— Как? — спросила Рита и посмотрела на подругу.
— Да очень просто, — с усмешкой ответила Зоя. — Для начала я дам ему себя обнять и поцеловать. Пока в щечку. Парню, конечно, захочется чего-то еще, но я в первое свидание больше ничего не позволю. Однако надежду дам. Чтобы он там, в своей сержантской школе, всю неделю думал обо мне и мечтал о новой встрече. Когда мы увидимся в следующий раз, то, может, поцелуемся в губы. Один раз, не больше. На новом свидании я разрешу ему потрогать мою грудь, дам понять, что не против, если последует продолжение. Но не сегодня. Уверена, он больше ни о чем другом и думать не сможет, как о новой встрече со мной. И ни на какую другую девушку уже не посмотрит. А что это значит? — спросила Зоя и лукаво посмотрела на подругу.
— Что? — Рита подняла брови.
— А это значит то, что он мой! — заявила Зоя и засмеялась. — Весь! Со всеми своими мыслями. — Она слегка прищурилась и добавила: — И мужскими достоинствами. Ну а твой-то тебе понравился? — спросила подругу Зоя, переведя разговор на Егора.
— Да, — просто ответила Рита.
— Ну так действуй, подруга!
Может, Рита и последовала бы совету приятельницы, умудренной опытом. Егор очень ей понравился, и она отдала бы многое, чтобы еще раз увидеться с ним. Но так уж вышло, что на следующий день началась война. Курсантов окружной школы младшего начсостава разбудили в пятом часу утра взрывы авиабомб и звон выбитых стекол.
А потом был шестисоткилометровый пеший марш до Киева. Вернее, за Днепр, до Броваров. Шли по сорок, а то и пятьдесят километров в день, не ведая, когда выйдут к своим. Курсантам казалось, что линия фронта двигалась на восток быстрее, нежели шагали они. И было уже не до девушек и любви. Парни все время хотели есть, а еще больше — спать. Они мечтали о том, чтобы все это поскорее закончилось. Как и где — уже не столь важно.
До своих курсанты школы младшего начальствующего состава все же дошли. Но им и потом было совсем не до свиданий.
— Рита, я вас вспомнил! — едва ли не воскликнул младший лейтенант Ивашов, весьма обрадованный этим обстоятельством.
Его неловкость сразу улетучилась. Егор Ивашов почувствовал себя куда более свободно, как будто бы встретил человека, с которым был давно и очень хорошо знаком.
— Простите, что не сразу вас узнал. Но с тех пор столько всего случилось. И не расскажешь!
— Это верно. — Девушка помрачнела. — Началась война.
— Значит, вы теперь в полевом прачечном отряде, — произнес Ивашов, оглядывая хозяйство.
— Ну, не то чтобы только теперь. — Рита продолжала хмуриться, наверное, вспомнила что-то неприятное для себя. — Если быть точнее, то с весны сорок второго года, — безо всякой интонации добавила она. — В январе я узнала, что моих родителей расстреляли немцы. Они не успели эвакуироваться из Коломыи. А я вот, как видите, успела. Эвакуировалась вместе с нашим техникумом. И как узнала о смерти родителей, так сразу отправилась в военкомат, хотела пойти на фронт медсестрой, а меня вот сюда определили. Записали в прачечный отряд. Объяснили, что это тоже фронт, что помогать можно и здесь. Ведь кто-то же должен стирать солдатам обмундирование. С тех пор я тут.
— Радзинская! — Голос плотного старшего сержанта медицинской службы с выдающейся грудью был под стать ее фактуре. — Пора вошебойку освобождать, не видишь, что ли! Кто за тебя это делать будет, Пушкин Александр Сергеевич? — Старший сержант недовольно зыркнула в сторону Ивашова.
Будь он не в офицерском звании, она непременно ввернула бы ему что-нибудь колкое. За такой бабой это явно не заржавеет.
— Все, товарищ младший лейтенант, мне пора. — Рита метнулась к бочке, потом почти бегом вернулась и сказала: — Приходите сегодня вечером к запруде. Часов в девять. Я вас ждать буду.
— В девять. Хорошо… — не очень уверенно ответил Егор.
Его еще никто не приглашал на свидание, да и сам он отважился это сделать всего-то раз в жизни, зимой сорокового года. Поэтому предложение Риты встретиться сегодня вечером оказалось для него не просто неожиданным. Оно было сродни грому посередь ясного неба.
— Ну вот и договорились, — сказала Рита. — А вам точно ничего не надо постирать?
— Точно, — ответил Егор Ивашов и заставил себя улыбнуться.
— Ну и хорошо.
Вечером, когда Егор подошел к запруде, Рита уже была там.
Девушка заметно обрадовалась его приходу, что немного смутило младшего лейтенанта. Он не знал, как вести себя в таком случае. Опыт в общении с девушками был небольшой, едва ли не нулевой.
Молодые люди пошли по тропинке в сторону перелеска. Маргарита рассказывала о себе, о школе, техникуме, о близких подругах-прачках, с которыми буквально породнилась. Она хотела, чтобы Егор узнал о ней как можно больше, чтобы между ними не осталось каких-либо неясностей, недоговоренностей, чтобы он поскорее увидел, какая она хорошая и добрая, оценил ее качества по достоинству. Ведь этот парень понравился ей еще тогда, вечером двадцать первого июня сорок первого года. Будь она побойчей, так у них с первой встречи завязалось бы хорошее знакомство. Конечно, им помешала бы война, но они могли бы писать друг другу трогательные и нежные письма. Так делали многие другие люди. Сегодняшняя встреча могла бы стать совсем иной, куда более теплой, что ли, душевной.
Егор же о себе говорил скупо. Да и что такого особенного он мог рассказать, если с самых первых месяцев службы в Красной армии учился задерживать нарушителей границы. Потом, находясь на службе в пограничном полку НКВД, опять-таки ловил диверсантов, дезертиров и бывших полицаев. Да и теперь, когда Егор Ивашов стал оперуполномоченным полковой контрразведки СМЕРШ, род его занятий, собственно, не особо изменился. Так что никакой личной жизни у младшего лейтенанта не было да и быть не могло.
— Трудно, наверное, вам… — Егор быстро поправился, — тебе приходится. Фронт — вот он. Да еще одни мужики кругом.
— Трудно было на первых порах, с непривычки. Руки-ноги гудят, спину ломит. Как только выдается передышка, валишься на ворох белья и засыпаешь. Обстираем одно подразделение, сразу получаем приказ выдвигаться в расположение следующей части. — Рита вздохнула, мельком глянула на Егора и продолжила: — А мужчины нам всегда помогают, и дрова поколют, и воды принесут. Сейчас, летом не так много работы. Зимой побольше бывает. — Маргарита даже слегка поежилась. — Тогда помимо гимнастерок, штанов и белья приходится стирать телогрейки, ватники и халаты эти… да, маскировочные. Они все такие тяжелые, смерзшиеся. Некоторые насквозь в крови. Или совсем не белые, а черные от грязи. Их в первой воде стирать нельзя. Она сразу становится черная либо красная. А белье, прежде чем сушить, мы пропитываем специальным мыльным раствором против вшей. Ведь дуст не очень-то помогает. Такой от этого мыла запах ужасный, что многих девчонок поначалу тошнило. И меня тоже. А потом ничего, попривыкли. Кровь же мылом не отстирать, содой надо. Каустической. Руки после нее сильно трескаются. А вот летом — совсем другое дело. — Рита замолчала и посмотрела на свои руки в мелких трещинках.
Егор в порыве жалости и нежности вдруг неожиданно для самого себя обнял ее за плечи. Девушка не отстранилась, не фыркнула, напротив, прильнула к нему, как тростинка на сильном ветру к крепкому дереву, да так и застыла.
Она посмотрела на него снизу вверх и заговорила немного тише:
— А еще бывает трудно, когда вдруг среди белья попадется гимнастерка без рукава, кальсоны без штанины. Первый раз, когда я такое увидала, сразу представила случившуюся беду и заплакала, не удержалась. Ведь это чей-то сын или муж. Может, любимый. Стирала и полоскала в воде пополам со слезами. Потом как-то попривыкла. Оказывается, на войне можно привыкнуть ко многому. — Рита опустила голову и замолчала.
Начался перелесок, реденький, вдоль и поперек перепаханный гусеницами танков так, что было не видно травы. А они не замечали ничего вокруг, шли по тропинке. Запахло хвоей и еще тем цветочным настоем, который бывает только в лесу.
Егор шел, обняв девушку за плечи. То, что творилось в этот момент в его душе, вряд ли поддавалось какому-либо определению. Ему было просто хорошо, а слова оказались совсем не нужны.
— Да ну ее, эту стирку, — произнесла Рита и еще сильнее прижалась к Ивашову.
Похоже было, что девушка чувствовала то же самое, что и Егор.
— Ну ее, эту войну. Нам что, больше не о чем поговорить?
— И правда, ну ее, а то ведь так можно и…
— А ты целовался с девушкой? — неожиданно спросила Рита, не дав Егору договорить.
Ивашев был застигнутый врасплох, сам того не желал, но ответил правдиво:
— Да, два раза.
— Ну тогда вот тебе третий. — Маргарита остановилась, заглянула Егору в глаза, поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
Получилось очень крепко.
Мужчины любят бойких девушек. Это правда. Не все они говорят об этом вслух и стремятся связать с такими особами свою дальнейшую жизнь, но с ними, лишенными робости и стеснения, быть вместе определенно веселее.
Егору понравилось, что Рита в их стремительно развивающихся отношениях приняла инициативу на себя, освободила его от неловкости, лишила возможности повести себя неправильно и понаделать ошибок. Ее поцелуй мгновенно сблизил их, породнил. После него стеснение стало бы уже чем-то искусственным и совершенно ненужным.
Далее произошло именно то, что нередко случается между мужчиной и женщиной, когда их связывают чувства. Егор даже не понял, как это все произошло. К нему вдруг пришло осознание того, что эта девушка ему очень дорога и он не хотел бы ее потерять.
Егор проводил Риту до самой палатки. Почти всю дорогу они держались за руки, только в самом конце неловко расцепили пальцы. Пусть их чувства останутся пока тайной для других. Да и не обязаны они делиться с кем-то своей радостью. Ибо это личное, принадлежащее только им двоим.
Расставаться им очень не хотелось. Они еще долго стояли возле одинокой сосенки недалеко от палатки, так и не решаясь пожелать друг другу спокойной ночи.