Каждый день на него наседают вашингтонские руководители, на которых, в свою очередь, оказывают весьма жесткое давление генеральный прокурор и некий рассерженный миллиардер, требующий как можно быстрее найти ответы на все вопросы и покончить с этой историей.
Ответы есть, просто мы их еще не знаем, убеждает сам себя Гэс Франклин.
В четверг, сидя за большим столом, за которым устроились еще двадцать пять чиновников, он рассказывает о ходе поисковой операции, повторяя то, что и так всем известно. Совещание проходит в принадлежащем федеральному правительству здании на Бродвее. Агент ФБР О’Брайен и представитель комиссии по ценным бумагам и биржам Хекс чувствуют себя здесь словно рыба в воде, как и примерно полдюжины их коллег. Для О’Брайена расследуемая авиакатастрофа — лишь часть другой, более масштабной истории, свидетельствующей о террористической угрозе и попытке ущемить интересы США. Для Хекса она — один из эпизодов войны, которую ведут против американской экономики миллионеры и миллиардеры, тратящие огромные средства ради того, чтобы с выгодой для себя нарушать все законы и правила. Гэс Франклин — единственный человек в зале, который рассматривает это происшествие как нечто уникальное, непохожее на другие катастрофы самолетов.
Как на случившееся с совершенно конкретными людьми и совершенно конкретным воздушным судном.
Рядом с Гэсом сидит руководитель частной охранной фирмы, отвечавшей за безопасность семьи Уайтхед. Он описывает процедуру, используемую возглавляемой им компанией для оценки возможных рисков. С ним на совещание прибыли еще шесть человек, которые, повинуясь жестам руководителя, один за другим передают ему какие-то документы. В этот момент он говорит:
— …в постоянном контакте с сотрудниками министерства внутренней безопасности, поэтому, если бы возникла какая-либо угроза, мы смогли бы узнать об этом уже через несколько минут.
Сидя за столом, Гэс смотрит на свое отражение в оконном стекле. Мысленно он находится на палубе катера береговой охраны и продолжает вглядываться в бесконечную череду волн или стоит на капитанском мостике фрегата военно-морских сил и изучает данные, поступающие с гидролокатора.
— Я лично внимательнейшим образом изучил всю информацию, собранную нашими сотрудниками за шесть месяцев, предшествовавших катастрофе, и могу с полной уверенностью сказать: мы ничего не упустили. Если кто-то и охотился на Уайтхедов, то он никак себя не обнаружил, — заканчивает свое выступление руководитель охранного агентства.
Гэс благодарит его и дает слово агенту Хексу, который начинает с рассказа о правительственном расследовании, касающемся Бена Киплинга и его инвестиционной компании. Он сообщает, что, как и планировалось, на следующий день после авиакатастрофы, то есть в понедельник, целому ряду людей были предъявлены обвинения, но гибель Киплинга позволила его партнерам сделать из него козла отпущения. Все они заявили, что схемы отмывания денег, которые поступали из государств, входящих в санкционный список, были исключительно его детищем и по документам реализовывались Киплингом как совершенно легальные. Поэтому никто ни о чем не знал и не мог даже заподозрить что-либо подобное. В общем, им удалось вывернуться. Каждый из них заявлял: «Я в данной ситуации не преступник, а жертва».
Часть счетов фирмы, а точнее, восемнадцать из них, заморожены. Общий объем находящихся на них средств — шесть миллиардов сто миллионов долларов. По мнению следствия, эти деньги поступили из пяти государств — Ливии, Ирана, Северной Кореи, Судана и Сирии. Из распечатки телефонных переговоров Киплинга ясно, что Барни Калпеппер звонил ему за пять минут до вылета с Мартас-Вайнъярд. Содержание разговора Калпеппер сообщить отказался. Однако совершенно ясно, что цель звонка состояла в том, чтобы предупредить Киплинга, что ему собираются предъявить обвинение.
С точки зрения самого Хекса и его руководства из комиссии по ценным бумагам и биржам, авиакатастрофу организовало одно из враждебных США государств, чтобы заставить молчать Киплинга и завести в тупик расследование. Возникает вопрос: когда именно Киплинги были приглашены лететь одним рейсом с Уайтхедами? Генеральный директор охранной фирмы, справившись с имеющимися у него данными, заявляет, что в день катастрофы в 11:18 поступил доклад от телохранителя семьи Уайтхед. В нем сообщалось о беседе с главным охраняемым лицом — Дэвидом Уайтхедом, условное обозначение Кондор, в ходе которой тот сказал, что Бен и Сара Киплинг полетят обратно в Нью-Йорк вместе с ним и его семьей.
— Скотт, — негромко произносит Гэс.
— Что? — переспрашивает Хекс.
— Художник, — поясняет Гэс. — Он сказал, что Мэгги пригласила Сару и ее мужа. Она сделала это утром в воскресенье на местном фермерском рынке. Скотт к этому времени тоже получил аналогичное приглашение. Проверьте по записям, но мне кажется, это произошло в пятницу днем. Он случайно встретил Мэгги и ее детей в какой-то кофейне.
Гэс вспоминает свой последний разговор со Скоттом, который происходил в такси рядом с кладбищем. Франклин надеялся выяснить все поподробнее, попросить Скотта вспомнить по минутам: как он поднимался на борт, как проходил полет — все до мелочей. Но ему помешали О’Брайен и Хекс.
«За отсутствием фактов мы рассказываем друг другу истории», — думает Гэс.
Именно этим занимаются и СМИ — Си-эн-эн, Твиттер, «Хаффингтон пост» — круглосуточными, ни на чем не основанными спекуляциями. Издания с более приличной репутацией стараются придерживаться фактов и строить свои комментарии на их основе. Однако остальные действуют иначе — придумывают версии, зачастую совершенно неправдоподобные, превращают трагедию в некое подобие мыльной оперы, в которой в качестве главных персонажей выступают донжуан-художник и его богатые покровители.
Гэс думает о маленьком мальчике, который живет теперь со своими тетей и дядей где-то в долине реки Гудзон. Два дня назад он ездил туда, сидел у них на кухне и пил травяной чай. Для допроса малолетнего ребенка не бывает подходящих моментов. Нет для этого и специальной методики. Трудно полагаться даже на воспоминания взрослых людей, а тем более — на слова малыша, перенесшего психологическую травму.
— Он очень мало разговаривает, — сообщила Элеонора, ставя перед Гэсом чашку с чаем. — С тех самых пор, как мы привезли его сюда. Доктор считает, что это нормально. Ну, не то чтобы совсем нормально, но и ничего необычного в этом нет.
Ребенок сидел на полу и играл с пластмассовым погрузчиком. Дав ему время привыкнуть к присутствию в доме постороннего мужчины, Гэс осторожно опустился на пол рядом с ним.
— Джей-Джей, — сказал он, — меня зовут Гэс. Мы с тобой уже встречались. В больнице.
Мальчик, подняв голову, прищурился, внимательно глядя на него, а затем снова занялся своей игрушкой.
— Я хотел немного поговорить с тобой про самолет. Про то, как ты летел на самолете с мамой и папой.
— И сестрой, — поправил Гэса мальчик.
— Верно. И со своей сестренкой.
Гэс сделал небольшую паузу, надеясь, что ребенок заговорит. Но мальчик молчал.
— Скажи, ты помнишь самолет? Я знаю, что ты был в самолете. Скотт сказал мне, что ты спал, когда он взлетел.
При упоминании имени Скотта ребенок поднял голову, но ничего не произнес. Гэс ободряюще кивнул ему.
— Скажи, ты просыпался до того, как…
Ребенок посмотрел на Элеонору, которая тоже уселась на пол неподалеку.
— Ты можешь рассказать ему, милый. Расскажи ему все, что помнишь.
Мальчик на какое-то время задумался, а затем, схватив погрузчик, с силой ударил им о стул.
— Рааааар! — закричал он.
— Джей-Джей, — окликнула его Элеонора. Но мальчик не обратил на это внимания. Вскочив, он начал бегать по комнате, колотя игрушкой по стенам и шкафам.
Гэс понимающе кивнул и с трудом поднялся на ноги. При этом у него громко хрустнули колени.
— Все в порядке, — заверил он. — Если ребенок что-нибудь вспомнит, это всплывет само. Лучше на него не давить.
Тем временем в конференц-зале обсуждается вопрос о том, могла ли устроить авиакатастрофу группа боевиков, например, из Ливии или Северной Кореи. Наиболее вероятный сценарий — бомба, заложенная в Тетерборо или на аэродроме на Мартас-Вайнъярд. Участники совещания принимаются спорить о том, где можно было спрятать взрывное устройство. Внешняя поверхность самолета исключается, поскольку перед взлетом пилот проводил тщательный наружный осмотр воздушного судна.
Гэс беседовал с техниками наземной службы аэропорта, которые заправляли самолет на взлетно-посадочной полосе. Это простые рабочие с массачусетским выговором, которые пьют зеленое пиво в День святого Патрика и едят хот-доги в праздник Четвертого июля. По мнению Гэса, подозревать их в связях с террористами нет никаких оснований. После оживленной дискуссии ее участники приходят к выводу, что вряд ли кто-то мог пробраться на борт и установить бомбу в салоне.
О’Брайен уже не в первый раз высказывает идею о том, что они должны внимательно изучить личное дело Чарли Буша, который был включен в состав экипажа в последний момент. По словам фэбээровца, имеются неподтвержденные слухи, что у второго пилота могли быть близкие отношения со стюардессой Эммой Лайтнер. Гэс напоминает О’Брайену, что дело Буша уже изучалось. Если верить его содержанию, Чарли Буш был родом из Техаса, являлся племянником сенатора и дамским угодником. Однако ничто в его биографии или послужном списке не указывало на то, что он мог преднамеренно вызвать авиакатастрофу. На террориста, вне всякого сомнения, второй пилот ни в коей мере похож не был.
Накануне Гэса вызывали в Вашингтон, где он встречался с дядей Чарли Буша, сенатором Бэрчем. Тот был долгожителем верхней палаты конгресса, занимал сенаторское кресло уже четвертый срок подряд. Это крупный мужчина с седой головой и широкими плечами, напоминающими, что когда-то он играл полузащитником в студенческой футбольной команде.
Руководитель аппарата сенатора расположился неподалеку и принялся быстро скользить пальцами по клавиатуре смартфона, отправляя сообщения. Он явно был готов в любой момент вмешаться в беседу, если она примет нежелательное направление.