Лицо Туралиона – суровое лицо праведника, полагающего, что вершит праведное дело – застыло, как камень. Будто завороженный, Андуин следил за безмолвной борьбой между верой и знанием. Вдруг гранитная маска дрогнула, смягчилась, и Туралион изумленно поднял брови. В ярком золотистом сиянии, накрывшем живого и мертвого, его глаза заблестели от невыплаканных слез, лицо озарилось радостью, и Туралион, паладин Серебряной Длани, верховный экзарх Армии Света, пал на колени. Все это тронуло Андуина так, что он лишился дара речи.
– Ваше превосходительство, – выдохнул Туралион. – Прости меня, старый друг. Ослепленный гордыней, я не заметил того, что находится прямо перед глазами, стоит только приглядеться.
С этим он склонил голову для архиепископского благословения.
Фаол тоже едва сдерживал чувства.
– Мальчик мой, – с дрожью в голосе сказал он, – мальчик мой дорогой. Прощать тут нечего. Были времена, когда я бы с тобой согласился. Ты – единственный паладин того, изначального ордена, оставшийся в живых, последний из единственных моих сыновей. Я рад, что ни смерть, ни Бездна, ни твоя собственная ограниченность не отняли у меня и тебя.
Истлевшая, безжизненная ладонь легла на золотистые волосы паладина, пронизанные сединой. Охваченный тихой, безмятежной радостью, Туралион смежил веки.
– Прими мое благословение, уж какое есть. Любой – хоть живой, хоть мертвый, хоть тот, кто скрывается в таинственном мраке меж жизнью и смертью – только выиграет, если неизменно будет смотреть на мир широко раскрытыми глазами, с открытым умом и открытым сердцем. Встань, мальчик мой, и правь лучше прежнего – ведь теперь ты прозрел и много лучше постиг пути Света.
Туралион неловко поднялся, выпрямился во весь рост и обратился к Андуину.
– Я должен извиниться и перед тобой, – сказал он. – Я решил, что ты надеешься на лучшее в ущерб разуму. И более жестоко ошибиться не мог.
– В извинениях нет надобности, – ответил Андуин, услышав за спиной облегченный вздох Калии. – Всех нас учили бояться Отрекшихся. И даже архиепископ понимает, что многих из них перерождение сделало бесчувственными и жестокими. Но не всех.
– Нет, – согласился Туралион, – не всех. Как я рад возвращению старого друга и наставника!
– Мы будем работать заодно, – заверил его Фаол.
– Если бы это мог видеть Седогрив, – проговорила Калия.
– Когда будет готов, увидит – как и все на свете, – сказал Туралион. – Конечно, я изо всех сил постараюсь его переубедить. А пока что позволь помочь тебе, чем смогу. Такой подарок, какой этой ночью получили мы с архиепископом, должен достаться не только нам.
Андуин улыбнулся. Нет, он не мог видеть будущее, но видел этот момент, и его сердце исполнилось надежд.
– Я с радостью приму твою помощь.
Глава двадцать седьмаяТанарис
– А знаешь, – заметил Гриззек, готовясь вместе с Саффи к побегу, – живя с тобой, от скуки не умрешь.
– Мы же продолжим наши игры, верно? – ответила она, бросив на Гриззека такой взгляд, что его сердце тут же размякло, точно желе.
Не будучи полным идиотом, Гриззек понимал: рано или поздно на порог могут явиться те, кто не желает ему ни солнечных лучей, ни радуги, ни долгой счастливой жизни. И приготовился к этому, выкопав – вернее, приспособив второй крошшер копать – подземный ход, что вел из хижины в случайную точку в пределах Танариса. После ухода Галливикса они решили воспользоваться им и бежать. Упаковали, что смогли, включая несколько герметично закупоренных бочонков с азеритом, в маленькую шахтовую вагонетку, а остальное… Ну да, кое-что из сделанного уничтожению не поддавалось, но Гриззек с Саффи разобрали все, что удалось.
Кроме того, побегу должна была помочь бомба, настроенная на взрыв через час после их ухода. Все записи они взяли с собой, Пернатого запрограммировали на полет в Тельдрассил с известием о случившемся и просьбой подобрать их в назначенном месте, а далее порешили предложить все свои открытия Альянсу – с условием, что будут делать только вещи, приносящие пользу, а не вред.
Да, это был риск. Славный, безумный, однако другого выбора не было. Ни один из них – в этом были согласны оба – не сможет жить дальше, зная, что их открытия используют для того, чтоб эффективнее сеять разрушения и смерть.
Перед самым уходом Гриззек окинул хижину долгим взглядом.
– Я буду очень скучать по этому месту, – признался он.
– Знаю, Гриззи, – откликнулась Саффи, сочувственно глядя на него огромными глазищами. – Но мы найдем новую лабораторию. И уж там сможем творить, что душа пожелает.
Гриззек обернулся к ней.
– В любой точке мира. Главное – вместе с тобой.
Под изумленным взглядом Саффи он опустился на колено.
– Сафронетта Драндульс… согласна ли ты выйти за меня замуж? Снова?
С этими словами он протянул к ней зеленую ручищу. На его ладони лежало одно из сделанных ими азеритовых колец. Ювелирным искусством никто из них не владел, и кольцо вышло грубоватым, а азерит был всего лишь неровной каплей, которой позволили затвердеть, но Саффи воскликнула:
– О, да, Гриззи, да!
Надевая кольцо на ее крохотный пальчик, Гриззек подумал, что это самое прекрасное кольцо в мире, и крепко обнял новообретенную жену.
– Я просто самый счастливый гоблин на свете, – сказал он, целуя ее в макушку. – Идем, Тыковка. Вперед, навстречу новой авантюре!
Оба спустились в подземный ход.
– Надеюсь, нигде не обвалился, – сказал Гриззек. – Я его уже пару лет не проверял.
– Вот и проверим, – мрачно ответила Саффи.
За этим последовал долгий путь от лаборатории Гриззека до холмов, отделявших Танарис от Тысячи Игл – там туннель выходил на поверхность. По пути они с Саффи впервые начали говорить открыто. О том, как всегда были дороги друг другу. О том, кто из них и чем обидел другого, и каково после этого было обиженному. За едой анализировали, отчего на сей раз получилось то, что не получилось в прошлый. А, ложась спать, крепко прижимались друг к другу.
К счастью, свод туннеля нигде не просел, и, наконец, Гриззек с Саффи добрались до конца первого этапа путешествия.
– Согласно моим расчетам, сейчас около полуночи, – объявила Саффи.
Гриззек в это охотно верил.
– Отлично, – сказал он. – Места, конечно, отдаленные, но все равно не хотелось бы выскакивать из этой дыры наружу посреди бела дня. Ох, Саффи, и как только вы, гномы, терпите жизнь под землей? Вот у меня без солнечного света просто шарики за ролики заходят!
– У нас там есть солнечный свет, – заверила его Саффи.
– Да, но мы-то собираемся жить с ночными эльфами.
– И у них, в Тельдрассиле, тоже, только в светлое время они предпочитают спать.
– Странные вы ребята, Альянс, – заметил Гриззек, целуя ее. – Но милые. Определенно, милые.
В конце туннеля Гриззек оставил лестницу. Вскарабкавшись по ней наверх, он отодвинул запор.
– Эй, там, внизу! Па-аберегись! – крикнул он.
– А? Эй!
– Я забросал крышку песком, – пояснил он.
Песок хлынул вниз, осыпая обоих, но Гриззек не возражал. Там, наверху, ждала свобода и жизнь с гномкой, которой он отдал сердце многие годы назад. Отряхнувшись, он выбрался наверх, высунул голову наружу и заморгал, ослепленный неярким светом лун и звезд.
Ничего необычного.
Склонив голову набок, Гриззек прислушался.
Ни звука вокруг.
– Окей, кажется, все в порядке.
Выбравшись из люка, он протянул Саффи руку и помог выбраться ей. Оба выпрямились, потянулись и радостно улыбнулись друг другу.
– Первый этап завершен, – объявил Гриззек. – Спущусь, подниму остальное барахло.
– Вообще-то в этом надобности нет, – сказали сзади.
Оба вздрогнули и обернулись. На фоне звездного неба чернел силуэт рослого, широкоплечего гоблина.
Узнав этот голос, Гриззек крепко стиснул руку Саффи.
– Друз, мы с тобой всегда неплохо ладили. Я тебе так скажу: я возвращаюсь и работаю на Галливикса. Уже без фокусов. И делаю все, что он скажет. А ты забирай все, что мы прихватили. Только дай Саффи запас воды и пищи и отпусти ее.
– Гриззи…
– Саффи, твоей гибели я не допущу, – оборвал ее Гриззек. – Ну, как, Друз? Уговор?
Друз, а следом за ним еще целых три огромных, не на шутку рассерженных гоблина, спустились вниз.
– Прости, приятель. Мы ведь пасли тебя все это время. Через пять минут после того, как вы прыгнули в дыру, мы разрядили бомбу, что ты оставил в лаборатории. А попугая твоего сбили. Нам нужно только то, что вы забрали, а сами вы… – он пожал плечами.
– Но не собираетесь же вы хладнокровно убить нас? – пролепетала Саффи.
Друз бросил на нее взгляд и вздохнул.
– Дамочка, – сказал он, – вот он, твой милый, знал, во что тебя втягивает. Приказ самого босса. Ничего поделать не могу.
Прочие гоблины бросились вперед и грубо схватили Гриззека с Саффи. Сжав кулак, Гриззек заехал ближайшему в брюхо. Раздался вопль, за ним – рык Саффи (похоже, она тоже неплохо приложила кому-то из нападавших), но любое сопротивление с их стороны было лишь жестом отчаяния. Не прошло и двух минут, как гоблин и гномка были обысканы, слегка потрепаны и связаны спиной к спине. Даже ноги связали!
– Эй, Друз! Тут у гномки бумаги какие-то, – сказал один из громил.
– Молодец, Кеззиг, – откликнулся Друз.
– Друз, ну, глупо же, – прошамкал Гриззек с полным ртом крови и выбитых зубов. – А ты ведь не дурак. Живым я стою куда больше, чем мертвым.
– Ошибаешься, – сказал Друз. – Мы взяли все, что осталось в лаборатории. И все, что ты пытался стащить. А теперь и гномкины бумаги у нас. Дальше уж сами разберемся. А оставлять тебя в живых – слишком большой риск.
– Возьмите меня в заложницы, – пропищала Саффи. – Я буду гарантией, что он не сбежит.
– Саффи, заткнись! – зло прошипел Гриззек. – Я тут спасти тебя пытаюсь!
– Приказ есть приказ, – едва ли не виновато сказал Друз. – Ты разозлил босса, и вот что нам с тобой велено сделать. – Он повернулся к Кеззигу: – Давай бомбу.