[277] – он сейчас же понял, что тут опять виноваты были персики, и что я была права! Как мне неприятно было отравлять своих гостей, я все же очень рада этому случаю, который блестящим образом оправдал мои якобы «воображения»! Теперь меня уже персики не заманят!
II
К завтраку приехала к нам Мария Густавовна[278], сидела и болтала до чая. После чая она уехала, а мы отправились кататься на автомобилях, добрались до старой татарской деревни в горах. Как мы туда заехали на «шайтанских машинах», ведает один Аллах! Произвели страшный фурор, вся деревня высыпала, окружила нас; нашлась там лавочка, еды накупили, гостинцев и разделили ребятишкам, которые были в восторге. Нам устроили овацию и бесконечно кричали «ура!» Было очень живописно! Мы с Красновым затеиваем перестройку Морозовской дачи! Планы и рисунки будут готовы к твоему приезду, и все дальнейшее будет зависеть от тебя. Мечтает он сделать что-нибудь вроде татаро-итальянского empire!!! с зеленоватой черепичной крышей и зелеными ставнями. В комнатах бордюры на стенах и мебель красного дерева, карельская, березовая и т. д., вроде якунчиковской или старой, покрытая ситцем старого образца. Он уже разбил сад кругом со спуском прямо от балкона, и вместе с тем впечатление всей дачи остается то же, что и теперь, но гораздо красивее! Он говорит, что это чрезвычайно интересная задача! И что-то особенное хочет создать! Посмотрим! Расписалась я сегодня! Думаю, что тебе и некогда будет читать мои письма!
Крепко, крепко тебя целую. Храни тебя Бог. Мама.
Читал ли ты статью Менщикова о мозговых клеточках?
ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 40. Л. 37–39 об.
[Кореиз]
27 ноября 1913
Милый мой мальчик,
Я давно тебе не писала и должна сознаться, что и твои письма довольно редки! Прочитав в «Gaulois» о бале в «Hotel Rity», где после нашей фамилии стояли Бог знает какие ростакуары, мне было так противно все это, что я писать перестала, чтобы не расстраивать тебя моим настроением. Знаю, что ты отчасти не виноват в этой жизни, которую вас заставляют вести в Париже и которая производит здесь на всех печальное впечатление! Но хотя эта обстановка не создана тобою, слава Богу, все же к ней привыкаешь, а для Ирины[279] это яд! Тебе должно быть тяжело присутствовать при этом, т. к. ты не можешь не сознавать пагубный вред этих понятий и примеров, которыми вы окружены. Мария Павловна Шведская[280] тоже печальный пример безалаберной жизни без всяких принципов и основ! Она, кажется, хочет устроиться в Николаевском дворце и жить там как ей сблагорассудится! Но это не может понравиться Вел[икой] княгине, которую она выписала в Швецию, подкупая ее одной только комедией своих, якобы преданных и трогательных чувств. И все это только потому, что она ей была нужна только в материальном смысле и для поддержки после развода! Одно в ней только возбуждает жалость – это ее здоровье, а все остальное laissez aller[281]. Ты мне ни слова не пишешь про Елену Вл[адимировну]. Это меня беспокоит, зная, что она в Париже и что ты не мог ее не видеть. Воображаю, как мамаша извелась, когда ее поздравляли в Лондоне. Видел ли ты ее? Какой ужасный случай с Солдатенковым. Вот что значит ездить как сумасшедший! Удивительно, что уцелела барышня. Несчастный человек! Сколько мучений еще впереди! Где Лулу? Нас страшно перепугала Вера Квитка в день их отъезда! Автомобиль уже стоял на дворе, когда ее схватили такие страшные боли, что она стала корчиться, как будто отравилась! По телефону вызвали всех докторов и оказалось, что это был приступ аппендицита, но без лихорадки. Сейчас же ее уложили в постель, положили лед и дали опиум. На третий день появилась лихорадка при сильных болях, и положение было так серьезно, что хотели ее везти в Ялту на операцию! Я против этого восстала и решила в случае надобности приготовить комнату для операции, понимая, что ее нельзя везти в таком виде. Приезжал Киш и подтвердил мои слова! Мы очень волновались, и бедный Квитка ходил как тень! На следующий день, совершенно неожиданно, процесс остановился, и Киш успокоился, т. к. он очень боялся операции, и она казалась почти неизбежной. Теперь с каждым днем положение улучшается. Она уже стала разговаривать и счастлива, что мучения кончились, и что она вернулась к жизни! Сегодня 6-й день как ей кроме воды ничего не давали. Придется им остаться здесь после нас, вероятно, до праздников, а может быть, и дольше! Постараемся их обставить как можно лучше на нижнем этаже. Сейчас получила твою телеграмму о том, что едете врозь в Данию. Думаю, что это из-за 6-го декабря[282], т. к. они хотят, вероятно, провести этот праздник без тебя. Надеюсь, что впечатление будет хорошее и что Бабушка[283] тебя полюбит. Думаю, что она не сразу к тебе привыкнет, и что первое время ты себя будешь чувствовать не очень уютно. Держи себя более чем корректно, т. к. она очень на это смотрит, в особенности для первого впечатления, и пиши чаще. У нас погода все время стоит хорошая, я давно такой чудной осени не помню! Был у нас Джунковский несколько дней. Николаев уехал. Сумароковы скоро уезжают тоже после Мишиных лавров[284]. Он играет в теннис в Ливадии ежедневно!
Крепко тебя целую, мой дорогой мальчик. Очень тяжело быть так далеко, когда столько накопилось на душе! Храни тебя Бог! Мама.
Очень рада, что нашел хорошего шофера, т. к. капризам <нрзб> нет конца.
ПИСЬМА Ф.Ф. ЮСУПОВА-МЛ. И.А. РОМАНОВОЙ
Москва
[1913]
Вы не знаете, какое счастье было для меня получить Ваше письмо. Когда я был у Вас последний раз, я чувствовал, что Вы хотели многое мне сказать и видел борьбу между Вашими чувствами и Вашим характером. Вы увидите, что скоро Вы победите его, привыкнете ко мне, и мы будем хорошими друзьями. Когда я узнал о том, что Дмитрий[285] был у Вас, то у меня явилось вдруг сомнение, мне показалось, что настала моя лебединая песня и так невыразимо грустно стало на душе. Я невольно подумал: неужели все мои мечты разбиты, и счастье, поиграв со мной, отвернулось от меня – одним разочарованием больше в моей жизни. Получив Ваше письмо, я искренне верю тому, что Вы пишете, и безгранично счастлив.
Храни Вас Господь! Феликс.
Завтра еду в Крым, в начале мая вернусь в Петербург на 2 дня, затем за границу. Пока чем меньше про нас будут говорить, тем лучше.
ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 84. Л. 78–78 об.
Соловецкий монастырь
[1913]
Дорогая Ирина,
Надеюсь, Вы не рассердитесь на меня, что я Вас называю по имени, но не все ли равно, немного раньше или позже, Я так часто себе его мысленно повторяю, думая о Вас, что в письме к Вам было бы неискренно его пропускать. Тем более что мы решили с Вами иметь искренние отношения без всяких предрассудков.
Вот уже четвертый день как я нахожусь в Соловецком монастыре, живу в келье маленькой, темной, сплю на деревянном диване без всякого матраса, питаюсь монашеской пищей и, несмотря на все это, наслаждаюсь путешествием. Столько интересного тут. Это совершенно самостоятельное маленькое государство, окруженное громадной каменной стеной. У них есть свои корабли, свой флот, настоятель монастыря – король и правитель этой маленькой страны на далеком севере, окруженной бушующим морем.
Как странно попасть сюда после всех наших разговоров о нашей заграничной жизни, это так все различно, что даже нельзя сравнивать. Весь день осматриваем окрестности, удим рыбу в громадных озерах, которых здесь около 400 и все они соединены каналами, т. ч. можно часами по ним ездить, переезжая из одного в другое. Великая княгиня[286] все больше в церкви уже с 5 часов утра. Службы длятся тут по 5–6 часов, я был раз, и с меня этого раза довольно. Пока она молится, я ловлю рыбу и прихожу уже к самому концу. Много тут схимников в удивительных костюмах. Спать тут совсем невозможно, звонят и день и ночь в колокола, сотни ручных чаек, которые орут не переставая и прямо влетают в комнаты, а самое ужасное – это клопы, которых легионы и они беспощадно кусают. Пища ужасная и всюду торчат и плавают длинные монашеские волосы. Это так противно, что я питаюсь только чаем и просфорой. По вечерам много читаю, думаю о Вас, о наших разговорах, а также о том, что скоро Вас увижу. Теперь я вижу, как трудно мне жить без Вас, и меня все тянет туда, где Вы. Как странно судьба сводит людей. Думал ли я когда-нибудь, что в Вашей маленькой, неопытной головке уже существуют такие установившиеся взгляды на жизнь и что мы с Вами эту жизнь понимаем и чувствуем одинаково. Таких людей, как мы с Вами, очень мало в этом мире, и понять нас другим почти невозможно. И Вы и я в общем глубоко несчастливы. Мы оба думали, что нас никто не понимает, и что только мы так чувствуем. Мы с Вами встретились и сразу почувствовали каким-то сверхчутьем, что именно мы друг друга поймем, что доказал наш вечерний разговор в саду. Я уверен, что мы с Вами будем так счастливы, как еще до сих пор никто не был. Наше счастье должно заключаться в общности наших взглядов и мыслей и исходящих из них действий, которые должны быть только известны нам одним и никому другому. Мы будем это хранить как святыню и даже наши лучшие друзья не будут подозревать, что именно служит залогом нашего счастья. Много еще хочется Вам сказать, но думаю, что на все это у Вас не хватит терпения, чтобы прочитать. Посылаю Вам фотографии, а также графине.
Ваш преданный Феликс.