— …Видимо, он временно проживает у известной своими радикальными взглядами будущей наследницы огромного состояния, отец которой в прошлом году пожертвовал на нужды левых организаций более четырехсот миллионов долларов. Вы понимаете, дорогие телезрители, о ком я говорю. Речь идет о человеке, который в 2012 году попытался купить себе победу на выборах. Так вот, перед вами дом его славной маленькой дочурки. Впрочем, не такой уж маленькой — взгляните на ее фото, сделанные ранее в этом году на кинофестивале во Франции.
На экране появляются снимки, на которых изображена Лейла в весьма откровенных вечерних платьях. Фотографии явно взяты из скандальных публикаций в прессе. Есть среди них и одна, на которой Лейла заснята в бикини на палубе яхты какого-то актера. Фото явно сделано с помощью специального объектива с большого расстояния.
Интересно, где сейчас Лейла, думает Скотт. Не исключено, что она сидит дома и тоже смотрит репортаж Эй-эл-си.
Внезапно входная дверь гостевых апартаментов распахивается. Появляется Лейла, которая словно услышала мысли Скотта. Она одета в строгий костюм, словно собирается на официальную встречу.
— Я никому не говорила, клянусь, — с порога заявляет она.
Скотт пожимает плечами. Он и не думал, что его сдала журналистам именно Лейла. По его мнению, они оба в данном случае могут считаться пострадавшими.
На экране тем временем снова возникает дом Лейлы. Хорошо видны выкрашенные голубой краской входная дверь и еще две, ведущие в гараж. Кроме тонких, полупрозрачных штор, окно убежища Скотта прикрывает от голодных до жареных фактов телевизионных волков только жидкая крона чахлого молодого деревца. Скотт, словно зачарованный, продолжает смотреть в телевизор. Похоже, ему все же придется стать публичной фигурой, хотя он этого совсем не хочет.
Как странно, думает Скотт.
Лейла подходит к нему. Видно, что она хочет что-то сказать, но потом решает этого не делать. Вместо этого разворачивается и уходит. Скотт слышит, как хлопает входная дверь. Затем до него доносится стук каблуков Лейлы о ступеньки лестницы. Тем временем телерепортаж продолжается.
Билл Каннингем возбужденно говорит:
— Несколько секунд назад было замечено движение в одном из окон на верхнем этаже. Источники утверждают, что мисс Мюллер живет в этом доме одна. Как вы думаете, дорогие телезрители, сколько в нем спален? Мне кажется, не менее шести. Я не могу не обратить ваше внимание на любопытный факт. Руководитель консервативного новостного канала погибает при таинственных обстоятельствах, а единственный оставшийся в живых пассажир самолета вдруг оказывается в доме дочери активного сторонника левых. Возможно, некоторые назовут это совпадением, но я так не считаю.
На экране одна из гаражных дверей начинает открываться. Скотт наклоняется вперед, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Ему вдруг кажется, что сейчас из гаража появится машина, за рулем которой находится не кто-нибудь, а он сам. Однако чуда не происходит. Из гаража выезжает черный «мерседес». За рулем сидит Лейла в огромных солнцезащитных очках. Человек с телекамерой в руках пытается преградить дорогу автомобилю, но не успевает этого сделать. Прибавив газу, Лейла, едва не сбив оператора и еще одного телевизионщика, делает левый поворот и выезжает на Бэнк-стрит. Затем машина с еще большей скоростью уезжает в сторону Гринвич-авеню. Гаражная дверь закрывается.
— Это определенно была владелица дома, — говорит Каннингем. — Но вот вопрос: не может ли оказаться так, что этот самый Бэрроуз сидел, скрючившись, на заднем сиденье, как тот тип в фильме Пекинпа, который совершил побег из тюрьмы?
Скотт выключает телевизор. Он остался в огромном доме один. Если питаться раз в день и экономить продукты, вполне можно провести в гостевых апартаментах, никуда не выходя, шесть дней. Однако Скотт, приняв душ, одевается, собираясь отправиться на улицу. «Магнус», — думает он. Кроме него, проболтаться не мог никто. Однако, когда Скотт звонит приятелю, тот заявляет, что ни при чем.
— Я хочу, чтобы ты арендовал для меня машину, — прямо говорит Скотт после нескольких неудачных намеков объяснить Магнусу, что ему нужно. Магнус находится далеко от центра города, в районе, который раньше называли испанским Гарлемом. Он явно под хмельком, хотя часы показывают всего десять утра.
— Ты поговорил с Лейлой? Замолвил за меня словечко? — интересуется он. — Шепнул в ее очаровательное ушко, что Магнус — лучший художник на свете?
— Шепнул. Вчера я весь вечер рассказывал ей, какой ты мастер цвета и как здорово умеешь использовать свет.
— Молодчина.
— Она собиралась взглянуть на твою новую работу в конце этой недели.
— Знаешь, я надрался, — говорит Магнус. — Это случилось в течение последних нескольких секунд. Рожа красная и вся распухла, как будто от змеиного укуса.
Скотт подходит к окну. Закрывающие его шторы совсем тонкие, но рассмотреть чего-либо сквозь них невозможно. Скотт пытается выглянуть в узкую щель у края окна, хотя и понимает, что его могут заметить. Он успевает увидеть, как у обочины останавливается второй телефургон.
— Только машина должна быть маленькая и неприметная, — говорит он в трубку. — Она нужна всего на пару дней — мне надо кое-куда съездить. В северную часть штата.
— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? — спрашивает Магнус.
— Нет. Ты нужен мне здесь. Кстати, Лейла любит бодрствовать всю ночь. Надеюсь, ты меня правильно понял.
— Само собой. Я тебя не подведу, дружище. Накупил столько виагры, что хватит до Хеллоуина.
Повесив трубку, Скотт берет свою куртку и идет в гостиную. На пороге комнаты вдруг резко останавливается. Он совсем забыл, что недавно потратил немало усилий, чтобы нарушить монополию белого цвета в интерьере. Теперь стены покрывают картины, выполненные углем и помадой, с добавлением бордовых пятен — подсохших следов от свеклы. Кажется, будто белая мебель стоит прямо на улице, среди прилавков фермерского рынка, заваленных овощами и фруктами. В дальнем конце гостиной на стене изображен рыбный ряд, где на длинном белом дощатом столе выставлены ящики с морскими обитателями, переложенными кусками льда. Рядом демонстрируют свой товар продавцы ягод. Скотт успел даже углем нарисовать по памяти лица некоторых продавцов.
Композиция включает и изображение Мэгги, сидящей на белом полотняном стуле. На стене нарисованы ее голова и плечи, а контуры тела — прямо на обивке стула. Глаза закрывает тень от большой летней шляпы, однако по губам видно, что Мэгги улыбается. По обеим сторонам от стула — ее дети. Девочка стоит справа от матери. Мальчика почти не видно — его скрывает приставной столик. Рассмотреть можно только часть его плеча и маленькую руку. На Джей-Джее рубашка в полоску с коротким рукавом. Полоски бордового цвета Скотт нарисовал с помощью все той же свеклы.
Некоторое время Скотт стоит, замерев, в центре комнаты, окруженный призраками. Затем спускается вниз, чтобы предстать перед толпой журналистов.
Джек
— Я никогда не любил тренироваться, — часто говорил Джек Лаланн. — Но мне нравятся результаты тренировок.
Результаты действительно впечатляли. Рельефность его трицепсов вызывала изумление даже у специалистов, его могучие бедра были словно у тяжеловоза клайдсдейлской породы. Лаланн — мужчина среднего роста, но благодаря своей мышечной массе казался огромным. У себя дома он создал нечто вроде музея бодибилдинга, в котором собраны сложные тренажеры. Большинство из них Джек сделал собственными руками. Именно он в 1936 году изобрел машину для разгибания ног, предназначенную для наращивания четырехглавых мышц бедра. Главный принцип его тренировок состоял в том, чтобы добиваться сверхпредельного утомления отдельных мышечных групп. По мнению Лаланна, увеличение силы и массы мышц достигается путем огромных, поистине нечеловеческих нагрузок. В дополнение к этому требовался правильно организованный процесс восстановления мускульных волокон, использование их способности к суперкомпенсации.
Довольно долгое время он тренировался в футболке и обычных спортивных брюках. Джеку нравилось чувствовать, как мускулы, наполняясь кровью, растягивают тонкую ткань одежды. Затем он решил, что лучше упражняться в плотно обтягивающем специальном трико — своего рода униформе самосовершенствования. Отправившись на Оклендскую фабрику, которая занималась пошивом спортивной одежды, он передал руководству предприятия эскизы и набор красителей, в основном синего и серого цвета. Чернокожая женщина обмерила Джека сантиметровой лентой, разъезжая вокруг него на скрипучем металлическом стуле с колесиками. В те времена единственной тканью, способной сильно растягиваться, была шерсть. Поэтому трико сшили именно из нее, сделав материал предельно тонким. Полученный результат привел Джека в восторг, о чем он и сообщил сотрудникам фабрики, позируя перед зеркалом. Зрелище в самом деле было внушительное: короткие рукава не скрывали перекатывавшиеся под кожей мощные бицепсы, а могучие плечи казались еще шире на фоне подчеркнутой трико тонкой талии.
Крупная аптечная сеть заключила с Джеком контракт на запуск шоу на кабельном канале Кей-джи-оу-ТВ. Лаланн стал рассказывать телезрителям о том, чего можно добиться с помощью диеты, специальных комплексов упражнений для всех групп мышц. Шесть лет спустя шоу стало общенациональным. Сидя на кухне перед телевизором и глядя на Джека, американцы ели на завтрак рекомендованные им продукты, делали наклоны и приседания. Со временем благодаря шоу Лаланна в их лексикон прочно вошли такие выражения, как приседания с выпрыгиванием, подскоки на месте с выбросом рук — их еще стали называть «прыгающий джек», подъем ног из положения лежа.
В расцвете сил Джек был великолепным атлетом, брюнетом с квадратной челюстью и фигурой, напоминающей песочные часы. Лицом похож на Фрэнки Валли, певца с итальянскими корнями. Долгое время Лаланн являлся для многих людей кумиром. Он объяснял им, какие процессы происходят внутри человеческого тела, и при помощи анатомических атласов и схем показывал, как оно работает. Он словно говорил: «Посмотрите сюда. Видите? Мы не животные, наше тело — архитектурный шедевр. Кости, сухожилия, мышцы — все это великолепный ансамбль, который может быть невероятно красивым». Джек убеждал своих зрителей, что в человеческом теле все взаимосвязано, что каждый орган, каждая мышца в