Его дальнейшая жизнь была отмечена употреблением алкоголя и мелкими преступлениями. Он связался с компанией, с которой по вечерам гулял и грабил дома. Его несколько раз приговаривали к аресту как несовершеннолетнего преступника. Так он познакомился с тюрьмой. После нескольких неудачных попыток получить профессию парень стал моряком и некоторое время служил стюардом на лоцманском судне. В конце концов он устроился палубным матросом на корабле, перевозившем товары по Рейну. Однако довольно быстро Хармс уволился, поссорившись с капитаном. После этого он так и не нашел новую работу и с тех пор жил на социальное пособие. В это время его потребление алкоголя возросло до двух бутылок водки в день. Когда Рольфу Хармсу было 18 лет, он познакомился с 16-летней ученицей школы для детей со сложностями в обучении, которая вскоре забеременела от него. До рождения их второго ребенка пара жила с родителями девушки, затем они переехали в собственную квартиру.
Преступление произошло незадолго до свадьбы: Рольф Хармс убил 16-летнего подростка. Накануне он забрал свое пособие из центра социального обслуживания и купил сюрикен[12] для своего шурина. Хармс отправился в паб, где пил до полуночи, а затем, будучи совершенно пьяным, решил пойти домой. Около половины первого ночи он проходил мимо помещения автосервиса, где какой-то юноша со своим старшим приятелем пытался вскрыть автомобиль.
Рольф Хармс застал этих двоих врасплох, пригрозил им ножом и сюрикеном и потребовал, чтобы они присоединились к нему и той же ночью пошли на дело. Он назвал свое имя и убедил их, что хорошо знает местность. После нескольких неудачных попыток вскрыть машину и автомат с сигаретами им, наконец, поддался «Опель Рекорд», но поживиться удалось лишь мелочью. Тем не менее парни были очарованы Рольфом Хармсом и в то же время побаивались его. Позднее на судебном заседании старший из них заявил: «Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Видел такое только в кино. Он все делал так невозмутимо». Однако этот юноша вскоре потерял интерес к происходящему и ушел домой. Младший по требованию Рольфа Хармса остался. Вдвоем они поехали к карьерному озеру, вероятно, чтобы поплавать и потренироваться в метании сюрикена. Интересно, не замешан ли здесь гомосексуализм? Затем по какой-то причине между приятелями произошел конфликт: Рольф Хармс задушил своего спутника веревкой и сбросил его в воду.
Тело было найдено через несколько часов, ранним утром следующего дня. Полиция быстро поняла, что это не несчастный случай во время купания.
Они обнаружили так называемый след от удушения на шее, следы от веревки на икрах и окровавленную рану на левом запястье глубиной 3 сантиметра, расположенную перпендикулярно венам. Создавалось впечатление, что преступник разрезал запястья своей молодой жертвы, чтобы юноша истек кровью. Полиция тщетно искала преступника в течение года. Только когда друг погибшего обратился в полицию, вдруг вспомнив имя ночного знакомого, Рольф Хармс попал под подозрение.
Во время допроса Хармс сначала жаловался на провалы в памяти, постоянно менял показания и брал на себя только то, что и так было очевидно из материалов дела. Однако в конце концов он сознался, что набросил петлю на шею юноши и нечаянно затянул ее. Это была игра, сама по себе безобидная. Он просто не успел вовремя развязать узел. Что произошло после этого, подозреваемый не помнил, но по его словам, парень был еще жив, когда он уходил. Хармс якобы не хотел смерти молодого человека, и случившееся было трагической случайностью.
На судебном заседании Рольф Хармс также придерживался своей версии происшествия. Он утверждал, что сотрудники уголовной полиции «неправильно расслышали» его показания. Суд не поверил ему и приговорил к девяти годам лишения свободы за непредумышленное убийство. Решающее значение имело заключение судебно-медицинского эксперта: веревка на шее юноши оставалась затянутой не менее трех минут, а то и больше. Это возможно только в том случае, если ее тянули изо всех сил. И все указывало на то, что Рольф Хармс бросил умирающего в воду.
Выйдя из тюрьмы, Рольф Хармс приехал в Бремен. Здесь он сначала находился в приюте для освободившихся заключенных и жил на социальное пособие. За полгода до убийства Мальштедт ему выделили собственную квартиру.
Коллеги зовут меня на обед. Я даже не заметил, как быстро пролетело время. Изучение материалов дела иногда похоже на чтение захватывающей книги. Можно увлечься фантазиями, образами, игрой воображения. Жуя жестковатый кусок венского шницеля, я продолжаю думать о Рольфе Хармсе. Есть ли параллели между этими двумя необычными преступлениями? Идет ли здесь речь об одном и том же преступнике?
В обоих случаях фигурирует удушение или, как это звучит на судебно-медицинском жаргоне, «захват шеи». Может, Хармс не сдержался, наблюдая, как подросток медленно умирает от удушья, не вынес вида судорог? Хотел ли он таким образом ускорить его смерть? Не потому ли пытался сделать так, чтобы юноша истек кровью, порезав ему предплечье? Он бросил жертву в воду, чтобы утопить? Не слишком ли все это напоминает смерть Герты Мальштедт? Не хотел ли и здесь преступник добить жертву ножом, предварительно попытавшись задушить ее? Может это была схема, по которой Рольф Хармс убивал? Его почерк?
12
Но как подступиться к Рольфу Хармсу? Если этот человек действительно убийца, то на допросе он будет отрицать факт преступления. Так же, как сделал много лет назад, свалив все на несчастный случай. Как его вообще заставить отвечать на мои вопросы, не говоря уже о том, чтобы признаться в убийстве? С чего я должен начать разговор, чтобы иметь хоть какой-то шанс? Какую тактику лучше избрать?
В большинстве случаев первые несколько минут допроса определяют, удастся мне разговорить подозреваемого или нет. В фильмах есть плохой и хороший полицейские. Они припирают подозреваемого к стенке своей стратегией добра и зла, и уже через несколько минут он ломается и во всем признается. Так бывает в кино. В реальности все по-другому. Например, я часто бываю один, когда допрашиваю подозреваемого или свидетеля. И я всегда стараюсь быть спокойным и дружелюбным, даже если допрос длится часами. Я стремлюсь наладить контакт со своим собеседником, а агрессия и конфронтация – не самые лучшие методы для этого.
Обвиняемые, а иногда и свидетели, обычно имеют иной интерес, отличный от интересов полиции. В то время как я хочу раскрыть преступление, подозреваемый редко заинтересован в том, чтобы признаться в его совершении. Но часто свою роль играют чувство вины и угрызения совести. И если они хоть в небольшой степени присутствуют у моего собеседника, то я должен сделать так, чтобы они проявились в полной мере. Поэтому я должен создать такую атмосферу в процессе беседы, при которой человек почувствовал бы, что его понимают и уважают, независимо от его проступка. Я стараюсь подстроить под него тон и высоту голоса, а также невербальное поведение. Моя цель – заставить подозреваемого говорить, сделать так, чтобы наш диалог продолжался. Если человек отказывается давать показания, допрос заканчивается через несколько секунд. Нью-йоркский специалист по ведению допросов Дженнаро Джорджио однажды сказал об этом так: «Чем больше обвиняемые расслаблены, тем больше говорят. А чем больше они говорят, тем выше вероятность того, что они сами себя выдадут, ведь так труднее продолжать лгать». Ложь утомляет, особенно когда преступнику приходится вспоминать, о чем он уже насочинял.
Психологические исследования показали, какие методы работают при допросах, а какие нет. Причины, по которым человек дает признательные показания, в значительной степени зависят от характера его преступления. Те, кто совершил преступление на сексуальной почве и растлители малолетних часто колеблются между чувством вины, которое толкает их на признание, и стыдом, мешающим им это сделать. Чтобы помочь им преодолеть такое стеснение, я должен вести себя деликатно, проявлять человечность, понимание к их чувствам и потребностям и, прежде всего, избегать осуждающих заявлений о совершенном ими проступке. Это не всегда легко, потому что жестокое деяние всегда оставляет осадок, даже у полицейских, которые проработали уже долгое время.
Но эти эмоции не должны руководить мной, я обязан их отключить.
Если преступник не почувствует, что я его понимаю, он не признается. Не сделает он этого и в том случае, если будет меня бояться.
13
Однако для начала Рольф Хармс должен согласиться пообщаться со мной. Я не имею в виду, что он сразу же признается в преступлении. В разговоре со мной он, скорее всего, будет искать оправдания и объяснения, которые я потом смогу проверить. Люди, сочиняющие сложные истории, часто попадаются на своем же обмане. У лжи короткие ноги, это я точно могу подтвердить по своей практике.
Я провожу короткое совещание с коллегами из службы розыска и прошу их установить местонахождение Рольфа Хармса. Проходит совсем немного времени, и ранним вечером мужчину удается взять под предварительный арест, застав его в собственной квартире. Подозреваемый открывает дверь в одних трусах. По его словам, он спал и не слышал звонка в дверь. Когда полицейские приводят Хармса в мой кабинет, я поражаюсь его внешнему виду. В деле были фото этого человека, и мне известен его рост – всего 170 сантиметров, – но я не ожидал, что он окажется таким щуплым и невзрачным. В то же время он спортивен и жилист. Темноволосая челка падает на узкое лицо, усы коротко подстрижены. Он одет в красный свитшот, джинсы и кроссовки. Неужели этот неприметный человек убил двоих?
У него выжидательный взгляд, мужчина внимательно изучает меня. Это лицо нельзя назвать открытым. Удастся ли мне установить с Рольфом Хармсом именно те отношения, которые нужны для признания? Так, как мне это часто удавалось с другими подозреваемыми? У меня есть сомнения. Я смотрю на собеседника, и мне представляется загнанный в угол хищник. Темно-карие глаза пристально смотрят на меня, он не отводит взгляда. Каждое мое движение, каждое изменение в выражении моего лица немедленно фиксируется. В то же время Рольф Хармс, кажется, выстроил вокруг себя своего рода защитную стену, из-за которой он лишь время от времени выглядывает.