Работы едва закончились, как разразилась революция. Мы никогда не пользовались этим жильем, которому отдали столько стараний.
Великая княгиня Елизавета не должна была присутствовать на нашей свадьбе. Она считала, что присутствие духовной особы на столь светской церемонии неуместно. Но я отправился к ней в Москву несколькими днями раньше. Она приняла меня с обычной добротой и дала свое благословение.
Император приказал спросить у меня, как будущий родственник, что я желаю в качестве свадебного подарка. Мне думали предложить придворную службу, но я ответил, что Его Величество исполнит мои желания, если взамен предоставит привилегию присутствовать на театральных представлениях в императорской ложе. Когда ему передали мой ответ, Николай II рассмеялся и сказал, что исполнит мое желание. Мы были засыпаны подарками. Самые роскошные драгоценности соседствовали с простыми и трогательными дарами наших крестьян.
Свадебное платье Ирины было великолепно, из белого атласа, расшитое серебром, с длинным шлейфом. Диадема из горного хрусталя с бриллиантами, поддерживала кружевную вуаль, некогда принадлежавшую Марии-Антуанетте.
Вопрос о моем собственном костюме дал повод оживленным спорам. Я решительно возражал против обычного костюма, но мое предложение венчаться в пиджаке подняло бурю. Наконец, униформа знатных людей – черный редингот с шитыми золотом воротником и отворотами и панталоны из белого драпа – примирила всех.
Все члены династии, которые вступали в брак с особами некоролевской крови, должны были подписать отречение от престола. Довольно отдаленная от него Ирина тоже должна была, прежде чем выйти за меня, подчиниться этому правилу. Она это сделала, по-видимому, без малейшего огорчения.
В день свадьбы карета, запряженная четверкой белых лошадей, отправилась за невестой и ее родителями, чтобы доставить их в Аничков дворец. Мой собственный приезд был совершенно лишен декорума. Старый, работавший с перебоями лифт, поднимавший на этаж, где была церковь, застрял по пути, и можно было видеть императорскую фамилию и самого императора, пытающихся из всех сил освободить попавшего в аварию жениха.
В сопровождении родителей я прошел много залов, уже полных людьми в вечерних туалетах и парадных мундирах, чтобы попасть в церковь, где я ждал Ирину на отведенных нам местах.
Невеста вошла под руку с императором, подведшим ее ко мне. Когда она заняла свое место, служба началась.
По обычаю русских свадеб, один из священников расстелил перед нами ковер из розового шелка, на который венчающиеся должны вступить во время церемонии. Традиция гласит, что тот из супругов, кто ступит на него первым, будет главенствовать в браке. Ирина считала, что это будет она, но запуталась ногой в длинном шлейфе, что я использовал, опередив ее.
Служба кончилась, мы возглавили кортеж, отправляющийся в один из приемных залов, где предстали перед государем и императрицей, чтобы по обычаю принять поздравления. Парад длился более двух часов; Ирина была изнурена. Наконец, мы отправились на Мойку, где уже были мои родители. Они ждали нас у подножия лестницы, чтобы поднести традиционные хлеб с солью. Затем мы приняли поздравления всех наших слуг. Та же церемония повторилась во дворце великого князя Александра[128].
Подошел час отъезда. Толпа родных и друзей ждала нас на вокзале. Надо было опять пожимать руки и принимать поздравления. Последние излияния чувств, и мы поднялись в вагон. Большой черный нос вынырнул из множества цветов: мой Панч был там, важно царя среди растений и букетов.
В момент, когда поезд тронулся, я увидел на перроне одинокую фигуру Дмитрия.
Глава XIX
Свадебное путешествие: Париж, Египет, Пасха в Иерусалиме. – Возвращение через Италию. – Пребывание в Лондоне
В Париже мы остановились в отеле «Рейн», где я снял мою обычную маленькую квартиру, которую хотел показать Ирине. На следующий день, в девять часов утра, нас разбудила герцогиня Анастасия Михайловна, прибывшая в сопровождении трех грумов, несших ее свадебный подарок: 12 картонок разного вида и размера.
Ирина привезла все свои драгоценности, чтобы заменить оправы. У нас было долгое совещание с ювелиром Шоме, которому было поручено их переделать.
Не рассчитывая затягивать пребывание в Париже, где у нас было слишком много знакомых, мы, кончив дела, отправились в Египет. Но, поскольку в газетах объявлялось о наших перемещениях, нас не оставили в покое. В Каире русский консул упорно следовал за нами, как тень, и приходил читать сентиментальные стихи, которыми очень гордился.
Проходя однажды вечером по узким улицам старого квартала Каира, мы вышли на маленькую площадь, где увидели перед домом красивого араба, завернутого в богатые ткани, разукрашенного множеством колье, колец и браслетов, пившего кофе сидя на подушках из красного бархата. Женщины и дети ежеминутно подходили и бросали монеты в стоящий перед ним мешок. На соседних улицах женщины, сидевшие по-турецки за зарешеченными окнами, старались задержать прохожих. Выйдя из этого квартала, мы встретили нашего консула, ужаснувшегося, обнаружив нас в месте со столь дурной славой.
Он объяснил нам, что этот красивый туземец, заинтриговавший нас, обязан своим богатством интересу особого свойства, который к нему проявило одно очень высокопоставленное лицо. Так он стал владельцем целого квартала известного рода домов, приносящих ему значительный доход.
Из Каира мы отправились в Эль Уксор. Современный город выстроен на части территории старинных Фив, скрытых за века наносами нильского ила. Многочисленные храмы, возведенные сменявшими друг друга династиями фараонов, были откопаны, но ничего не сохранилось от древней городской цивилизации. Древние египтяне жили, говорят, в простых саманных домах, вся роскошь предназначалась для могил и храмов, символов будущей жизни. Аллея Царей – это просторный цирк неправильной формы на левом берегу Нила, в совершенно пустом районе. Могилы представляют собой длинную череду галерей и залов, выбитых в скале, все покрытые живописью, сохранившей удивительную свежесть.
Каковы бы ни были великолепие и прелесть Верхнего Египта, я был так изнурен жарой, что отказался идти дальше. Вернувшись в Каир, я заболел желтухой и должен был провести в постели все оставшееся время. Когда же встал на ноги, мы отправились в Иерусалим, где хотели провести Святую неделю и Пасху. Мы не без сожаления покидали Египет, чары которого испытали.
В Яффе нас ждал начальник местной полиции, человек мощного сложения, увешанный украшениями. Он предложил провести нас в дом, где мы могли отдохнуть несколько часов перед отправлением иерусалимского поезда. Он посадил нас в карету, запряженную двумя хорошими арабскими конями, а сам устроился возле кучера. Когда Панч увидел этот огромный зад, выступавший за сиденье, соблазн был очень силен: прежде чем я успел сделать движенье, чтобы его удержать, он вцепился в него зубами. Несчастный полицейский держался стоически, но мне понадобилось прибегнуть ко всем возможным средствам, чтобы заставить пса выпустить добычу.
Мы добрались без других приключений до дома, о котором шла речь, но у нас не было времени там отдохнуть. Только приехали, явился губернатор Яффы в сопровождении нашего друга начальника полиции и других персон.
Как только губернатор откланялся, мы выехали в Иерусалим. Русский консул, приехавший раньше, поднялся в наш вагон по дороге, чтобы предупредить жену о приеме, нам приготовленном. Увидав всех официальных лиц, ждавших нас на вокзале, Ирина отказалась выходить из поезда; я заставил ее выйти почти силой. Пожав руки многочисленным незнакомцам, мы были проведены прямо в православный храм. По обеим сторонам дороги, где мы должны были идти, стояли русские паломники. Их было более 5 тысяч, приехавших со всех концов России на Святую неделю в Иерусалим. Они приветствовали племянницу императора, а потом запели славословия.
Греческий патриарх Дамиан ждал нас в соборе в окружении клира. Как только мы вошли, он поднялся и благословил нас. После пения «Отче наш» мы сели в карету, чтобы отправиться в гостиницу русской миссии, где нам отвели квартиру. На следующий день был прием у патриарха, показавшийся нам длинным и скучным. Мы с Ириной сидели рядом с епископом, тогда как весь клир стоял вдоль стен. Угощали кофе, шампанским и вареньями. Но поскольку патриарх едва знал несколько слов по-русски и никто не говорил ни по-французски, ни по-английски, беседа, несмотря на помощь переводчика, не была оживленной. Патриарх был вообще замечательный человек. Мы имели много случаев встречать его во время нашего там пребывания в менее официальной обстановке. При первом его визите Панч в ярости устремился к нему, и одеяние почтенного прелата чуть было не разделило судьбу штанов яффского полицейского.
Мы подолгу ходили по святым местам. На улицах и в окрестностях города все напоминало о шествии Христа. Во время прогулки по окрестностям мы встретили группу людей в лохмотьях, сидящих на краю дороги. Их лица и тела были покрыты гнойниками и струпьями. Члены некоторых были источены и разлагались, глаза вылезали из орбит. Женщины держали на руках детей, казавшихся совершенно здоровыми. Приблизившись, чтобы дать им милостыню, мы были поражены ужасным запахом, исходившим от этих несчастных. И лишь потом поняли, что встретили прокаженных.
На Святой неделе мы были на многих службах в базилике Святого Гроба Господня. В Великую субботу Ирина была не здорова, и я пошел туда один. Я поместился на одной из трибун, откуда мог наблюдать за церемонией, отмечающей этот день в храме Гроба Господня. Накануне гражданские власти опечатали дверь алтаря, находящегося в центре базилики, откуда, по вере православных, божественный огонь нисходит утром в Великую субботу и зажигает 33 свечи в руке патриарха. Чтобы верующие могли быть уверены, что греческий и армянский патриархи не взяли с собой ни спичек, ни зажигалок и что никакой обман невозможен, эти высокие церковные лица были обысканы мусульманами-солдатами, прежде чем торжественно войти в церковь, где их ждали паломники, каждый держа пучок из 33 маленьких свечей в руке. Патриархи приблизились к Гробу Господню, отворили дверь, сорвав печати, и вошли в алтарь. Мгновение спустя зажженные свечи появились в двух маленьких окнах, открывавшихся по обе стороны часовни. Возник общий поток верующих, спешивших зажечь свои свечи от чудесно