Я не без труда выполнил ее пожелание, и ошарашенный Гоша, заметно полинявший и съежившийся, как если бы из него выпустили воздух, стал невнятно извиняться, приложив руки к груди. Похоже, он сначала основательно нагрузился всякой дрянью, прежде чем заняться поисками дамы сердца на сегодняшний вечер.
– Иди, Гоша, – сказала ему Наташа. – Иди. И забери, раз уж начал… – Она кивнула на недопитый им коктейль. Он что-то забормотал, извиняясь, и стал отходить от нас, прихватив добычу, пятясь и кланяясь.
– Ну вот, вечер испорчен, – сказала Наташа. – Раньше здесь было по-другому. Кого попало сюда не пускали. Надо было его заставить взять для тебя другой коктейль, как ты думаешь?
– Зря ты здесь устроила демонстрацию своих возможностей, – сказал я, оглядываясь на посетителей за соседними столиками. Они были в таких же кожаных жилетках и все, как по команде, напряглись, повернувшись в нашу сторону. – Ты была для всех королевой бала, а теперь ты мент поганый. Теперь все поймут, кто мы и чем тут занимаемся.
– Тебя это пугает? – сощурилась она. – Мне все равно, милый, что о нас подумают эти люди… – она рассмеялась. Потом стала серьезной. – Даже если они разгадали нас, приняли за тех, кто мы есть на самом деле, то решили, что мы выслеживаем здешних наркоторговцев. На большее у них просто не срабатывает воображение. Никто из присутствующих не сможет понять, для чего мы разыгрываем влюбленных.
Сказав все это, она нагнулась и подняла с пола нож с выкидным лезвием, который Гоша успел достать, но не сумел воспользоваться.
– Мне пришлось это сделать за тебя, милый, потому что ты совершенно не был к этому готов. В нем ты увидел лишь своего соперника, который к тому же покусился на твой коктейль.
– Прости, – сказал я.
– Ну почему? – протянула она. – Мне это как раз понравилось. Значит, ты влюбился по-настоящему или полностью вошел в образ. – И лукаво посмотрела мне в глаза.
Смеется или серьезно? Ни черта не поймешь.
– И что ты предпочитаешь? – спросил я.
Она задумалась, пустила дым вверх к потолку, где и без того уже сгустился табачный смог, который не могли развеять лениво кружащиеся лопасти вентиляторов.
– Даже не хочу это обсуждать, – сказала она. – Иначе мы с тобой далеко зайдем. Тем более мне скоро предстоит разговор с твоей девушкой… Если Турецкий, конечно, не передумает. Я бы на его месте переиграла, а ты?
– Не знаю, – пожал я плечами. – О Турецком никогда ничего нельзя сказать сразу и однозначно. Иногда кажется, что он не во всем прав, потом восхищаешься его способностью видеть на пару ходов дальше тебя… Кстати, ты, по сути, задала мне тот же самый вопрос, который только что не захотела обсуждать, тебе не кажется?
– Ты прав, – согласилась она. – Лучше расскажи мне о своей Кате, прежде чем я ее увижу.
– Я не хотел бы о ней говорить, – сказал я тихо, воспользовавшись тем, что эти парни на сцене наконец выдохлись и одарили нас тишиной. – И не хотел бы ничего слышать о твоем Гене.
– Ну почему? Я как раз могу о нем рассказать. Гена Андросов – лучший боец нашего подразделения, говорят, ему нет равных. Очень уж у нас это с ним совпадает. А хотелось бы, чтобы хоть что-то дополняло… Меня, наверное, он любит. Я его тоже. Наверное. А впрочем, я ничего не знаю… Даже не знаю, как тебе это объяснить. Очень уж ты стеснительный. Закомплексованный, что ли. Возможно, осуждаешь меня, что обсуждаю Гену за глаза. Верно? Просто не знаю, что о нем рассказывать… И спрашивать у тебя о твоей Кате уже не хочу. Тем более не хочу с ней знакомиться, раз ты ничего не собираешься о ней говорить…
Опять было непонятно – серьезно она это говорит или дурачится.
Мы помолчали. Наташа курила одну сигарету за другой. На нас по-прежнему поглядывали с соседних столиков, перешептывались… Мне показалось в полумраке, что Гоша, только что отнявший у меня коктейль, хотя собирался отнять нечто более важное, вдруг вынырнул среди танцующих, кому-то что-то сказал и снова исчез. Значит, инцидент с ним нельзя считать исчерпанным?
Я покрутил в руке его нож, который он, по-видимому, хотел бы заполучить назад, потом положил его в карман пиджака.
– Ничего серьезного, – ответил я на вопросительный взгляд Наташи. – Самоделка. По-настоящему крутые такими не пользуются. У них только фирменные.
– Тем он и опаснее, – сказала она. – К тому же он здесь не один. Такие лезут на рожон, поскольку не думают о последствиях, которые их ожидают. Ты бы выпил что-нибудь, чем так сидеть.
– Пожалуй, – согласился я. – Беда в том, что мои баснословные адвокатские гонорары уже истощились. Они ушли на угощение твоего нового знакомого.
– Я же спрашивала тебя, – усмехнулась Наташа и покачала головой.
– Можно подумать, что министр внутренних дел прибавил вам жалованье.
– В том то и дело, – вздохнула она. – Заплатить за вход мне хватило, но не больше. Хотя все напропалую собирались меня угостить… Однако сдается мне, что через несколько минут или даже раньше мы сказочно разбогатеем за счет этого заведения.
Я только с недоумением посмотрел на нее, но ничего не сказал. Кажется, уже начал привыкать к ее приколам. И принимать их всерьез.
Именно через пять минут музыка опять прервалась и некто в белом фраке с красной гвоздикой в петлице провозгласил, что сейчас начнется самое главное. То есть будет провозглашена «Мисс Фея» этого, сегодняшнего, вечера, с соответствующей премией и подарками. Мужчины, подуставшие от танцев и этих завывающих козлов в кожаных жилетках, оживились, задвигались, оглядывая присутствующих девиц.
И я не мог не заметить, что абсолютное большинство этих осовелых мужиков оглядывало именно Наташу. Некоторым, похоже, не терпелось подать за нее свой голос…
Мне оставалось только терпеть их беспардонное поведение.
Надо ли говорить, что так оно и случилось… Претенденток было немного, в основном их выдвигали те, кто до этого просто не увидел Наташу.
Ей отвалили тысячу долларов, подарили какую-то умопомрачительную парфюмерию, и она сошла с подиума под восторженные аплодисменты и завистливый свист. Правда, она не могла не знать, что эти призы еще предстоит отрабатывать: танцевать чуть ли не со всеми желающими, раздавать очередные призы тем, кто будет выигрывать их в последующих лотереях, всякий раз подставляя щеку для поцелуев…
Вернулась она ко мне за столик только через два часа, усталая, но всем на свете довольная.
– На твоем месте я бы поменял работу, – сказал я. – Здесь ты сможешь торчать до пенсии и сделать сбережения на старость.
– Не будь занудой. Гуляем! – воскликнула она. – Чем ты недоволен? Скоро будет конкурс на самого классного мужика. За кого я отдам свой голос, как ты думаешь?
– За Гошу, – сказал я и нарочито громко вздохнул. – Это я так ему завидую. Такие деньги за какие-то несколько минут.
– Я бы предпочла, чтобы ты меня ревновал, – сказала Наташа.
Тем временем снова заиграла музыка и к ней стали подходить новые соискатели ее дивной талии. Среди них Гоша.
– Спасибо, – отмахивалась она. – Я устала. Я могу побыть со своим другом, которого столько лет не видела? – А Гоше сказала: – Мы с тобой уже во всем разобрались и друг друга поняли.
Гоша подошел не один, а с такими же, как он, завсегдатаями все в тех же пресловутых кожаных жилетках. Они стояли с отсутствующими лицами, изображая из себя сильно крутых.
Гоша ничего не ответил Наташе, только посмотрел на меня, прищурив глаза. И его друзья тоже посмотрели. Лениво так посмотрели, что, видимо, должно было выразить их превосходство.
– Чуть не забыла, – обернувшись ко мне, громко сказала Наташа, так чтобы все слышали. – Нам с тобой дадут машину и охрану, когда соберемся отсюда уезжать.
Кожаные жилетки переглянулись. И как-то незаметно слиняли.
– Так в чем дело, – спросил я, когда мы остались одни, – сматываем удочки, пока деньги целы?
– Неудобно, – сказала она, приподняв плечи. – Не знала, что ты такой скряга. Как ты не понимаешь – эту премию я должна здесь же истратить или отдать на благотворительность. Здесь так принято. Поэтому я и говорю: гуляем! Я угощаю. Чтобы не вызывать подозрения у публики, а то и так нас числят здесь мусорами…
– Уж какие там подозрения… – пробормотал я.
Просто мне не хотелось, чтобы она за меня платила. Хотя я прекрасно понимал: убегать сразу, как только выиграл хорошие деньги, неприлично. Хоть в лагерном бараке, где играют блатные, хоть в элитном ночном клубе, где собираются крутые.
– Делать нечего, – сказал я. – Гулять так гулять. Пока всю тыщу не спустим – отсюда просто не уйдем!
– Ну почему, кое-что можем оставить для себя, – шепнула она на ухо. Потом улыбнулась, привстала, поцеловала меня в щеку, хотя я еще ничего не выиграл, и протянула сто долларов. – Бери и ни в чем себе не отказывай! Так это, кажется, называется…
Я шел к стойке бара, сжимая в руке купюру и раздумывал, что бы это могло означать – оставить для себя?
Но это легко сказать – прогулять тысячу баксов за одну ночь. Даже при здешних ценах. Тем более мы были на работе. Проесть, даже при здешних ценах, – нам не под силу. К тому же кое-кто из нас, кажется, бережет фигуру. А на восстановление храма или на инвалидов здесь никто не собирал.
– Вот черт, – сказал я уже под утро. – Никогда не думал, что это так тяжело – прогулять штуку баксов за одну ночь. Тем более если не пьешь. И не пора ли нам, в таком случае, сваливать? По-английски. Тем более что все конкурсы уже закончились.
– Еще не было главного конкурса, самого последнего, – Наташа кивнула в сторону ведущего, чей белый фрак был уже в пятнах, а красную гвоздику сменила чайная роза. Он о чем-то шептался с уже надоевшим мне Гошей в его неизменной жилетке. Возможно, этот Гоша был здесь не последним человеком.
– И, наконец, последний наш конкурс! Самый интригующий и занимательный! – провозгласил шоумен. – Выбор «Мистера Ночь»! Самого крутого и классного мужика из наших гостей!
При этих словах в его сторону стали поворачиваться недовольные головы. Только что люди мечтали лишь об одном – поспать после трудовой ночи, которую они честно отработали. Зато дамочки, похоже, проявили большую заинтересованность.