[202] выехали нас встречать на Эриклик и прождали там два часа понапрасну!.. Вчера мы у них обедали с дядей Петей[203] и Безаком[204], который приехал на несколько дней. Сегодня утром явились Квитки, радостно настроены приездом в Кореиз. Папа у моря, а я осталась дома тебе написать, моему Фелюньке, и хоть мысленно его крепко поцеловать. Без вас обоих Кореиз уныл, и мне нигде не хорошо. Крепко целую. Христос с вами. Мама.
ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 35. Л. 101–102 об.
Петербург
4 ноября 1908
Дорогой мой мальчик,
Папа написал тебе подробно, как устроиться в Москве. Тебе удобнее будет переночевать в городе и на другое утро в 8 ч. поехать прямо в Архангельское к обедне, либо на автомобиле, либо по железной дороге, смотря по погоде. Я все сказала, что следует, Великой княгине[205]. Она тебя раньше 7-го не вызовет[206]. Ты всегда можешь сговориться с Корниловым (Аркадий Петрович)[207] в случае какого-нибудь недоразумения. В Архангельском было дивно хорошо. Могила хорошо устроена и впечатление такое же спокойное, светлое, утешительное!.. Архангельское под снегом удивительно красиво, т. ч. тебе там будет хорошо. Твоя комната не устроена. Можешь этим заняться и устроиться как хочешь. У нас наверху очень хорошо. Комната Папа вышла чудесно. Конечно, надо все устроить поуютнее. Из нижнего этажа выгнать всю китайщину. Напишу тебе о комнатах в другой раз. Здесь не дают мне вздохнуть! Я рада переехать в Царское. Менгден[208] очень доволен, mais tres emotionne[209]. Вотя его ругает, но, конечно, никто на это не обращает внимания. Вчера обедала у нас Сумарокова[210]. Много про тебя говорила. Вообще все о тебе спрашивают с большим интересом! В полку желают тебя видеть. Я в этом теперь убедилась. Так что твое положение вполне от тебя зависит, и ты можешь себя поставить очень хорошо. Для меня все это большое утешение. Твоя убитая лисица очень порадовала Папа. Он об этом всем рассказывает. Миша Сумароков[211]прекрасно учится – З-ий в классе и получил 5 за поведение! Елена[212] мила, ласкова и как будто менее аффектирована. Они поговаривают о приезде в Архангельское на праздники, но я делаю вид, что не понимаю. Сейчас переезжаем в Царское, меня торопят. Крепко, крепко обнимаю тебя, мой милый мальчик. Храни тебя Бог. Мама.
Кланяюсь M-ry Sterning’у. Княгиню Голицыну зовут Мария Дмитриевна <3 слова нрзб>, Дюдюша тебя целует.
ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 35. Л. 119–122 об.
Кореиз
23 сентября 1909
Дорогой мой Феликс,
Уж напугал ты нас всех твоим долгим молчанием!.. 36 часов не было известий от твоего приезда в Лондон! Я так была уверена, что ты не мог забыть послать мне телеграмму, что не могла придумать успокоительной причины и волновалась безумно! Не понимаю, куда девалась твоя телеграмма как она могла пропасть!.. Всю ночь не спала, бедному Папа тоже спать не давала и заразила его своим беспокойством, т. ч. у него сделалась «Schnell-Kataruicheu»! Хорошая была ночь!.. Наконец, в 7 1/2 ч. пришла твоя телеграмма, и весь дом ожил! Валентина[213] тоже не спала, барышни волновались, один тетя Вотя невозмутимо утверждал, что ничего не могло случиться! Tout est bien que fini bien et je suis heureuse que ces angoisses soient passe’s[214]. Нельзя же было предполагать, что именно самая главная телеграмма всего путешествия пропадет! Жду с нетерпением письма. Эта бесконечная даль ужасно гнетет! К 20 сентября приехал к нам Джунковский[215] и так черно нарисовал вопрос о воинской повинности, что я сейчас же отправилась в Ай-Тодор с письмом Будберга[216] и копией Всеподданнейшего прошения. Они все это горячо приняли к сердцу, и т. к. в этот день как раз приехал к ним Государь, то все было живо устроено!
В 6 ч. А[лександр] М [ихайлович][217] был у меня и передал благоприятный ответ.
Просьбу прямо передать, а ее пошлют с резолюцией военному министру помимо всякого Будберга! Надеюсь, что после такого ответа можно успокоиться, но я все-таки буду вполне спокойна только тогда, когда результат будет официальный[218]. Гостили у нас Апраксины и тоже волновались за тебя. 20-го мы обедали в новой столовой. Освещение там прямо фееричное! Удивительно красиво! Была вчера у фрейлин: Ани[219], Шнейдер[220] и т. д., видела старших Великих княжон[221], которые трогательно ласково меня встретили. Все про тебя спрашивают. Здоровье ее[222] опять немного хуже, она очень волнуется предстоящим путешествием его[223], о котором он ничего ей до сих пор не говорил. Едут в Италию на 10 дней без нее. Если бы не Ай-Тодор, прошение, которое находится у Будберга, конечно, не пришло бы вовремя, а в октябре, пожалуй, уже было бы поздно! Погода все чудная, перепадают дожди. Вчера вернулся Краснов[224]. Ужасно жалеет, что тебя не застал. Заикается пуще прежнего! Кутузовы вчера благополучно доехали. Сережа очень жалеет о твоем отсутствии. Марина не будет. Зовут чай пить. Крепко, крепко целую тебя, мой мальчик дорогой.
Храни тебя Бог! Мама.
Мы от Головиной[225] не избавились, она была у Сони[226] и пила с нами чай.
ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 36. Л. 23–26 об.
Кореиз
28 сентября 1909
Дорогой мой мальчик,
Все не успеваю писать, не дают сесть за письменный стол. Твое письмо из Oxford’a нас обоих порадовало и утешило. Как хорошо, что первые впечатления так симпатичны и что во всех отношениях ты чувствуешь себя хорошо. Твой Bishop[227] прямо клад! Как трогательно, что он о тебе до такой степени заботится. Я рада, что у тебя с начала будет хороший товарищ, это так важно и так приятно. Пиши подробно о нем и обо всем вообще. Твое очень быстро устроилось. Государь кроме своей резолюции на прошении приказал послать телеграмму военному министру, т. ч. теперь этот вопрос решен.
Как мне не хотелось прибегать к прошению, но раз твой Жуковский[228] все напутал, надо радоваться, что мы могли воспользоваться соседством, чтобы избавить тебя от такого сюрприза! Вчера был у нас Эмир Бухарский[229] и Извольский[230]. Встреча была очень неожиданна и забавна! Гостят у нас Шиповы и теперь в доме постоянный «va et viens»[231]. Сегодня завтракал у нас кн[язь] Ливен и вел политические разговоры, которые, должно быть, Соне[232] не понравились! Мои «девочки» продолжают меня ревновать, что очень утомительно! Валентину[233] мы проводили до Коккоза. Очень мне жаль, что она уехала. Она тебя любит, что приятно было с ней говорить про тебя! Хороший она человек с чутким теплым сердцем, но напрасно ее заставляют надевать монашеское одеяние! Оно ей никогда не будет к лицу! Папа зовет спать. Обнимаю тебя крепко. Христос с тобой, мой мальчик. Твоя мама.
ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 36. Л. 27–28 об.
Кореиз
21 сентября 1910
Дорогой мой мальчик,
Долго тебе не писала, т. к. чувствовала себя довольно «мизерабельно» после твоего отъезда и не хотела наводить на тебя скуку. Теперь мне гораздо лучше, жизнь опять течет по-прежнему. Я думаю, что в независимости от твоего отъезда на меня плохо подействовал вибрационный массаж руки. Я не переношу это похожее на лечение электричеством, и мои нервы от этого порядочно пострадали; пришлось бросить лечение и пока примириться с больной рукой.
После твоего отъезда погода с каждым днем становится лучше и теплее. Мы пьем чай у моря, куда спускаемся ежедневно пешком. Соседи нас навещают и не проходит дня без гостей. Сегодня обедают у нас харакские жители[234], в том числе и адмирал[235], который тает перед Ольгой Владимировной[236]. Мы вспоминаем вас обоих постоянно и следим за вашим путешествием, радуясь, что оно пока идет так благополучно. Телеграммы и карточки получаются пока исправно и служат мне большим утешением, но главное утешение для меня – знать, что ты не один, а имеешь при себе такого хорошего и милого друга.
Перед отъездом я с ним немного поговорила и еще более убедилась в том, что он действительно редкой души мальчик,