносит двух телят.
Она поит струей молочной
Всех тех, что нынче пить хотят.
В тяжелом вымени река
Молочная сокрыта.
Привычна ей моя рука,
Смотри, как много молока, —
Но берегись ее копыта!
Нога коровья женской ножке
Не уступает в белизне.
Серпом изогнутые рожки
Подобны молодой луне.
Пусть голос колокольца тонок,
Он слышен мне к исходу дня;
Она бежит, как жеребенок,
Едва почуявши меня.
В тяжелом вымени река
Молочная сокрыта.
Привычна ей моя рука,
Смотри, как много молока, —
Но берегись ее копыта!
Струя упруго бьет в бидоны
И растекается легко.
Мудрей профессоров Сорбонны
Моей коровы молоко.
Не скорбью о несчастье вдовьем,
Не чопорностью старых дев —
Напитан силой и здоровьем
Ее благоуханный хлев.
В тяжелом вымени река
Молочная сокрыта.
Привычна ей моя рука,
Смотри, как много молока, —
Но берегись ее копыта!
С тридцатого, благого года
В заботах я едва дышу,
Все больше у меня дохода,
Что ни весна — по малышу;
Как много, много деток милых!
Я не тревожусь ни о ком:
Течет вино густое в жилах