Я спускаюсь на первый этаж и внимательно рассматриваю улики на месте преступления – следы от бондажа, все одинаковой ширины. Их симметричное расположение наводит на мысль о том, что тот, кто вязал узлы, чувствовал себя спокойно. Преступник действовал обдуманно. Он не торопился связывать свою жертву, точное расположение веревок, похоже, имеет для него особое значение. Все это напоминает мне «шибари», особую форму садомазохистской практики бондажа. При этом бондаж служит эстетическим или декоративным элементом, который призван подчеркнуть определенные части тела и предназначен для усиления сексуального возбуждения партнеров.
Я фотографирую следы от связывания на ногах, а затем продолжаю осматривать мертвое тело. Кроме двух синяков от надавливания на плечах я не нахожу других повреждений. Вероятно, жертва лежала на животе, когда ее душили. Преступник дополнительно прижал верхнюю часть ее тела к полу коленом. Если я прав в этом предположении, то должен найти эту точку надавливания на спине, когда потерпевшую позже перевернут на живот. Я замечаю, что оба локтя, правое бедро, колени и пальцы ног также заметно выделяются – они белые на фоне темных трупных пятен. Почему в этих местах нет потемнений? На это может быть только один ответ: женщина была убита не на лестничной клетке. Преступник перемещал тело. Он принес его сюда через много часов после смерти жертвы. И снова эти молчаливые свидетели рассказывают мне, как вел себя убийца после совершения преступления.
Трупные пятна – это самый ранний признак смерти. Они появляются через 20–30 минут. Однако на тех частях тела, которые находятся выше, остаются светлые участки. В случае с нашей покойной – на локтях, коленях, левом бедре, пальцах ног, а также там, где располагались веревки. Если в течение шести часов положение трупа меняется, образуются новые пятна, причем на тех частях тела, которые оказываются внизу. Первоначальные пятна исчезают. Если после этого труп опять перемещают, то самые первые потемнения уже не пропадают полностью. Тогда на теле возникают трупные пятна и сверху и снизу – одни немного светлее, другие более насыщенные. Через 12 часов пятна уже не уходят совсем, как на трупе с лестничной клетки.
По трупному окоченению можно не только узнать, как вел себя убийца после совершения преступления, но и определить примерное время смерти.
На это также указывают трупное окоченение и температура тела. Таким образом, женщина с лестничной клетки умерла от 12 до 20 часов назад. После этого преступник принес ее сюда. Это лишь первое грубое предположение относительно реального времени смерти. Мне также нужно принять во внимание, что дневная жара ускорила наступление трупного окоченения.
2
Я уже некоторое время применяю в работе методы профайлинга. И поэтому задаю себе ключевые вопросы по этому делу. Что говорят мне о преступнике место преступления и сам труп? Какие решения принимал убийца? И почему? Одним из таких решений было убрать тело с места убийства и оставить его в другом месте. Но почему преступник не потрудился спрятать труп? Где было совершено убийство? И почему он выбрал в качестве жертвы именно эту молодую женщину? Второй ключевой вопрос анализа: кто и зачем?
Я сажусь на ступеньку лестницы и разглядываю темное пятно на белой стене. Это помогает мне сосредоточиться. Вспоминаю об одном убийстве, которое произошло совсем недавно. Однажды вечером к проститутке, страдающей наркотической зависимостью, на улице подошел клиент. Она ушла с ним. Ее коллеги видели этот момент, поэтому у нас было достаточно точное описание того мужчины. На следующий день женщина была найдена мертвой на лестничной клетке дома, где жил ее клиент. Она лежала перед запертой дверью в подвал почти голая, с обнаженной верхней частью тела и расстегнутыми джинсами. Мы быстро выяснили, что ее задушили. Типичный способ убийства, когда преступник и жертва имели определенную связь. Перед тем как умертвить женщину, преступник подавил ее сопротивление, нанеся несколько сильных ударов по лицу.
Для нас, сотрудников отдела по расследованию убийств, все было очевидно: преступником был клиент. Мы предположили, что ему помешали, когда он пытался затащить мертвую женщину в подвал. Поэтому убийца просто оставил тело на лестничной клетке. Протрезвел он быстро. На допросе парень признал, что вступал в сексуальный контакт с пострадавшей, но категорически отрицал свою причастность к ее смерти. Он был пьян и сразу после секса заснул. Когда очнулся утром с похмелья, женщины в его квартире уже не было. «Да и зачем ей было оставаться, проститутке?» Несмотря на скрупулезное расследование, мы не нашли никаких доказательств, подтверждающих наши подозрения. Преступление осталось нераскрытым, и теперь я вспоминаю о нем, сидя на лестнице и размышляя о судьбе найденной здесь молодой женщины.
Вероятно, погибшая также занималась уличной проституцией. Может, она тоже была наркоманкой? А вдруг, в этом доме сейчас живет тот самый клиент из прошлого дела? Он убил еще одну уличную проститутку? Кажется, эту женщину в доме не знают, об этом может свидетельствовать и то, что она полуобнажена. Но имени того клиента нет ни под одним из дверных звонков. Было бы слишком большой удачей раскрыть два дела в один день. Удивительно, как я еще верю в подобное. На мгновение я понадеялся, что мы имеем дело с одним и тем же преступником.
Я снова осматриваю тело. Женщина не выглядит так, будто ей приходилось зарабатывать на жизнь, торгуя телом, и уж точно не похожа на типичную наркоманку. Ногти на руках и ногах аккуратно покрыты розовым лаком. Заглянув ей в рот, я обнаруживаю два полных ряда белых зубов. Но я хочу убедиться окончательно и еще раз осматриваю обе руки погибшей. За исключением следа от связывания, в остальном ничего примечательного. Шрамы и дорожки от проколов, характерные для внутривенного употребления героина, отсутствуют. Это точно не уличная проститутка.
Немного поразмыслив, прихожу к выводу: скорее всего, мертвую женщину вынесли из какой-то квартиры, расположенной на верхних этажах. Кто бы стал по доброй воле тащить 60-килограммовый труп вверх по лестнице в подъезде, где нет лифта и некуда спрятать тело?
Я прошу коллег выйти на улицу для короткого совещания. Мы обсуждаем наши первоочередные действия на месте преступления. Это рутинные мероприятия, поэтому все проходит быстро. Каждый знает, что делать. Но в это воскресное утро нас всего шестеро. Обычно в первые несколько недель над убийством работают около 20 следователей. Но из-за тропической жары в последние несколько дней многие уехали на море, поэтому, когда нужно отправляться на вызов, не со всеми получается сразу связаться по мобильному телефону.
Как начальник отдела по расследованию убийств, я первым делом назначаю одного из своих коллег старшим делопроизводителем. Подобная терминология всегда напоминает мне о том, что я работаю в крупном ведомстве. Старший делопроизводитель ведет дело, организует судебно-медицинские экспертизы, оценивает все улики, а также собирает для следователей материалы по ним. Второго следователя я прошу подготовить отчет об осмотре места преступления. В нем фиксируются все следы и улики, а также положение тела, его внешний вид, что находится рядом. Так сказать, пишется картина места преступления. Я также прошу его распорядиться, чтобы бытовой мусор со всего жилого массива был вывезен на свалку. Там его осмотрят на предмет улик, имеющих отношение к нашему делу.
Многие преступники выбрасывают орудие убийства или свою окровавленную одежду сразу после совершения преступления, не понимая, что таким образом оставляют первую наводку на самих себя.
Двое других коллег опросят жильцов, а так называемый ответственный специалист будет сопровождать тело при транспортировке в патологоанатомическое отделение и участвовать во вскрытии. Затем вместе с одним из членов судебно-медицинской группы он попытается установить личность погибшей: зафиксирует отпечатки пальцев, сделает портретные фотографии и запишет индивидуальные особенности, которые обнаружит на трупе и одежде. На него также возлагается скорбная миссия – поставить в известность родственников. Позже он позаботится о выдаче им тела, чтобы они смогли похоронить покойную как можно скорее. Опознание погибших имеет абсолютный приоритет. Я уверен, что мы значительно приблизимся к раскрытию дела, как только узнаем имя жертвы. Так происходит при каждом преступлении.
По самому пеклу я еду в полицейское управление. В это воскресенье в здании на удивление тихо. Радуюсь, что толстые стены из песчаника совсем не пропускают жару. Я иду в управление уголовного розыска, чтобы узнать новости у дежурного комиссара. Но новых зацепок нет. Никаких сообщений о пропаже человека из Бремена или окрестностей Нижней Саксонии за последнее время также не поступало. Кажется, что в этот жаркий летний день мир замер.
Пока жужжит кофеварка в моем кабинете, я загружаю фотографии с места преступления на свой компьютер. По опыту мне известно, как важно сейчас спокойно и трезво проанализировать и интерпретировать улики. Звучит проще, чем есть на самом деле: конечно, следователь чувствует охотничий азарт, он испытывает беспокойство, почти нервозность, расследуя каждое преступление. Конечно, цель состоит в том, чтобы как можно быстрее установить личность преступника. И, конечно, заманчиво поддаться первым идеям и теориям. Но это уже завело в тупик не одного сотрудника отдела убийств. А время, необходимое для того, чтобы выйти из тупика и свернуть на верный путь, часто может оказаться самым важным фактором в достижении успеха. Принятые сгоряча ложные решения стоят нам времени, энергии и желания двигаться дальше. Это три самых важных составляющих успешного расследования.
3
С самого начала моего обучения на профайлера я применяю четырехфазную модель ФБР. Американцы были пионерами в профайлинге и разделили преступления на следующие эпизоды: