Все это мы с Сашей обсудили ещё по дороге и теперь, в присутствии Калинина, просто вели себя, как требует того ситуация.
— Ну, это же Фидель Кастро… — Владимир Александрович сделал брови «домиком».
— О Господи… Володя… — я отвернулся от Калинина, оставив его изречение без ответа, и подпихнул Комарову в спину. — Идите уже, Александра Сергеевна…
Саша кивнула и двинулась ко входу. На нас уже косились из окошка, которое имелось в высокой створке уличной двери. Так понимаю, сразу за ней — охрана.
— Максим Сергеевич… — Как только Комарова скрылась за воротами, Калинин придвинулся ко мне ближе. — Так что с нашим делом?
— Володя, у нас с тобой нет никаких дел… — я, наоборот, постарался от него отодвинуться.
Вот, честно говоря, даже Марков не вызывает у меня столь сильной брезгливости, как Калинин. С Вадимом все понятно. У белобрысого, что говорится, ни флага, ни Родины. Его интересуют только бабки. Я думаю, он во всю эту шпионскую херомантию полез вовсе не ради любви к «искусству» и не ради идейной борьбы с ненавистным строем. А вот Володя…
Ты же, сука, вроде неплохо живёшь. И работа у тебя, вроде, непыльная. Сиди, людей проверяй. За отделом следи. Нет, блин. Надо прям в дерьмо влезть, да прям по уши. И дело не в том, что судьба у Володи тяжёлая. Просто человек такой. Хреновый.
— Максим Сергеевич, там в квартире у Нины Ивановны…
— О, как интересно… — я перебил Калинина, с любопытством рассматривая его потную рожу. — Уже Нина Ивановна? А как же любовь?
— Да какая любовь… — Калинин отмахнулся. — Ну, нравится она мне, да. Была страсть. Тоже, да. А в квартиру когда позвала, я будто в дурмане был. Совсем не соображал, что делаю. Она сказала, мол, Вы шпион. Думал даже, хорошо предателю по башке настучать.
Калинин с таким жаром шептал все это мне в ухо, что я отодвинулся ещё дальше. Как бы люди чего плохого не подумали. Его сейчас, конечно, кроет. Он мои слова запомнил. Мол, уедет Кастро, вернёмся к нашим баранам. Реально к баранам. Это даже не поговорка в данном случае. Потому как и Ведерников, и Калинин — самые настоящие бараны. Видимо, Володя прикинул писю к носу и понял, любовь, конечно, это — прекрасно, но лучше «слить» Филатову, пока не поздно, и остаться самому невредимым. А потом со слезами на глазах вспоминать прекрасную блондинку. Страдать на расстоянии от нее, всяко приятнее, чем валить лес или, чего доброго, вообще у стенки оказаться. Хотя, конечно, шпионаж ему не пришьешь. Маслову он собственноручно не убивал. То есть, всё участие Калинина в увеселительных мероприятиях, организованных Филатовой, очень условное, но чем черт не шутит.
— Вы понимаете, Нина Ивановна, она меня обманывала все время. Все время обманывала. Сначала говорила, мол, ее этот Марков пугает. Чуть ли не бьет смертным боем. Мол, информация какая-то у него имеется о родственниках Нины…
— Да не какая-то! Не какая-то информация! Вова, млять! Она — внучка врага народа! Не по статусу в документах, а, блин, по велению души. С кровью ей это передалось! Конченая твоя Нина Ивановна. Дрянь. И Маркову она информацию давала тоже по велению души. Не было там сначала никаких угроз. Влюбилась, как дура, и старалась своему ненаглядному угодить. А ты, Вова, — дебил, что сначала ее в спецгруппу пропустил. Просто… ну, вот на минуточку… не смутило, что тебя баба в койку потащила, когда проверка шла? Мальцев попросил, хорошо. Понимаю. Тот тоже думал вообще не головой. Но ты же — сотрудник особого отдела. А тебе так хотелось стать начальником, что ты постарался угодить сначала Мальцеву, из расчета связей женушки Николая Васильевича, а потом вообще его любовницу пёхать начал. Ты кто, я не пойму? Случайный человек? Слесарь-ремонтник? Учитель труда? Ты, твою ж мать, особист!
— Максим Сергеевич… — Калинин мялся с ноги на ногу и имел такой вид, будто вот-вот расплачется. — Ну, бес попутал. Я бы все исправил, если бы мог. Оно как-то закрутилось, завертелось. Соображать перестал. Казалось, счастье так возможно.
— Да что ты? — я пару раз хлопнул в ладоши, выражая восторг от высказывания Калинина. — Ну, вот теперь и расхлёбывай свое счастье.
— Максим Сергеевич, очень прошу понять и простить. Я все осознал. Понял. Раскаиваюсь. Готов понести наказание лично от Вас, как от своего прямого начальника. В данном случае имею в виду халатное отношение к своим должностным обязанностям. Но в остальном… Не враг я, не предатель.
— Знаешь, Володя, — я положил руку ему на плечо. — А вот в последнем твоем утверждении сильно не уверен. Ладно… Поглядим.
— Хорошо… — Калинин кивнул и как-то нервно всхлипнул. Потом похлопал себя по карманам. — Черт… Закурить не найдётся у Вас?
— В машине. Посмотри, рядом с сиденьем лежала пачка.
Калинин, уныло склонив голову, потрусил к «Волге», которая стояла чуть в стороне.
— Максим Сергеевич, а что это у Вас тут? — раздался вдруг его испуганный голос. Причем, реально испуганный. Словно Володя вместо пачки нашел там особо ядовитую змею.
— Где? — я вытянул шею, пытаясь на расстоянии рассмотреть, что так впечатлило особиста.
— Да вот же! — Он выпрямился и махнул мне рукой. — Вы бы хоть предупреждали.
— Черт… Да что ты там нашел… — я в два шага оказался рядом, наклонился и сунул голову в салон. Ни черта особенного не увидел.
— Володя… Ты приду… — начал я фразу, выбираясь обратно наружу.
Ну… как начал, так и закончил. В затылке взорвалось болью и меня накрыла темнота. Последнее, что успел подумать — да ладно!
Глава 17В которой кое-кому останься только посочувствовать, но я не могу этого сделать, потому что нуждаюсь в помощи
Вадим Александрович Марков всегда считал себя не только умным, но и фартовым. Собственно говоря, эта уверенность в нем появилась не просто так. Ее дала Вадиму жизнь.
Потому что много лет он умудрялся оставаться вне подозрений. А это, между прочим, дорогого стоит. Причем, вовсе не в переносном смысле.
До Филатовой, до Лилички имелось еще до черта разных женщин, которые любили его искренне, и ради этой любви были готовы на многое. Он всегда выбирал именно женщин. Помнил слова Фимы Заланда, который неоднократно говаривал, что Вадиму боженька дал удивительную способность залезть под юбку любой особе, независимо от возраста, внешних данных и идеологических убеждений.
— Ради тебя, Сёма, даже заядлая революционерка станет монархисткой.
Так и выходило. Женщины узнавали для Маркова любую важную и нужную информацию. Будь-то муж, брат, отец — какая разница. Если Вадим желает — Вадим получает.
Единственной дамочкой, не смотревшей на Маркова, открыв рот и затаив дыхание, оказалась Комарова. И это, скажем прямо, Вадима Александровича немного коробило. Ну, как немного… бесило неимоверно. Тем более, что именно в Комаровой Марков был заинтересован слишком сильно. Он, вообще, с самого начала испытывал уверенность, будто решит данную проблему быстро. А вышло — наоборот.
Информация, полученная по Александре Сергеевне, с первого дня Вадима Александровича вдохновила. Еще больше — обнадёжила. Ему сообщили, мол, надо выйти на контакт с молодой женщиной, у которой имеются секретные сведения, относительно некоторого количества советских нелегалов, живущих в Америке. Все слова в этой фразе казались Вадиму прекрасными. И «женщина», и «советские нелегалы» и «Америка». Потому что пахли слова деньгами. Большими деньгами. Родственник сразу сказал Вадиму, настолько важных задач перед ними еще не стояло. Тем более, информация о том, где искать ценную дамочку, пришла из исключительно достоверного источника.
— Из Комитета, что ли? — не выдержав, поинтересовался Марков. Он, кстати, давно подозревал, что среди этих товарищей кто-то сотрудничает с его родственником. А там, может, и напрямую с црушниками.
— Да есть там один… Идейный. Кстати, если когда-нибудь сложится хреновая ситуация, по-настоящему хреновая, имей в виду, в интересах Бурбона нам помочь. Он по самую маковку замазан. Я тебе сейчас скажу его данные, так ты их сразу забудь. Вспомнишь только в случае крайней необходимости.
Разговор этот состоялся буквально перед тем, как Марков впервые увидел Александру Сергеевну. И между прочим, на встречу родственник даже явился лично. Чего уже давно не бывало. Последнее время он передавал необходимое через Лиличку, которую ему нашёл сам Марков. Мол, пусть актриса тренируется. Ей предстоит играть роль связной для нелегала. Но, видимо, в данном случае все действительно было слишком серьезно.
В первые несколько дней Марков даже сон потерял. Он моментально обработал полученные данные и увидел выгоду, которую можно извлечь. Список агентов — это очень, очень дорогой товар. А значит, если Вадим его получит, можно будет завязывать с шпионской деятельностью. Да и с Советским Союзом тоже можно будет завязывать. Надоело до чертиков и первое, и второе. Это такие перспективы открываются, что захватывает дух. Зная имена нелегалов, Вадим сможет диктовать свои правила игры.
Марков не сомневался, объект, за которым ему надо следить, а потом устроить знакомство, очень быстро поддастся его обаянию. Бабы! Что с них взять?
А вот ни черта подобного. Либо у Комаровой с башкой не в порядке, либо с глазами. Либо все вместе. Она почти год вообще не замечала Вадима в том ключе, в котором ему было нужно. Он ее и от мужиков каких-то спас. И помогал много раз по хозяйственным делам. Даже до такого дошло, да… Вспомнить стыдно. Полочку прибивал. Шкаф отремонтировал. Из магазина сумки таскал. В общем, делал все, чтоб выглядеть в глазах Комаровой настоящим рыцарем. И ничего!
Даже однажды не выдержал, сказал открыто.
— Нравишься ты мне… Влюбился. Сил нет терпеть, — Вадим, пользуясь случаем, охаляпил Александру и прижал ее к стене в коридоре, жарко дыша в ушко.
— Ты если сейчас руки не уберешь, я тебе их сломаю, — ответила Комарова, с интересом рассматривая рисунок из колокольчиков на обоях. Как снежная королева, честное слово. А потом добавила. — Ты в моей жизни появился неслучайно. Работаешь на американскую разведку. Я знаю. Так что про любовь заливать хватит.