Белая гагара ответила:
— У великих камней Тоссе́мь и Ялты́нь-нэ́ра живет племя манси. У славного вождя этого племени, мудрого Ман-Ньяы́сса есть дочь Хэ́сте, достойная стать твоей женой. Но на ней лежит великое проклятье… Разрушишь проклятье — будут у тебя жена и сын…
Вещая птица улетела, а Кудым-Ош в тот же день отправился в дальний путь — на восход солнца, к древним каменным горам, к великим камням Тоссемь и Ялтынь-нэра, туда, где жило племя манси.
День и ночь шел Кудым-Ош, кончалась одна тропа, начиналась другая. Над его головой пролетали тяжелые глухари, у ног скакали серые зайцы, белки бросали в него сверху шишками, а лисы, распушив горящие, как пламя, хвосты, глядели ему вслед из-под кустов. Но ни разу не снял Кудым-Ош с плеча лук, ни шагу не сделал в сторону от тропы в погоне за дичью.
Ранним утром вышел Кудым-Ош из лесу и увидел вдали паул[1] Ман-Ньяысса. В лучах восходящего солнца розовели берестяные чумы.
Старый вождь Ман-Ньяысс приветливо встретил пришельца, усадил его на мягкие шкуры, велел жене подбросить в костер березовых поленьев, велел варить угощение, потом спросил, что привело гостя к манси.
Сказал Кудым-Ош:
— Уже близок вечер моей жизни, а я одинок. Говорит наш народ, что одинокий человек — не человек, а всего лишь полчеловека. Нужно мне найти жену по нраву, жену по сердцу, чтобы родила она мне сына, который станет мне опорой в старости…
— Правильно и мудро говорит твой народ, — промолвил Ман-Ньяысс.
А Кудым-Ош продолжал:
— Знаю, есть у тебя дочь Хэсте. Я пришел к тебе, чтобы просить ее в жены, и готов дать за нее большой выкуп.
Помрачнел Ман-Ньяысс, только покачал головой:
— Не ты первый пришел в наш паул просить в жены мою дочь. Но, увидя Хэсте, еще никто не согласился стать ее мужем. Лучше уходи из нашей тундры, не приноси в мой чум лишнего позора и горя.
Но Кудым-Ош ответил твердо:
— Клянусь самой страшной клятвой, что не принесу в твой чум позора и горя, клянусь, что женюсь на твоей дочери Хэсте и увезу ее к моему народу.
— Если так, приведите Хэсте! — сказал Ман-Ньяысс.
Две старые женщины ввели в чум девушку, укутанную с головы до ног узорчатым покрывалом из тонкой шкуры молодого олешка.
Робкими, неверными шагами Хэсте приблизилась к отцу.
Быстро шагнул ей навстречу Кудым-Ош и в нетерпении поднял покрывало.
Дрогнула рука Кудым-Оша, и покрывало упало на землю.
Тихо стало в чуме. Ни слова не смог вымолвить Кудым-Ош, молчала Хэсте. Только слышались в тишине тяжкие, горестные вздохи приведших Хэсте женщин и кукование далекой кукушки.
— Вот она, моя дочь Хэсте! — услышал Кудым-Ош печальный голос старого Ман-Ньяысса.
Даже дорогие одежды, отороченные соболями и расшитые красным и желтым бисером, не могли скрыть безобразия Хэсте.
Ужасное существо с круглым паучьим телом на длинных птичьих лапах стояло перед Кудым-Ошем. На лице Хэсте не было лба, а толстые губы огромного рта растянулись от уха до уха, щеки были желты, а сплюснутый нос красен. И только глаза Хэсте были прекрасны — в них светились доброта и печаль.
Кудым-Ош взглянул в прекрасные глаза Хэсте.
— Ман-Ньяысс, — воскликнул Кудым-Ош,— я беру в жены твою дочь!
Громко вскрикнула Хэсте при этих словах и закрыла лицо руками. А когда она опустила руки, то все увидели, что рядом с Кудым-Ошем стоит невиданная красавица, с блестящими, как мех бобра, волосами, сквозь ее смуглые щеки просвечивает малиновая кровь, а глаза блестят, как спелая черника, и светятся в них доброта и любовь.
— Друг Кудым-Ош! — сказал Ман-Ньяысс. — Ты разрушил заклятье Ме́йка[2]. Пусть будет тебе Хэсте хорошей женой.
Дал Ман-Ньяысс Кудым-Ошу лучшую собачью упряжку, дал самую легкую нарту. Посадил Кудым-Ош на нарту красавицу Хэсте, и помчали их быстрые собаки за Камень[3], вслед заходящему солнцу…
А через год у Кудым-Оша и его жены красавицы Хэсте родился сын.
Мала оказалась ему люлька, что сплел для него Кудым-Ош из ивовых прутьев, узка новая отцовская рубашка из белого льняного холста. Положила Хэсте сына на лавку, и прогнулась под ним дубовая лавка.
Радостная весть понеслась по селениям: родился в Комму богатырь.
Дал Кудым-Ош сыну имя Пе́ра.
…Но недолго радовался Кудым-Ош: заболела и умерла его жена Хэсте.
Четырнадцать лет горевал Кудым-Ош, и днем и ночью, и засыпая и пробуждаясь ото сна, вспоминал он Хэсте.
А Пера рос стройный, как боровая сосна, красивый, как кедр, сильный и ловкий в лесованье, как его отец Кудым-Ош.
Широко расселился народ коми по лесам и рекам — от Иньвы́ до самых Каменных гор.
Шла молва о земле Комму, о ее богатствах — о драгоценных мехах, что добывают ее охотники, об обилии зверей и птиц в ее лесах и об обилии рыбы в ее водах — среди племен булгарских, и племен чудских, и северных племен печорских, за семь лесов вокруг, за семь рек, до самого Холодного моря.
А на черных скалах возле Холодного моря жило племя злых колдунов — тунов и колдуний — йом. Они не сеяли хлеба, не добывали зверя, только грабили проходящих и проплывающих. Когда-то были побережья Холодного моря богаты и многолюдны, но, с тех пор как поселились там туны и йомы, перестали туда заплывать корабли, перестали купцы ездить через черные скалы, ушли люди в леса, уплыли за моря, и край опустел.
Прослышали колдуны и колдуньи про богатства Комму, и разгорелись у них глаза на чужие меха, на чужие земли. Возликовало разбойничье племя и, покинув черные скалы, ринулось в Комму.
Пошел треск по темному лесу: это Яг-Морт — Лесной Человек, чье лицо до глаз заросло черными волосами, а глаза от злобы налиты кровью, — пробирался сквозь лес. Он шел и руками раздвигал вековые сосны, топтал, как траву, зеленые ели — ни дорог ему не нужно, ни тропинок.
Одноглазый леший Вэ́рса поднялся во весь свой рост — а был он ростом выше столетней сосны, — повернулся вокруг на своей вывороченной ноге, превратился в вихрь. Загудел он, закричал страшным голосом, от которого посыпались иглы с елей и пихт и, затрепетав, облетела листва с берез и осин, и понесся ветром над белой тундрой, над зеленой тайгой.
Нырнул в воду водяной Ва-Куль, взбаламутил все реки и ручьи, взволновал моря и поплыл под водой, разрывая по пути рыбацкие сети и топя плывущие лодки.
А у туна Па́ма ни силы Яг-Морта, ни мощи Вэрсы, ни власти над водой: мал, хил Пам, зато зол, завистлив и хитер. От вечной зависти и лютой злобы съел Пам свои собственные зубы, вырвал свои собственные волосы.
Испугался Пам, что без него разграбят Комму, заметался между скал, перевернулся через голову три раза навстречу солнцу и стал волком. Щелкнул волк зубами и побежал, оставляя шерсть с боков на смолистых стволах, на колючих кустах, перепрыгивая через кочки, подлезая под еловые лапы.
Возле Холодного моря жило племя злых колдунов — тунов и колдуний — йом.
А вслед за Яг-Мортом, Вэрсой, Ва-Кулем и Памом по невидимым земным, водяным и воздушным тропам тронулось в путь все колдовское племя тунов и йом.
Не ждали такой напасти в Комму. Но едва лишь увидели люди орду чужеземцев с ножами и палицами, взяли они свои луки из крепкой крушины, и встретили воинственных пришельцев острые стрелы.
Остановились туны и йомы на другом берегу Иньвы, не решаясь под стрелами плыть через реку. Тогда нырнул под воду Ва-Куль и поплыл под зеленой волной.
Но вышел Кудым-Ош на крыльцо и произнес заклятье:
— Стой, вода текучая! Стой, волна зеленая! Держите Ва-Куля, не давайте ему переплыть реку.
Река в тот же миг перестала течь, а Ва-Куль остановился посреди реки, и длинные подводные травы опутали его ноги.
Понял он тогда, что заклятье Кудым-Оша сильнее его колдовской власти над водой, опустился на дно и лег как большой камень.
Увидели туны и йомы, что не захватить им земли и богатства Комму в открытом бою, увидели, что Кудым-Ош против их черного колдовства знает сильные слова и заклятья, и ушли в леса и болота.
Затаилось колдовское племя, ожидая своего часа.
Четырнадцать лет растил Кудым-Ош сына Перу и тосковал об умершей жене своей Хэсте.
На пятнадцатый год в один хмурый осенний день лесовал Кудым-Ош в дальнем лесу и набрел на лесную избушку, в которой жила молодая красавица йома Си́зью. Как увидела йома Кудым-Оша, села у окна, стала расчесывать свои длинные черные волосы и запела:
То не заяц идет в петлю,
Не медведь идет в капкан,
То не волк лезет в яму,
Не лиса ищет стрелу, —
Идет ко мне Кудым-Ош,
Идет в сети к Сизью-йоме…
Был могуч и мудр Кудым-Ош. Не ведал он устали на охоте. Ходил на широких лыжах за диким зверем в дальние леса, одной рукой одолевал медведя, бывало, двух убитых лосей приносил из лесу на своих плечах. Знал он тайные лесные звериные тропы и небесные птичьи пути, знал он заветные слова и имел власть над лесом, и над водой, и над быстро бегущими ветрами.
Но околдовала Кудым-Оша красавица йома, потерял он свою былую силу, забыл заветные слова и заклятья. Одну только Сизью видел он, только ее слова слышал.
Привел Кудым-Ош Сизью в свой дом, назвал женой. Стала йома мачехой Пере.
Не видел Кудым-Ош, что беда, как осенняя мгла, опускается на край Комму и на его народ.
Не видел он, что вышли из лесов туны и йомы.
Не видел он, что тун Пам обманом и хитростью опутывает народ, забирая себе лучшие поля на южных склонах холмов; не видел, что пришельцы под покровом ночи грабят селения; не видел, что гонит охотников из лесу одноглазый Вэрса, а рыбаков от рыбных рек водяной Ва-Куль.
Не видел бед народа Кудым-Ош, не слышал его жалоб — слышал он тихие и ядовитые, змеиные слова Сизью.