ды на семейные устои… А все-таки Катю жалко.
Я помахал пальцем перед его носом.
– Утешится на своих презентациях, – сказал я. – Там эти утешители выстроились в очередь. Так что не дави на меня, Вадик.
– Ладно, на кого еще мы можем рассчитывать?
– Этих тебе мало? – поинтересовался я. – Тогда на Волоху, имеющего три судимости, но готового пахать, чтобы отомстить за своего друга Леху. На Олега Григорьевича, охранника Оли Ребровой, хотя он сейчас тяжело ранен… Нас не так уж мало, если вдуматься.
Вадим посмотрел на часы.
– Вот и пообедали, – сказал он, похлопав себя по животу.
Я понял этот жест, как приглашение покинуть его гостеприимный кабинет и сходить в ближайшую закусочную возле метро, поскольку он достал из кейса небольшой термос и какой-то промасленный сверток. «Тормозок» для адвоката, так это называется. Вадик сразу ушел в себя, то бишь стал уплетать за обе щеки, как если бы меня здесь уже не было. Дружба дружбой, а бутерброды с карбонатом врозь. Обидно…
Я уже поднялся с места, как раздался телефонный звонок. Вадим поднял трубку и перестал жевать, слушая.
– Это тебя… – сказал он, с удивлением протягивая мне трубку.
– Я никому не давал твой телефон, – объяснил я.
– А в этом нет необходимости, – произнес незнакомый мужской голос в трубке. – Мы и так всегда знаем, где ты торчишь. Короче, твоя подруга сейчас у нас. Выкладываешь сто тысяч баксов, и она у тебя в койке. А пока мы ее не трогаем, хотя ребятам уже не терпится и мне все труднее их удерживать…
– Но у меня столько нет, – пролепетал я, подумав сначала, что он говорит о Наташе, потом только сообразил, что речь идет о Кате.
– Завел такую классную телку, значит, будь готов за все платить, – нравоучительно сказал тот же голос. – Хорошо, можешь отдавать по частям. И мы ее тоже будем возвращать частями. Сначала ухо, потом левую ногу, потом правую руку… Согласен?
– А как мне с вами связаться? – спросил я, показав рукой Вадиму на другой телефон, который стоял у него на столе.
– Решил потянуть время? – хмыкнул абонент. – И определить наш номер? Бесполезное дело, скажу сразу. А любая такая попытка будет сразу нами засечена и в корне пресечена.
– Но я могу хотя бы с ней поговорить, чтобы убедиться, что ты не врешь? – спросил я, косясь на Вадима, который дрожащими пальцами бестолково набирал то один номер, то другой.
– А это – пожалуйста! Сейчас подойдет…
– Звони Турецкому! – сказал я, прикрыв микрофон ладонью.
Бедный Вадик только со второго раза набрал номер Александра Борисовича.
– Юра… – услышал я голос Кати в трубке, – прости, я сама виновата… Хотела тебе отомстить… Вчера после презентации поехала с одним молодым человеком, он сказал, что меня проводит домой, а сам…
– Полегче! – грубо прервал ее тот же голос. – Я же сказал, ничего лишнего!
Похоже, он вырвал у нее трубку. Мне показалось, что слышу ее отдаленный плач.
– Ну ты понял, да? Убедился теперь? Что молчишь? В зобу дыханье сперло?
– Да, убедился, – с трудом выговорил я. – Все понял.
– Завтра я перезвоню. В это же время. В тринадцать тридцать две. У тебя двадцать четыре часа. Найду тебя сам, где бы ты ни был. И не вздумай обращаться за помощью к своим ментам! Я узнаю, прежде чем ты об этом подумаешь! Это тоже понял?
– Понял, – сказал я кротко.
– Конец связи, адвокат! – в его голосе было слышно торжество.
Он бросил трубку, и это отозвалось во мне грохотом горного обвала.
– Его нигде нет, – доложил Вадим, растерянно глядя на меня.
– Идиот! – с чувством сказал я. Но, заметив, как он сник, успокоил. – Это я про одного твоего приятеля.
По-видимому, у меня был настолько несчастный вид, что сердце Вадика дрогнуло и он протянул мне нетронутый бутерброд. Я отмахнулся. Я переживал за Катю, как она там, в застенках у похитителей, как они глумятся и издеваются над ней. И все из-за меня… Если бы я собрался с духом и сказал ей сам все сразу. Если бы я повел себя как мужчина, то есть не испытывал бы всех этих сомнений и терзаний… А просто и грубо, ради ее же безопасности, послал бы ее куда подальше, показав себя тем, кем являюсь на самом деле – никчемностью, недостойным ее внимания скотиной. Именно так и следовало мне поступить, тогда она попереживала бы из-за моего предательства и послала меня еще дальше и не попала бы к этим подонкам.
Даже сейчас мне следовало отнестись как можно спокойнее к тому, что пришлось услышать. Мол, а мне все равно. У меня теперь, чтоб вы знали, другая. Куда лучше этой. А вам, если на то пошло, стыдно об этом не знать…
Или они знают, что Наташа как раз призвана отвести их внимание от Кати? Бр-р-р, просто голова кругом!
– Турецкому надо звонить по сотовому, – сказал я устало. – Он всегда при нем… Хотя, что я говорю, ты ж не знаешь его кода. Вадик, надо бы обсудить, потому что я уже ни черта не соображаю. И не трать время на нравоучения, сильнее, чем я себя наказал, наказать меня уже невозможно…
– Я все понял, – сложил ладони Вадим. – Юра, располагай мной на свое усмотрение. Ради тебя и Кати, да я…
У него не хватало дыхания и словарного запаса, чтобы выразить нам свою преданность, а я потерянно смотрел на него. Только сегодня я слышал то же самое от Наташи. Сговорились они, что ли?
– Они ее похитили? – спросил он.
Я только тяжело вздохнул. Уж эта процессуальная манера спрашивать своего друга обо всем…
– И требуют выкупа? – продолжал он, не обращая внимания на мое недовольство. – И сколько?
– Сто тысяч долларов. Пора бы знать. Сегодня это единица выкупа у похитителей всех широт и национальностей.
– Я просто хочу понять, кто они, – продолжал Вадим. – Наши с тобой новые знакомые, с которыми мы в состоянии войны, или другие, кого интересуют только деньги?
– Другие сперва осведомляются о финансовых возможностях потенциальной жертвы, – ответил я. – Если только они не последние дураки. Другие не могут не знать, что взять с меня, моих родственников и друзей, вместе взятых, просто нечего… Буквально где сядешь, там и слезешь. Поэтому не беспокойся, это те же самые, наши знакомые, больше некому. Словом, грубая работа людей, лишенных фантазии. Как и в случае с изнасилованием Оли Ребровой, в которое вовлекли нашего подзащитного.
– Не скажи, – покачал головой Вадим. – Не так они просты, эти ребята. Они же не говорят напрямую о своих истинных требованиях. Догадайся, мол, сама… Или сами. И назовите свою цену, скажем, отказ от участия в этом деле.
– Я на это готов, – сказал я. – Хоть сейчас. Только бы отпустили Катю.
– А ты не торопись, у нас еще сутки, чтобы собрать эти сто тысяч, которые им вовсе не нужны… – сказал Вадим. – Катю они не тронут, это не в их интересах. Мы с тобой сейчас должны решить другое. Почему этой незначительной для них истории с Олей и Игорем они придали такое, я бы сказал, первостепенное значение? С их-то возможностями? Почему они буквально идут на все, чтобы замять эту историю? Почему рядовая, казалось бы, операция по дискредитации одного из воротил бизнеса вдруг стала столь важной? Чего они испугались? Провала?
– Может быть, огласки? – пожал я плечами.
– Вот и я так думаю, – сказал Вадим. – Как там звали эту журналисточку, которая писала об этой истории с изнасилованием?
– Ирина Федосеева, – вспомнил я. – Вот бы с кем поговорить не откладывая.
– Завтра и поговорим, – сказал Вадим.
– Завтра у меня на это не будет времени. Придется отложить.
Вячеслав Иванович слушал меня внимательно.
– За это убить мало, – сказал он.
– Вам виднее, – пожал я плечами. – У вас завелись предатели.
– Я о другом, – поморщился он. – О тех, кто похитил твою Катю. Но раз ты сам вспомнил про сотовый… Как ты думаешь, Лекарский случайно проговорился или сделал это специально? По заданию хозяина, чтобы указать нам наше место?
– Специально, конечно! – горячо уверил я. – Он искренне хочет нам помочь. Я уже говорил, что встретил его у Ребровых, где не чаял его увидеть и где он сообщил мне важную информацию про американский банк, готовый принять участие в торгах… Он наверняка знал, что я приду к Ребровым, понимаете? Только они могли ему сказать, что я там буду. Значит, они ему доверяют. И он меня информировал, а заодно и предупредил. Насчет того, что у вас завелся осведомитель… Не в прямую, а как бы случайно проговорился…
– Это ладно… – отмахнулся Грязнов. – Вот кто мог знать, что я отдал тебе сотовый? Только он! – ответил сам себе Вячеслав Иванович и с ненавистью поглядел как на предателя на монитор компьютера, по темному экрану которого разгуливали какие-то светящиеся букашки. – Занес эти данные, согласно инструкции. В следующий раз буду умнее…
– А кто может считать эту информацию? – спросил я. – И для чего, если неизвестен код? Кто у вас знает пароль?
– Брось, – отмахнулся он. – Даже слышать не хочу. За любого из наших поручусь, как за себя. Или за тебя… – При этом он коротко и колюче взглянул на меня, как бы проверяя, стоит ли за меня ручаться.
– В ваш компьютер могли проникнуть со взломом, – сказал я. – Сейчас это делается. Взламывают системы безопасности банков. Профессионалу – раз плюнуть.
– Но для этого надо знать пароли, – сказал он. – Вот объясни мне, если в этом понимаешь, кто и как мог узнать?
Я только развел руками.
– Я в этом не специалист, – сказал я. – Этим способом банки еще не грабил.
– А другим? – поднял брови Вячеслав Иванович, со своей детской привычкой шутить в самое неподходящее время. – Другим способом грабил?
– Еще нет, – ответил я. – Но мало ли. Вдруг еще придется?
– Сменим пароль, заживем по-новому, – сказал Вячеслав Иванович.
– Мой совет – установить видеоглазок, – сказал я. – Такие сейчас продаются. Так, чтобы никто не заметил. Он запишет на видео все, что у вас происходит, скажем, в ночное время.
– Знаю, – небрежно отмахнулся он. – Хочешь, чтобы я шпионил за своими ребятами, которые работают со мной много лет? Или за собой? Ладно, подумаем… А сейчас… – он взглянул на часы, – пока время у меня есть, смотаемся в этот офис, где работала твоя Катя. Прямо сейчас. Поговорим с народом об этой самой презентации. Может, кто чего запомнил после вчерашнего? Время к вечеру, голова должна проясниться… Сколько у нас еще времени осталось, согласно их ультиматуму?