Наклонившись вперед, Билл уставился прямо в объектив главной камеры.
— Да-да, я говорю об убийстве. А что еще это могло быть? Два самых влиятельных человека города, где живет огромное количество других важных персон, летят в самолете, и этот самолет вдруг исчезает где-то в водах Атлантики. Воздушное судно, прошедшее техническое обслуживание всего за день до катастрофы, управляемое пилотами высшей категории, которые не сообщали диспетчерам ни о каких неисправностях, вдруг пропадает с экранов радаров вскоре после взлета. Только представьте себе! Нет, никто не убедит меня, что в этом случае обошлось без грязной игры. Дело здесь нечисто.
В это утро рейтинги канала оказались на самом высоком уровне за все время его существования, да и затем продолжили движение вверх. Во вторник были обнаружены обломки самолета и первые погибшие. Местный житель, выгуливавший собаку на Фишер-Айленд, наткнулся на прибитое волнами к берегу тело Эммы Лайтнер, а ловец лобстеров извлек из воды тело Сары Киплинг. После этого Билл Каннингем, казалось, превзошел самого себя.
— Где Бен Киплинг? Где Дэвид Уайтхед? — Именно эти вопросы он задавал снова и снова с телеэкрана, обращаясь к аудитории канала. — Разве не странно, что, хотя на борту самолета находилось одиннадцать человек, семь тел так и не были обнаружены? И в том числе — двух мужчин, которые, скорее всего, и были целью неких темных сил? Если Бен Киплинг сидел рядом со своей супругой, почему ее тело найдено, а его — нет? И, наконец, где Скотт Бэрроуз? Почему он до сих пор пытается скрыться от внимания общественности? Может, потому, что каким-то образом причастен к случившемуся? Совершенно очевидно, что он знает больше, чем говорит, — заявил Билл.
С самого начала расследования кое-кто из участвовавших в нем передавал информацию в Эй-эл-си. Именно благодаря этому на канале узнали схему рассадки пассажиров в салоне самолета. И именно Эй-эл-си первым сообщил о том, что Киплингу собирались предъявить обвинение.
Не кто иной, как Билл Каннингем, рассказал всему миру, что сын Дэвида Уайтхеда, Джей-Джей, в момент прибытия на аэродром спал и что на борт самолета его внес на руках отец. Личная, персональная связь Каннингема с участниками происшедшей трагедии не давала зрителям переключиться на какой-нибудь другой канал. Их интересовало, что Билл скажет дальше. Проводя в эфире час за часом, Каннингем сам постепенно превращался в мученика, в человека, который, вопреки всему, отказывался сдаваться.
Но время шло, и становилось ясно, что все спекуляции по поводу авиакатастрофы, скорее всего, не имеют ничего общего с реальной действительностью. К тому же «Нью-Йорк таймс» в воскресном выпуске опубликовала статью объемом в шесть тысяч слов, в которой во всех деталях было рассказано, как компания Бена Киплинга отмывала миллиарды долларов, полученных из Северной Кореи, Ирана и Ливии. По этой причине Билл утратил интерес к раскапыванию этой истории. Ему оставалось только одно — указывать зрителям на нестыковки в официальной версии.
И тут ему пришла в голову идея.
Билл встречается с Нэймором в баре без вывески на Орчард-стрит. Он выбирает это место, поскольку рассчитывает, что жители, мерзкие либералы, обитающие в районе Вильямсбург Нижнего Ист-Сайда, не знают его в лицо.
Собираясь на встречу, Билл не надевает свои фирменные подтяжки, а рубашку заменяет футболкой, поверх которой натягивает короткую кожаную куртку. Выглядит он при этом как бывший президент, старающийся не выделяться из толпы — прямо-таки Билл Клинтон на концерте «Ю Ту».
Помещение бара украшено большими подсвеченными аквариумами с морской водой. Билл усаживается за столик позади одного из них, из-за которого хорошо видна входная дверь. Заказав будвайзер, он принимается ждать. Толща воды и стекло меняют очертания находящихся за аквариумом людей и предметов, словно зеркало в комнате смеха. Часы показывают начало десятого вечера, поэтому бар пока заполнен лишь наполовину. Потягивая пиво, Билл разглядывает сидящую за соседним столиком крашеную блондинку с довольно впечатляющим бюстом, но несколько толстоватую. У девушки явно азиатские черты лица, в нос продето кольцо. Филиппинка? Рядом с ней расположился какой-то мужчина, по всей видимости, ее приятель. Каннингем вспоминает девушку, с которой он в последний раз занимался сексом. Это была двадцатидвухлетняя студентка. Он наклонил ее, уложив грудью на стол, и в течение шести минут под аккомпанемент ее испуганного лепета: «Сюда же сейчас войдут!» — мощными толчками сотрясал ее тело, после чего излился на ее каштановые волосы.
Человек, которого ждет Каннингем, входит в бар в плаще, с незажженной сигаретой за ухом. Он непринужденно оглядывается, видит за аквариумом карикатурно увеличенную голову Каннингема и подходит к столику.
— Я так понимаю, ты выбрал это место, полагая, что здесь тебя никто не заметит, — говорит он, опускаясь на стул.
— Моя целевая аудитория — пятидесятипятилетние белые мужчины, которые накануне должны съесть не менее двух столовых ложек клетчатки, чтобы с утра как следует опорожниться в унитаз. Надеюсь, ты это ясно понимаешь?
— Проблема в том, что ты приехал сюда на лимузине, который припаркован у обочины и привлекает внимание всех, кому не лень.
— Черт, — бормочет Билл и, достав из кармана мобильный телефон, дает водителю указание поездить вокруг квартала.
Билл познакомился с Нэймором на приеме во время первого президентства Джорджа Буша-младшего. Их представил друг другу некий скользкий тип из какой-то неправительственной организации. Он шепнул Каннингему на ухо, что Нэймор — человек информированный. Тот почти сразу стал снабжать Билла весьма ценной информацией, а Каннингем — обхаживать его, угощая в ресторанах и покупая ему театральные билеты. Чтобы получить интересные сведения, Каннингему нужно было лишь оказаться на связи в тот момент, когда на Нэймора находила охота поговорить. Обычно это случалось в районе половины второго ночи.
— Так что тебе удалось выяснить? — спрашивает Билл, убрав телефон обратно в карман.
Прежде чем заговорить, Нэймор подозрительно оглядывается.
— С гражданскими все это нетрудно, — произносит он наконец. — Мы уже отработали отца стюардессы, мать пилота и родственников мальчишки.
— Элеонору и Дуга — так, кажется?
— Верно.
— У них, наверное, голова кружится от счастья, — ухмыляется Билл. — Это все равно что в лотерею выиграть. Парнишке, по моим подсчетам, досталось в наследство больше ста миллионов долларов.
— Но он ведь все-таки остался сиротой, — возражает Нэймор.
— Хотел бы я стать таким сиротой, — рычит Каннингем. — Моя мать растила меня в меблированных комнатах.
— В общем, жучки установлены во все телефоны. Кроме того, мы просматриваем все приходящие электронные сообщения раньше, чем сами адресаты.
— И как же ты это сделал?
— Я создал в сети ложный аккаунт. После нашего разговора ты получишь с него все данные в закодированном виде. Я также взломал голосовую почту Элеоноры, так что ты сможешь прослушать ее, когда будешь трахать кого-нибудь перед сном.
— Поверь, у меня и в течение дня бывает полно телок. Так что дома перед сном я если и сую во что-нибудь своего бойца, то только в лед, чтобы охладить его хоть немного.
— В таком случае у тебя в гостях я никогда не буду заказывать «Маргариту», — ухмыляется Нэймор.
Билл допивает свое пиво и делает знак бармену, чтобы он принес еще одну порцию.
— А что там с этим Нептуном? — спрашивает он. — С пловцом на длинные дистанции?
Нэймор отхлебывает большой глоток пива из своего стакана и, помедлив, отвечает:
— Ничего.
— То есть как ничего? На дворе 2015 год.
— Что тут сказать? Он какой-то реликт. Мобильного телефона у него нет, электронных писем никому не пишет, счета оплачивает по почте.
— Ты мне еще скажи, что он троцкист.
— Троцкистов больше не существует. Даже самого Троцкого так не назовешь.
— Наверное, потому, что он уже лет пятьдесят как на том свете.
Официантка ставит перед Биллом еще один стакан с пивом. Нэймор тоже повторяет заказ.
— По крайней мере, скажи мне, где этот чертов ублюдок находится и что он за тип, — тихо говорит Каннингем.
Нэймор какое-то время сидит молча, а затем спрашивает:
— Чем тебя так бесит этот парень?
— О чем ты?
— Я об этом пловце. Все считают его героем.
На лице Билла появляется такая гримаса, словно слова собеседника причиняют ему физическую боль.
— Это точно так же, если заявить, что все неправильное в этой стране делает ее великой.
— Не знаю, о чем ты…
— Речь идет о каком-то спившемся неудачнике, который случайно попал в компанию действительно выдающихся людей и теперь спекулирует на этом.
— Я тебя не понимаю.
— А я тебе говорю, он ноль, пустое место. Просто никто. Этот тип пытается привлечь к себе внимание, сыграв роль скромного рыцаря, в то время как настоящие герои — люди, добившиеся в жизни очень многого, — лежат на дне океана. Если в 2015 году мы называем такого типа героем, значит, сами не стоим и цента.
Нэймор задумчиво ковыряет в зубах. Резоны Каннингема его не касаются, но подоплека просьбы все же интересует — тем более что для ее выполнения, скорее всего, придется нарушить не один закон.
— Как бы то ни было, мальчика этот мужик спас, — говорит он.
— И что из этого? Есть собаки, которых специально натаскивают на поиск людей, попавших в снежную лавину. Этим псам вешают на шею бутылки с ромом. Кажется, эта порода называется сенбернар. Но это не значит, что я стану натаскивать своих детей таким же образом, чтобы они стали вроде сенбернаров.
Нэймор еще какое-то время молчит, о чем-то раздумывая, наконец говорит:
— В общем, домой он пока не вернулся.
Билл смотрел на собеседника с недоумением. Нэймор улыбается, не разжимая губ.
— Я фильтрую кое-какие разговоры. Возможно, он скоро появится.
— Но ты же не знаешь, где он, если я правильно тебя понял.