Я внимательно посмотрел на нее. Теперь, пожалуй, будет мучиться и страдать, поскольку подвела хороших людей. И ни за что от этой квартиры не откажется.
– Слушай, – сказал я. – Нам придется соблюдать конспирацию еще какое-то время. Пока я не разберусь с этими… Скажи, ты случайно не звонила отсюда на свою работу или, быть может, с работы звонили тебе?
– Нет, – твердо сказала она, помотав головой. – У нас не принято беспокоить тех, кто находится дома. Также не принято беспокоить звонками из дома тех, кто на работе.
– Хороший принцип, – согласился я. – Здорово придумано. Нам бы в прокуратуру такое правило. Ни за что бы не ушел оттуда… И сколько, если не секрет, тебе платят в таком приличном месте?
– Мало, – вздохнула она, – полторы тысячи долларов. – А увидев мое изумление, поспешила утешить: – Но сегодня мой шеф обещал мне надбавку.
– Пообещал во время презентации?
Она усмехнулась.
– Гордеев! – погрозила пальчиком. – Опять начинаешь? Просто шеф только что подписал новый контракт с Ниной, своей любовницей, повысил ей до двух с половиной тысяч, хотя она английский совсем не знает, а мы только тем и заняты, что учим ее работать на компьютере… Что ты смотришь? Ну прямо как мой папочка. Хотя он еще о моих заработках не знает. Ничего, это скоро у тебя пройдет. Просто в тебе проснулся совковый интерес к чужому карману, хотя для тебя мой карман с некоторых пор совсем не чужой. Плюс у тебя классовая ненависть, помноженная на любовь к моим прелестям… Я права? – спросила она, увлекая меня на софу с множеством вышитых подушечек.
– Просто моему карману вдруг стало неудобно перед твоим, – вздохнул я. – Выходит, тебе придется меня содержать. Хотя бы некоторое время. Но нет худа без добра. Сделаем вот что. Я перееду на ту квартиру, что нашла ты, где телефон наверняка будет прослушиваться, а ты отправишься на Павелецкий. Там триста баксов и там триста. Итого шестьсот. Зарабатываешь ты много, непонятно, правда, за что, так что пусть твои денежки поработают на создание правового государства.
– Ты это серьезно? – спросила она.
– Предложи что-нибудь другое.
– Ну да, я твое слабое звено, – сказала она с обидой. – Ахиллесова пята, можно сказать.
– Вот-вот, – кивнул я. – Но, может быть, закончим нашу пикировку? И займемся укладкой чемоданов?
– Мы будем жить отдельно? – спросила она, по-детски округлив глаза.
Я не ответил. Мне было некогда – собирал свои вещи, стараясь ничего не забыть. Конечно, я вполне мог переехать обратно к родителям в Останкино, но я был уверен, что эти козлы и там меня будут прослушивать. Сейчас я был заинтересован в том, чтобы мой телефон прослушивали, но, разумеется, не домашний. Только так, с помощью Турецкого и новой аппаратуры, я надеялся выйти на их след. Надо разобраться, почему это я стал кому-то нужен или мешать, как только сменил профессию.
Итак, чем я могу помочь подзащитному? На что они рассчитывают? Буду способствовать развалу дела. Например, подскажу Бахметьеву, с кем из свидетелей стоит поработать. Хотя от Петра Савельева, который занимался расследованием, я как-то слышал, что свидетели уже отказываются от собственных показаний. И очень жалеют, что вообще их дали… Боятся, конечно, но пусть их осуждает тот, кто сможет обеспечить их безопасность.
И вообще есть некие тайны следствия, которые им наверняка хотелось бы узнать. Если им помочь, то тем самым, кстати говоря, можно заработать себе репутацию хорошего защитника. Не говоря уже о хороших деньгах. А будут бабки, найдутся и бабы, как сказал когда-то один мой подследственный… Видимо, на это они рассчитывают.
Я с опаской покосился на расстроенную Катю, словно она могла прочитать мои мысли.
– Звонить мне только из автомата, – сказал я сурово. – И вообще с этого дня будешь согласовывать со мной каждое свое телодвижение.
Она промолчала, только кивнула. Это хороший знак. Будет меня слушаться как миленькая. А значит, я буду за нее спокоен.
Когда зазвонил телефон, мы посмотрели друг на друга. Я подумал, что следовало бы купить определитель номера. И даже два.
– Слушаю вас, – сказал я, сняв трубку.
– Итак, сегодня вы видели этот труп, – сказал все тот же Аркадий Валерьянович. – Ну и что теперь скажете?
Значит, кто-то следил за мной, когда я уезжал.
– Грубая работа, – ответил я. – Если хотите на меня это повесить, то предупреждаю сразу – там нет никакой следственной перспективы. Тем более судебной. А впрочем, попытайтесь, чем черт не шутит…
– Есть и другие возможности, – напомнил он. – А с чего вы решили, что это сделали мы?
– Послушайте, – вздохнул я. – Вы же грамотный человек. И довольно интеллигентный. Если это сделали вы, то должны понять: угрожать мне – только зря терять время. Мое и ваше. Я же вижу – вам самому в тягость то, чем вы сейчас занимаетесь. Зачем вам все это? Впрочем, это не телефонный разговор, тем более телефон прослушивается. Короче, я бы просил вас зайти ко мне завтра в то же время в консультацию. И там мы обо всем поговорим. Иначе, как я понимаю, ни вы, ни ваши хозяева так просто от меня не отстанут.
– Вот именно, – сказал Аркадий Валерьянович с некоторым облегчением. Наверное, сегодня же доложит руководству о положительных сдвигах в обработке меня.
– И потом, – добавил я, прежде чем положил трубку, – какой бы ни был человек этот Леха, убивать его ради того, чтобы произвести на меня впечатление, не стоило… У ваших хозяев отсутствует чувство меры.
– С чего вы решили, что это сделали мы? – снова спросил он.
– Может, и не вы, – согласился я. – Может быть, те, кто убрал прежнего вашего адвоката… Чтобы повесить это на меня. А возможно, вас не посчитали нужным информировать об этой провокации. И тем самым поставили в идиотское положение. И не звоните мне больше сегодня. Если хотите, чтобы я поддерживал с вами какую-то связь.
Положив трубку, я увидел расширенные от страха глаза Кати.
– Кого-то из-за тебя убили? – спросила она.
– Не совсем так. Вернее, совсем не то, что ты подумала.
– Но я же слышала!
– А ты не слушай, – отрезал я. – И давай спать. Утро вечера мудренее.
Утром я снова позвонил Александру Борисовичу, на этот раз из консультации.
– Когда суд над сыном Бахметьева? – спросил он.
– Прежний адвокат заявил в суд ходатайство о возвращении дела на доследование, – сказал я. – До сих пор не нашли еще двоих участников. И потом Бахметьев, как отец ответчика, заявил, что ищет другого адвоката взамен убитого. Остановил свой выбор на вашем покорном…
– А ты соглашайся, – засмеялся Александр Борисович. – И проиграй нам этот процесс. Потом разведи руками – стараемся, мол. Но никак. Сошлешься на неопытность. И волки будут в тюрьме, и овцы останутся на свободе.
– Я все-таки адвокат, – укорил я его. – Вы хоть понимаете, что мне сейчас предложили? Помочь обвинению!
– Уж и пошутить нельзя, – сказал мой бывший шеф совсем невесело. Наверное, и сам был уже не рад своему предложению.
– В каждой шутке есть доля чего угодно, – сказал я. – И на любой вкус. Выходит, еще месяц-другой они будут тянуть из меня жилы? Кстати, мы с Катей разъезжаемся по разным квартирам.
– Поссорились? – огорчился Александр Борисович.
Он всегда сопереживал своим сотрудникам в их семейных неурядицах.
– Номер телефона новой квартиры они уже узнали. Поэтому проживать там буду я. Катин телефон я пока сам не знаю. Но не удивлюсь, если окажется, что они его уже знают. Вот я, пользуясь нашим знакомством, хотел вас попросить найти тех, кто меня подслушивает.
– Говори номер, – сказал Александр Борисович, – проверим, кто сидит у тебя на хвосте. И новый номер Кати потом тоже нам передашь, на всякий случай. Еще есть пожелания?
– Пусть ребята дадут информацию о Бахметьеве. И еще этот Аркадий Валерьянович, который сватает меня от его имени. Фамилии пока не знаю. Может, слышали где-нибудь?
– Продиктуй имя, – сказал Александр Борисович. – Я запишу.
Это с его-то памятью… С его постулатом, что своей памяти надо доверять, иначе она обязательно подведет в ответственный момент.
Мое первое дело началось, когда к моему столу в консультации подошла молодая, стройная женщина с нервным лицом и, ни слова не говоря, протянула вместе с квитанцией толстую газету объявлений «Из рук в руки».
– Вот, прочитайте, пожалуйста! – изрекла она без лишних предисловий и ткнула пальцем в обведенное объявление.
Признаться, я в первый раз читал подобное: «Молодой мужчина, тоск. по ласке и любви, симпат. брюнет, состоят. бизнесмен. 32/180/74 познаком. с молод. девушкой до 25 с хор. фиг. для интим. встреч на ее ж/п, до востреб. 123025 паспорт 766113».
Я поднял на нее удивленные глаза. «Ничего себе начало адвокатской практики», – подумал я.
– И что? – спросил я.
– Это мой муж, – сказала она. – Все сходится. Вплоть до номера паспорта.
– От меня вы чего хотите?
– Как чего? – возмутилась она. – Совета. Как его наказать.
– Да за что? – спросил я. – Вы сядьте, пожалуйста, и спокойно объясните.
– А вы что, не понимаете? – она опустилась на стул.
– Ничегошеньки, – пожал я плечами.
– Этот негодяй женился на мне, чтобы я его прописала в Москве. Врал, что любит, я помогла ему, оборванцу из провинции, связала с нужными людьми, они дали ему кредит, во всем помогли, а теперь, когда он разбогател, ему, видите ли, понадобились любовь и ласка от девицы до двадцати пяти!
– Вы хотите с ним развестись? – спросил я.
– Ну нет… пока нет, – она вдруг улыбнулась, – пока такая девица не объявилась, я хотела бы его отучить раз и навсегда! Чтоб было неповадно. Вы адвокат. Вы должны мне помочь.
– Простите, вы меня с кем-то путаете, – сказал я. – Запугивание неверных мужей никак не входит в мои обязанности. Вот разве что напугать его разводом.
– А что, такое возможно? Думаете, испугается?
– Смотря в какой фазе сейчас находятся его поиски, – сказал я. – Вдруг он уже нашел то, что ему нужно. С жилплощадью. И там его готовы принять. Он только обрадуется вашему иску… Вы хоть предъявили ему эту газету, если это действительно он, согласно опубликованным параметрам?