Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Веселой блесткою сверкая
В проворных пальчиках швеи,
Вдоль ровно загнутого края
Игла ведет стежки свои.
В двойном движенье неустанном
Наперсток и игла скользят,
Их свет, как луч на дне песчаном,
Едва улавливает взгляд.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Булавке лень: забот не зная,
Она к волану прилегла;
Зато всегда спешит стальная
Неутомимая игла.
Булавка с нею не сравнится,
Приколет складку — и замрет,
Игла же, как прогресс, стремится
Неукоснительно вперед!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Чтоб дольше пальцы не устали,
Отточена, закалена,
Как лезвие толедской стали,
Лазурью светится она;
Ее конец острей кинжала —
Проткнет и бархат и сукно;
Змее вонзить в добычу жало
Так незаметно — не дано!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Да, шить от света и до света
Ее хозяйке нелегко,
Зато все девичьи секреты
Ей поверялись на ушко,
И к вечеру игла, в корзинку
Ложась на отдых, много раз
Ловила горькую слезинку
Из покрасневших за день глаз.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Но долго плакать нет резону:
Работу сдал — и веселись!
И вот по свежему газону
Девчонки в танце понеслись!
Их оживленные мордашки
Да взмах ресниц из-под чепца
Бьют, словно стрелы, без промашки,
Сражая юные сердца.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Тут все, что привлекает взоры
И оттеняет стройный стан, —
Фестоны, вышивки, узоры —
Не роскошь из далеких стран;
О нет, расцвечен тут на диво, —
Так и художник бы не смог, —
Рукой швеи трудолюбивой
Любой грошовый лоскуток.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Коль хочешь сделать предложенье,
Знай, что на пальчике синяк —
Как титул, данный при рожденье —
Высокородной крови знак,
И что не только нету риску,
Но крупно повезло тебе,
Коль в жены ты берешь модистку
С простой иголкой на гербе!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная, —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Послание к ГаварниПеревод Е. Витковского
Здесь, душу зрителя опрятностью лаская,
Пред нами предстает простая мастерская.
Заботливо хранят тепло хозяйских рук
Рейсшина, шестерня, тиски, гончарный круг.
О зритель, задержи свой взор на старце рослом,
На чьем челе — печать служения ремеслам, —
Он возле верстака; полны его черты
Лукавства легкого, любви и доброты.
Ребенка на плечах он держит осторожно:
Смотреть, не умилясь, на это невозможно.
Невдалеке стоят, как ангелы точь-в-точь,
С прекрасной матерью пленительная дочь.
Два милых мальчика видны на первом плане
С игрушками, — для них нет ничего желанней
Игрушек, так что нам уже понять пора:
Сегодня — Новый год, а Старый — был вчера.
Два славных малыша ведут беседу с дедом,
Но замысел его пока что им неведом:
Он прячет за спиной, с трудом держа в руке,
Подарки: мельницу и пару бильбоке.
Благие помыслы! И во мгновенья эти
Мне кажется порой: взрослее старших дети.
Художник, ты остришь лукавый карандаш,
Клеймя дезабилье растрепанных мамаш, —
Твой радостный талант всегда, в любом контрасте
Приобретает мощь, величие и счастье;
Надежда и мечта, что в нем заключена,
Чиста, как солнца луч, прозрачна, как волна.
Сколь сладостен бальзам, тобой излитый ныне!
Счастливцы — те, кого я вижу на картине:
Из комнаты своей не выходя, они
Благодаря тебе бессмертны, Гаварни.
Изящно и легко для новых поколений
Прекрасный образец дал твой счастливый гений,
И, в уваженье к тем, кто чист, кто любит труд,
Ирония пускай помедлит пять минут.
Ты дал пример благим воззреньям и поступкам,
И я воспел тебя в своем напеве хрупком.
ПожарПеревод Вал. Дмитриева
Когда, за исключеньем рока,
Кругом все безмятежно спит,
Огонь, таившийся глубоко,
На волю вырваться спешит.
Сначала он сквозь клочья дыма
Чуть пробивается с трудом,
Но искры сыплются дождем,
И пламя рвется вслед за ними.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Вот раздается звук набата,
Он возвещает всем: беда!
Полнеба заревом объято,
И борется с огнем вода.
Из пламени стремится всякий,
Что дорого ему, спасать:
Сундук — скупец, ребенка — мать,
Толпой сбегаются зеваки.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Пожара ужасы знакомы
В селе. Они страшней войны:
Трещит горящая солома,
Крестьяне словно смерть бледны,
Мычит испуганно скотина,
В хлеву пылающем дрожит,
Петух пронзительно кричит, —
Какая страшная картина!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
По зову первому набата
Уже спешит пожарных рать.
Готовы мирные солдаты
И побеждать, и умирать.
Не перечесть спасенных ими
Мужчин, и женщин, и детей,
И стариков, и матерей…
Пускай прославится их имя!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Они отважно, как матросы,
Влезают в рушащийся дом;
Пускают в ход свои насосы
Они под огненным дождем.
С багром в руках и в медных касках
Бегут вперед. Им не страшна,
Хотя отвага их скромна,
Огня лихая свистопляска.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
История, в твоих анналах
Живут героев имена…
Борцов с огнем, отважных малых,
Прославить тоже ты должна.
Таких же почестей достоин
Любой из них, кто жертвой пал;
Венок лавровый чтоб венчал
Могилу, где он упокоен!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
ТомПеревод П. Гурова
Мы, негры, жизнь влачим убого
Нас рабства сокрушает гнет,
И светлое подобье бога
На лицах наших не блеснет.
А если солнца луч несмелый
Скользнет над согнутым плечом,
Пред нами тотчас встанет белый
С подъятым в воздухе бичом.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Они кричат: «Работай, делай!»,
Грозя расправою крутой,
И мы растим им хлопок белый,
Ваниль и кофе золотой,
Поля питаем нашей плотью,
А нам они за все труды
Дают лишь жалкие лохмотья,
Глоток маиса и воды.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Но все же, совестью тревожим,
Хозяин, подобрев подчас,
Расскажет нам о Сыне Божьем,
Который отдал жизнь за нас.
И весть евангельская эта
Для наших душ в их душной мгле
Сладка, как луч дневного света,
Мелькнувший в тягостной тюрьме.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Том вечерами на досуге
В опрятной хижине своей
Читал Писание супруге,
Молитвам обучал детей.
Но миновало все, что было.
Увы, невзгоды грянул гром,
И от всего, что сердцу мило,
Далеко продан бедный Том.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?