Зрителей немного. Среди них я вижу лица посетителей бара Pottkieker. Другие – завсегдатаи зала суда, в основном пенсионеры, которые так проводят время. Я замечал их раньше на других процессах.
Председательствующий судья спрашивает мои личные данные, интересуется, нет ли у меня родственных отношений с обвиняемым, и напоминает о том, что как свидетель я обязан говорить правду и только правду. Он просит рассказать, что мне известно по данному делу. Я сообщаю о ходе расследования, о допросах, о собранных нами доказательствах. После этого адвокат защиты и прокурор имеют право задавать вопросы. У прокурора вопросов нет. Адвокат Рольфа Хармса просит меня еще раз описать обстоятельства, при которых я нашел ключ от квартиры жертвы. Это был ее единственный вопрос.
Суд не просит меня дать присягу. В любом случае это редко требуется от полицейских. Предполагается, что они с большей вероятностью скажут правду, чем другие свидетели. Однако я не знаю, как относиться к этому. Теперь мне можно остаться на суде в качестве слушателя. Когда у меня есть время, я с удовольствием пользуюсь этой возможностью. Потому что это шанс чему-то научиться. Я узнаю, как мои доказательства воспринимаются другими участниками процесса. Где они убедительны, а где есть пробелы. Не упустил ли я какие-то слабые места, можно ли интерпретировать некоторые косвенные улики иначе, чем это сделал я и мои коллеги.
Прежде всего я надеюсь хотя бы в суде получить ответ на вопрос, который до сих остается без ответа: зачем Рольф Хармс отрезал ухо своей жертве? Но мои надежды не оправдываются. Прокурор описывает нанесенное жертве увечье как «совершенно бессмысленное действие», психиатр не исключает «садистской подоплеки». Я не нахожу эти ответы убедительными.
Однако в ходе судебного процесса я узнаю, какую стратегию избрал адвокат. «Я не трогал эту женщину», – говорит Рольф Хармс и повторяет это несколько раз. Теперь он признается, что случайно встретил Герту Мальштедт в баре и проводил ее до дома. Она попросила его зайти в квартиру, потому что якобы боялась своего парня. Но в квартире никого не оказалось. Через несколько минут женщина попросила его уйти, так как ждала гостя. «Когда я ушел, она была еще жива», – заявляет Рольф Хармс.
В своей заключительной речи адвокат добавляет, что Герта Мальштедт часто водила домой кавалеров. В тот вечер она тоже ожидала визита своего бойфренда. «Почему у одного из ее мужчин не могло быть ключа от квартиры?» Поэтому адвокат требует оправдательного приговора для своего подзащитного. Обвинение же считает уместным максимальное наказание в 15 лет за непредумышленное убийство. Вот такая кардинально разная интерпретация доказательств.
На следующий день суд присяжных приговаривает Рольфа Хармса к 15 годам лишения свободы за непредумышленное убийство. Судьи убеждены в том, что Рольф Хармс убил женщину. Косвенные улики убедительно это доказали. Наша цепочка выдержала. Несмотря на то что защита сильно дергала за нее, она не порвалась.
Адвокат защиты подает ревизионное обжалование приговора в Федеральный верховный суд. Но новый судебный процесс оборачивается для ее клиента фиаско. В итоге новый суд квалифицирует преступление как непредумышленное убийство с отягчающими обстоятельствами. В своем приговоре судьи заявляют, что преступник хотел уничтожить жертву – и это деяние было особенно предосудительным. За подобное обычно выносится обвинительный приговор в виде пожизненного заключения. Однако судьи принимают во внимание тот факт, что из-за содержания алкоголя в крови Рольф Хармс не осознавал своих действий. Это «значительно ограниченная способность контролировать свои поступки», и в таком случае преступника признают лишь ограниченно виновным, а срок наказания сокращается до 15 лет. Кроме того, судьи выносят решение о помещении подсудимого в психиатрическую больницу. Это альтернатива обычной тюрьме для тех людей, которые совершили преступление в силу психического заболевания. Согласно приговору, Рольф Хармс «имел неврологические проблемы, которые возникли вследствие неблагополучного детства, и в этом смысле его следует считать психически больным».
После суда Хармс превращается в человека, который представляет опасность для общества и от которого можно ожидать совершения новых злодеяний.
Таким образом, суд руководствуется экспертными заключениями двух психиатров. Они не нашли у Рольфа Хармса признаков слабоумия, шизофрении, аффективных психозов или органических заболеваний мозга, но обнаружили крайне выраженную форму диссоциального расстройства личности. Рольф Хармс не проявляет сочувствия к другим людям, пренебрегает всеми социальными нормами, никогда не признает своей вины, любит перекладывать ответственность на других и не способен учиться на собственном опыте. Особенно любопытными я нахожу два аспекта из его психиатрического диагноза: Хармс воспринимает женщин как доминантных, а свою мать – как властную. Отрезанное ухо указывает на сильное садистско-сексуальное расстройство.
Рольф Хармс, кажется, воспринял приговор спокойно. Он отказывается от дальнейших апелляций, и уже через неделю после решения судьи приговор вступает в силу. Юридически дело закрыто, для нас это успех. Наша цепочка доказательств сработала и во второй раз, убийца Герты Мальштедт понес заслуженное наказание.
17
И все же этот случай не дает мне покоя. Это отрезанное ухо, я постоянно возвращаюсь к нему в своих мыслях. В последующие годы я завершаю обучение на профайлера и все больше интересуюсь поведением преступников во время совершения убийств. Мне уже недостаточно просто осудить виновного и закрыть дело, получив признательные показания. Я хочу знать больше о мотивах, о том, что именно и почему произошло. В то же время меня увлекает идея о том, что мотив преступника можно определить по оставленным им уликам. Спустя более 10 лет работы аналитиком я могу сказать, что этот подход по своей сути верен: если вы сможете прочитать следы на месте преступления, вам многое откроется о преступнике и его мотиве.
Делая первые шаги в качестве профайлера, я повторно обращаюсь к делу Рольфа Хармса. Мне хочется изучить его с точки зрения новых подходов, которым я научился в профайлинге. Я по-прежнему ищу ответы на два вопроса: почему этот человек убил двоих таким необычным способом? И что за символизм скрывался за отрезанным ухом? Я рассчитываю получить ответы на эти вопросы от него самого.
На момент моего первого визита к Рольфу Хармсу в судебно-психиатрическое отделение со дня убийства Герты Мальштедт прошло добрых 10 лет. Мужчина сам захотел увидеться со мной, о чем заявил во время нашей случайной встречи в клинике: «Навестите меня, я хотел бы кое-что с вами обсудить!»
С момента рассмотрения апелляции Рольф Хармс является одним из более ста пациентов лечебно-исправительного учреждения. Отделение судебно-медицинской экспертизы – часть больничного ландшафта наряду с отделениями травматологии, анестезии, гериатрии, внутренних болезней, неврологии и психиатрии. Однако оно стоит обособленно посреди обширного старого парка.
Клиника имеет богатую историю: в 1909 году был построен «Дом для опасных душевнобольных преступников», в то время он располагался за воротами Бремена. Название удачно отражает тогдашнее отношение к этому контингенту: их хотели навсегда изолировать от общества, запереть, держать под стражей. Интересно, что несколько лет назад канцлер Герхард Шрёдер возродил именно такое отношение. Он призвал запереть преступников, совершивших преступление на сексуальной почве, «желательно навсегда». Политик проигнорировал тот факт, что общество уже давно изменило отношение к психически больным правонарушителям: выздоровление предотвращает рецидив – таков девиз психиатрии. Речь идет о гораздо большем, чем просто содержание под стражей.
Это изменение привело к расширению судебно-медицинской клиники в 2006 году. Теперь пациенты могут наверстать упущенное в школе или воспользоваться предложениями по трудотерапии. Внешний вид здания также адаптирован к новым требованиям: теперь оно представляет собой куб в стиле баухаус[14] и окрашено в теплый терракотовый цвет. Непременная колючая проволока уступила место так называемому стеклянному экрану – эвфемистическое обозначение для небьющегося пуленепробиваемого стекла. Для защиты построена пятиметровая стена, выкрашенная в натуральный землистый цвет. По всей территории клиники высажены кусты и клумбы с розами.
Рольф Хармс лишь изредка может любоваться этим прекрасным зрелищем. Он считается резистентным к терапии пациентом, человеком «безнадежным», как он сам себя называет. Поэтому уже несколько лет его жизнь ограничена помещениями так называемого отделения длительного пребывания. Это отделение для пациентов, которые в силу своей опасности, вероятно, никогда не смогут вернуться на свободу: жилые помещения, мастерская, внутренний двор. Последний щедро озеленен газонами, цветочными клумбами и пальмами в кадках, а также украшен произведениями искусства из мастерских.
Во время моего первого визита дистанция длиною в 10 лет внезапно исчезает. Рольф Хармс почти не изменился, он все такой же жилистый, как и раньше.
А главное, его взгляд все тот же. Затаенный и прикованный ко мне. Опять мне вспоминается хищник, который караулит добычу.
Интересно, есть ли вообще смысл беседовать с ним? Что творится в его голове? Я спрашиваю его самого, чего он ожидает от этого разговора. Когда он отвечает, его лицо становится дружелюбным. Ему хочется узнать больше о своих поступках. Прежде всего, понять их. У нас одинаковые цели, и это хорошо. Я говорю ему, что, возможно, когда-нибудь напишу о его жизни и преступлениях в книге. Рольф Хармс соглашается. Тогда мы договариваемся обращаться друг к другу на «ты».
В первый раз, когда мы встречаемся, Рольф Хармс немного рассеян. Он обеспокоен тем, что его канарейка Твити заболела. Во время моих последующих визитов мужчина также охотно рассказывает о своих питомцах, показывает фотографии птиц. Когда Твити умирает, он на следующий же день просит принести ему молодого волнистого попугайчика. Хармс называет попугая Уити и гордится тем, что птица сразу же ест с его руки.