10
Я редко сталкивался с таким резким поворотом в допросе. Но один принцип криминалистики, похоже, применим и в этот раз: обвиняемые обычно признаются в преступлениях в начале допроса, когда улики достаточно весомы. Или же они отрицают преступление в течение нескольких часов, дней. Или вообще не признаются никогда. Тем не менее я не могу объяснить перемену настроения у этой конкретной обвиняемой.
Но вместе с признанием расследование не заканчивается. Слишком много вопросов все еще остаются открытыми. Зачем Сувати Арроро связала ничего не подозревающую Ребекку? Только для того, чтобы иметь возможность задушить, не получая сопротивления? Похоже на то, что это ее индивидуальный образ действий, ее modus operandi. А как же медитация? Упражнения на расслабление? Все это просто инсценировка, чтобы заманить жертву к себе и усыпить ее бдительность ощущением безопасности?
Сувати Арроро, кажется, читает мои мысли. Не дожидаясь дальнейших вопросов, она продолжает. «Ребекка принесла с собой несколько кусков разноцветной ткани и попросила меня помочь ей сшить юбку. Также у нее были узкие полоски ткани. Она спросила, знаю ли я про храм, находящийся неподалеку. Там она якобы медитировала и поклонялась Будде. Во время упражнений на расслабление они связывали себя в соответствии с древним ритуалом». По ходу повествования Ребекка разделась до трусиков и надела желтую юбку, которую прихватила с собой. «Она дала мне несколько разноцветных лент, – все одинаковой длины и ширины – и сказала, что это цвета Будды». Сувати Арроро делает маленький глоток колы из стакана и прикуривает очередную сигарету. Кажется, она чувствует, что нашла понимание, – мне знакомо такое поведение преступников, которые только что облегчили свою совесть. Выдыхая дым, она продолжает: «Затем она достала из рюкзака лимоны и лаймы, пару перчаток и ленты. Взяла по лайму в каждую руку и попросила меня связать ее». Сувати Арроро утверждает, что лишь исполнила желание подруги. В конце концов, заявляет женщина, она выросла в Индонезии, в культуре, богатой представлениями о призраках, демонах, ведьмах и разной нечисти. «Нехорошо гневить духов».
Я размышляю о том, как выглядели эти перчатки. И куда они делись. Мы не нашли их в мусоре. Сувати Арроро на эти вопросы не отвечает и лишь пожимает плечами. Затем женщина демонстрирует на себе, как накладывала путы: садится на пол, сводит ноги вместе и указывает на места, где она связала подругу в соответствии с ее инструкциями – на запястьях, груди, бедрах, ступнях. Пока Сувати связывала Ребекку, та говорила с ней о буддизме. Затем настроение Сувати вдруг резко изменилось: «Речь зашла о детях Ребекки, и она фактически заявила, что любит сына больше, чем новорожденную дочь. Это меня невероятно разозлило».
Сувати Арроро вскакивает с пола комнаты для допросов, хватает воображаемый кусок ткани и демонстрирует, как она за несколько секунд обернула его вокруг шеи Ребекки Шван.
Затем она тянет вверх. Я понимаю, что это лишь часть правды. Следы на шее отражают другую картину: они говорят о том, что лоскут ткани обматывали вокруг шеи осторожно, а не импульсивно.
Мой коллега спрашивает, что произошло дальше. Важно, чтобы Сувати Арроро описала случившееся свободно и своими словами. Позже в суде не должно создаться впечатление, что она отвечала на наводящие вопросы или давала заранее сформулированные ответы. Такая опасность существует всегда, когда мы имеем дело с подсудимым, обладающим низким интеллектом, или если присутствует языковой барьер. Инсценировка на полу была яркой и впечатляющей – она также попадет в материалы следствия в виде примечания. Но все же доказательная сила такого документа слабее, чем у рассказа, оформленного письменно, поскольку здесь может сыграть роль субъективность наблюдателя.
Многое из того, что мы сегодня услышали, говорит о спланированном убийстве. «Я тянула сзади. В течение двух, трех или пяти минут. Ребекка пыталась сопротивляться, повернулась на бок. Она потеряла сознание, но я продолжала натягивать ткань. Она подалась вперед, и я навалилась на нее сзади. Я думала, что с Ребеккой ничего не случится». Сувати Арроро сама понимает, что ее объяснения звучат неправдоподобно. Она на мгновение задумывается и поправляет себя: «Я знала, что она может умереть. В конце концов, у меня есть опыт работы медсестрой». Она также вносит коррективы в ранее описанный ею ход событий. Теперь она утверждает, что это она попросила Ребекку взять в руки лимоны, которые заранее принесла с кухни. «Затем я связала ее запястья желтой тканью. Потом лодыжки и другие части тела». Далее она повторяет уже известную нам версию: ссоры из-за разного отношения к детям, удушения в состоянии сильнейшего волнения и гнева.
Моя первоначальная эйфория быстро проходит. Объяснение Сувати Арроро не звучит убедительно. Я просто не верю ей. Во время дальневосточных практик по релаксации вдруг возникает спор о детях, который перерастает в убийство? Я размышляю о паутине лжи, которую сплела Сувати Арроро. Эта женщина притворялась перед собой и всем миром, что у нее есть собственный ребенок. Обманывала жениха, выдавая чужого младенца за своего собственного. Осознавала ли она свои поступки? Я задаю этот вопрос Сувати Арроро. К моему удивлению, она весьма убедительно повторяет: «Я сделала это ради Марека. Мне не хотелось его терять. В конце концов, я тоже была беременна, а теперь больше не могу иметь детей». Отчаяние, которое звучит в ее словах, кажется мне подлинным, а не наигранным. Женщина растеряна и явно опечалена. Но я не уверен, что она скорбит об умершей подруге. Разве утром на лестничной клетке она не выглядела искренней? Искренне невозмутимой? Не является ли причиной ее печали осознание того, что она слишком стара для того, чтобы родить? И понимание того, что жизнь не удалась? Что ее ждет впереди будущее без материальных и юридических привилегий, а также без социального признания. Не глубочайшая ли жалость к себе стала мотивом для убийства и кражи ребенка? И неспособность принять правду жизни как нечто неизменное?
Близкое к летаргическому поведение Сувати Арроро говорит мне о ее почти патологических чертах психики. Об этом свидетельствует и отчасти неструктурированное планирование преступления. Я не хочу исключать так называемый психоз беременных, неправильное восприятие реальности, за которую такие женщины крепко держатся. Это состояние не поддается терапии. Психоз при беременности – это «психоз исполнения желаний», подобный так называемой эротомании – бредовой любви к недосягаемому человеку. Такие заболевания берут начало в биографии страдающих ими людей. Долгосрочно неудовлетворенные потребности в эмоциональной привязанности и социальной идентичности компенсируются для защиты собственной психики. Применима ли эта форма болезни к Сувати Арроро? Мне интересно, что покажет психиатрическая экспертиза. Она является обязательной в случаях, когда мы имеем дело с убийством, в том числе непредумышленным, помогая оценить степень виновности преступника.
Сувати Арроро сидит на стуле – совершенно обессиленная и сгорбленная. Она рассказывает, как вытащила безжизненную Ребекку на балкон. Женщина училась на медсестру и знала, как это правильно сделать. Подозреваемая встает, берет переводчика под мышки и слегка тянет его назад, в то время как он сидит на стуле. Затем она снова садится. «Все нужно было сделать быстро. Нельзя было терять время. Марек позвонил и сообщил о своем приезде. Обещал быть через несколько минут. Я отправила его за покупками».
Находясь в стрессовом состоянии, Сувати Арроро накрыла тело на балконе скатертью, поставила перед ним вешалку для одежды, развесила свежевыстиранное белье и задернула шторы. Позже, когда жених захотел открыть балконную дверь, она запротестовала: «Ребенку вреден сквозняк». Марека не смутило ее заявление. После беспокойной ночи она была рада, когда утром жених уехал в транспортную компанию, и стала думать, как избавиться от тела. Единственное место, которое пришло ей в голову, был подвал. Она разрезала путы, запихнула полоски ткани, одежду и личные вещи жертвы в пластиковые пакеты и выбросила все в контейнер для бытового мусора. Затем она потащила тело с балкона через лестничную клетку на нижний этаж. «Она была вся застывшая и ледяная». Я замечаю, что сейчас она говорит правду – во время транспортировки труп действительно должен был казаться окоченевшим и холодным.
Услышав детский плач, раздававшийся из квартиры, она опустила труп на пол, оттащила его за ноги на небольшое расстояние от лестницы и побежала наверх.
Успокоив ребенка, подозреваемая не решилась вернуться к брошенному телу.
Через некоторое время Сувати Арроро услышала шум на лестничной клетке. Соседка нашла тело, полиция уже приехала. Через несколько минут раздался звонок в дверь. Двое полицейских спросили ее, знает ли она что-нибудь о трупе на лестничной клетке. Она ответила, что ничего не видела. Наверное, выражение ее лица было таким же убедительным, как и в тот момент, когда я помогал ей с коляской, а она утверждала, что не знает мертвую женщину. В любом случае полицейские были удовлетворены ее ответом. Затем Сувати Арроро вычистила балкон и смыла кровь, которая вытекла из носа и ушей убитой. Ей пришлось сменить несколько ведер воды. Затем Сувати спустилась с ребенком вниз, где наткнулась на одного ничего не подозревающего инспектора. Я собственными руками помог убийце перенести коляску через ее жертву.
Госпожа Арроро – хладнокровная преступница, подобных которой я давно не встречал. Какой волей надо обладать, чтобы врать жениху, что он стал отцом, в то время как на балконе лежит мертвая мать ребенка? Что она чувствовала, когда мы, спуская коляску по лестнице, были вынуждены перешагивать через ее жертву? Что она испытывала, когда ей пришлось опознавать тело? Неудивительно, что после преступления она решила напиться.
В тот же вечер мы задерживаем Сувати Арроро. На следующий день судья предварительного производства выдает ордер на ее арест по подозрению в убийстве. Сувати Арроро помещают в следственный изолятор. На допросе в суде она по-прежнему непостоянна в своих высказываниях и стремится обвинить всех, кроме себя. По ее словам, у нее развилась депрессия, поскольку она больше не может иметь детей. Ее жених был пьяницей, который подстрекал ее к употреблению алкоголя, в том числе в день преступления. Она настолько запуталась, что уже не понимала, как все происходило на встрече с Ребеккой Шван.