Как Вике уже успела объяснить Вера Федоровна, выставка хоть и называется общешкольной, но в ней участвуют работы учеников только с пятого по девятый класс. Члены жюри решили, что было бы несправедливо, чтобы совсем взрослые десяти- и одиннадцатиклассники соревновались с совсем маленькими пятиклашками. «Борьба» была бы неравной. Прогуливаясь вдоль стен, увешанных рисунками, Вика видит среди них и самые обыкновенные, с понятными сюжетами, и совсем уж невероятные. На самых необычных – какие-то ромбы, треугольники, круги, из которых «собраны» люди, деревья, животные; или, например, много-много точек, которые вблизи кажутся разноцветным беспорядком, а если отойти чуть дальше – превращаются в удивительный пейзаж. Возле таких работ Вика останавливается и задерживается на несколько минут. Как вообще можно придумать и нарисовать такое? Наверное, эти ребята учатся в художественной школе с раннего детства. Они точно могут рассчитывать на победу в сегодняшней выставке. Не то что она. И вот Вика доходит до своей работы. Девочка в изумрудном платье, играющая с трехцветным котенком в высокой траве, – обычный карандашный рисунок. Котенок прыгает, резвится; девочка улыбается и протягивает руку к котенку, чтобы погладить его. Надо же: кажется, что они двигаются, будто живые! Вика с Шустриком. Или Ада с Шустриком…
С воспоминаниями о навсегда потерянном Шустрике к Вике возвращается грусть. Она отходит в угол, где никого нет, собираясь простоять там до конца выставки. Все равно ей тут ничего не «светит», ее работу даже не заметят среди других, не говоря уж о том, чтобы отметить ее каким-то призом. Взглянув снова в сторону Таты и ее «свиты», Вика думает с горечью: «Они обсуждают какую-то ерунду, сплетничают, но зато не знают, что такое одиночество: они и сейчас, и всегда друг у друга есть, а у меня – никого». Вот бы Ритка поправилась и пришла в школу пораньше – тогда сегодня она точно была бы здесь и поддержала бы Вику.
И тут в толпе «свиты» Вика замечает знакомую красную блузку. Ритка! Но как она тут появилась? Ее ведь не было сегодня в школе. Неужели пришла специально на выставку? «Тогда почему она сейчас с Татой и ее подружками, а не рядом со мной?» – недоумевает Вика. Она подходит поближе, чтобы рассмотреть девочку в красной блузке. Точно: Ритка!
– Ритка, привет! А ты чего… ты как… ты уже выздоровела? Ну наконец-то! Как здорово, что ты пришла!
Вика от охватившей ее радости не замечает никого и ничего вокруг: ей хочется поскорее пробиться сквозь толпу к Ритке, чтобы обнять ее. Только вот Ритка, кажется, совсем не разделяет восторг подруги. Ее холодный стальной взгляд будто гвоздями прибивает ступни Вики к полу – так, что она вдруг теряет способность двигаться и застывает на месте. Когда Ритка начинает говорить, каждое ее слово обжигает таким же стальным холодом:
– Меня девочки позвали. Мне стало получше, температура спала, – вот я и пришла.
Сказав это, Ритка с улыбкой снова поворачивается к своим собеседницам, Тате и ее подружкам, и продолжает разговор, который прервала Вика. То есть как это «девочки позвали»? Значит, она за время своей болезни успела подружиться с Татой и ее «свитой»? «А как же я?» – в отчаянии задает себе мысленно вопрос Вика. И сама же себе на него и отвечает: «А я ни разу даже не позвонила ей и не узнала, как она себя чувствует». Сама, значит, виновата. Да, пусть так. Но почему Ритка решила сойтись именно с этой компанией? Может, в отличие от Вики, они ей звонили и спрашивали, как у нее дела? Поэтому, когда ей стало лучше, она согласилась пойти на выставку именно с ними – не с Викой.
Вика в растерянности отходит в сторону, а потом уныло плетется в свой пустой угол – место для одиночек и неудачниц вроде нее. В шумной толпе ей все равно уже нечего делать и не с кем разговаривать. Она винит то себя, то Тату и ее компанию, то Ритку. Но какая разница, кто виноват, если Ритка сейчас уже совсем чужая?
Вика смотрит на нее снова отсюда, из своего угла, и не узнает: ей кажется, что там, рядом с Татой, стоит совершенно незнакомая девочка. В горле внезапно образуется противный комок, дышать становится трудно, к глазам подступают слезы. Ну вот, еще не хватало разреветься прямо тут, перед всеми! Вике хочется исчезнуть отсюда и оказаться в совершенно другом месте: там, где друзья не предают; там, где можно радоваться, улыбаться, быть красивой и достойной громких аплодисментов. Такое место Вика и видела во сне, но существует ли оно в реальности?
– …и главный приз получает Виктория Серебрякова, ученица шестого «А» класса, за рисунок «Девочка с котенком».
Вика не сразу понимает смысл прозвучавших из больших колонок громких слов. Оказавшаяся вдруг рядом Зина трясет ее изо всех сил и тараторит без умолку:
– Ну, иди же за призом! Подойди к столику жюри! Чего ты стоишь, как замороженная?
Не чувствуя ног, Вика почти наугад бредет в ту сторону, откуда вроде бы доносился голос, объявивший победителя выставки. Виктория Серебрякова, Виктория Серебрякова… Разве это она?
– Вика, поздравляю! Вот твой сертификат на обучение в художественной студии. Тебя возьмут сразу на последнюю, третью, ступень. Первые две тебе уже точно не нужны. Давайте поаплодируем Вике!
Вера Федоровна, закончив свою речь, протягивает Вике большой конверт и аплодирует ей вместе со всеми. Потом другие члены жюри говорят что-то о «прелестной девочке» и таком же «прелестном» котенке, которые хоть и нарисованные, но выглядят «совсем как живые». О таланте, «способностях к живописи», которые «могут проявиться, если долго и усердно работать – даже самостоятельно».
Вика понимает, что это все вроде бы имеет к ней какое-то отношение, но в то же время ей кажется, будто слова эти совсем не о ней, а ее вызвали сюда по ошибке, вместо кого-то другого. Будто существует какая-то другая, настоящая, Вика Серебрякова, а она – самозванка. Перед глазами все расплывается и постепенно превращается в беспорядочный набор цветных точек, пятен и клякс – как на одном из выставочных рисунков. Снова раздаются аплодисменты – такие громкие, что Вике хочется закрыть уши и бежать отсюда как можно дальше. Вика приходит в себя, только когда все начинают расходиться и шум вокруг стихает. Она все так же неподвижно стоит возле столика жюри, за которым больше никого нет.
– Ты потом как-нибудь все-таки расскажи, как тебе удалось добиться таких успехов в рисовании, – Вера Федоровна неожиданно оказывается рядом с Викой и, обращаясь к ней, с улыбкой смотрит на нее.
Вика отводит взгляд. Ей стыдно смотреть в глаза человеку, который искренне поверил в то, что именно она – автор рисунка, что она смогла самостоятельно научиться так красиво рисовать, развить в себе способности, которых… никогда не было.
– Ты сможешь использовать свой сертификат на обучение в студии, начиная со следующего месяца. Я очень рада за тебя! У меня в твоем возрасте не было возможности учиться рисованию в художественной школе, хотя мне очень хотелось. Пришлось многое осваивать самостоятельно. Только через несколько лет я сумела попасть в училище. А ты сможешь получить нужные знания у хороших преподавателей уже сейчас. Чем раньше – тем лучше. Это здорово, правда?
Вика все так же молчит. Она не знает, что ответить учительнице. Да и просто не может произнести ни слова. Конверт, который она держит в руке, кажется ей не ее собственным: будто она взяла чужое – украла! Но Вера Федоровна и не требует никакого ответа; снова ободряюще улыбнувшись, она прощается с Викой и уходит. Вика оглядывается вокруг себя. Тата и ее «свита» еще не разошлись – все так же стоят кучкой и трещат без умолку. Ритка по-прежнему с ними. Им весело, они увлечены своим разговором, на Вику даже не смотрят. Никто из них ее не поздравил с победой. До Таты и ее подружек Вике нет дела. А вот Ритка… Неужели ей все равно? Она всегда поддерживала, интересовалась, как дела, «болела» за Вику всей душой и помогала, когда ей предстояло сделать что-то важное и сложное. А вот Вика ни разу ей не позвонила, когда Ритка болела по-настоящему. Все из-за этой истории с Адой. Она настолько поглотила и захватила Вику, что в голове просто не оставалось места для мыслей о чем-то другом. А если объяснить все Ритке? Может, она поймет и перестанет обижаться?
Возможно, Ритка когда-нибудь простит Вику, но пока что она даже разговаривать с ней не хочет. Конечно, она имеет право обижаться. Но зачем было связываться именно с Татой и ее «свитой»? Ритка же знает, что они – Викины враги. Это неправильно, несправедливо. Ритка сказала, что «девочки позвали» ее на выставку. Получается, Тата со своими подружками забрала у Вики Ритку. Или не они, а… те страшные и жестокие тени из мира мертвых, хозяева Ады? Так вот она: расплата за рисунок, выставку и главный приз. «Взяла мое – отдай свое». «Мое» – это талант Ады, а «свое» – Ритка. Без этого сертификата Вика могла бы обойтись, точнее – он ей вообще не нужен, а вот как она теперь будет без Ритки, если ее не захотят ей отдавать?
Глава 10В западне
– Крутой рисунок – поздравляю с победой! Заслужила! И студия, в которой будешь учиться, тоже крутая.
Перед Викой, будто из ниоткуда, появляется рыжеволосый парень в клетчатой рубашке, с веселой россыпью таких же рыжих веснушек на лице. Вика узнает в нем Тёму из шестого «Б». Того самого, за которым, как она от кого-то слышала, уже давно «бегает» Тата: присылает ему то валентинки, то сообщения, только вот он все равно ее не замечает. Что такого в этом Тёме, что самой Тате он не дает покоя? На вид – обычный мальчишка. Вике становится вдруг любопытно: может, у него какие-то необычные увлечения или другие интересные особенности? Чем-то ведь он привлек Тат у.
– А откуда ты знаешь, что эта студия крутая?
– Просто нам в художке о ней рассказывали. Наши преподы говорят, что, если мы окончим художку с хорошими оценками, сможем поступить в эту студию и попасть сразу на третью ступень. Без экзаменов!
– Понятно. Слушай, если ты учишься в художке, почему не нарисовал что-нибудь для выставки, не участвовал со своей работой сегодня?