Ее жизнь протекала по жесткому графику, который определялся расписанием полетов. В крупных городах авиакомпания арендовала квартиры, где члены летных экипажей могли отдохнуть между рейсами. Это дешевле, чем снимать для них номера в отелях. Интерьер служебных апартаментов был современным и унифицированным. Квартиры, обставленные шведской типовой мебелью, напоминали одна другую — это должно было, по замыслу руководства компании, сгладить негативный эффект разницы во времени. Однако Эмму эта похожесть, наоборот, тяготила. Просыпаясь ночью, она порой не могла вспомнить, в каком городе и в какой стране находится.
Ночевки в принадлежащих компании коттеджах были связаны и с другими проблемами. Там одновременно собиралось до десяти человек. Среди них могли оказаться немец и шесть южноафриканцев, а селиться приходилось в комнатах, рассчитанных на двух постояльцев. Иногда подобные коттеджи из-за обилия стюардесс напоминали модельное агентство. Однако в подобных случаях кому-то из девушек почти всегда поневоле приходилось делить комнату со случайно оказавшимся в сугубо женском обществе сорокашестилетним пилотом, который во сне храпел и испускал газы.
Эмма начала работать стюардессой в возрасте двадцати одного года. Она была дочерью летчика ВВС и домохозяйки. В колледже она изучала финансы, но, проработав шесть месяцев в нью-йоркском офисе крупного инвестиционного банка, решила, что ей больше по душе путешествовать. Экономика в то время была на подъеме, поэтому частные авиакомпании, судовладельцы и курорты отчаянно нуждались в обслуживающем персонале, обладающем приятной внешностью и владеющем иностранными языками.
И еще Эмма любила самолеты. Одним из ее первых и лучших детских воспоминаний был полет на «Сессне» в кабине пилотов вместе с отцом. Эмме тогда исполнилось пять или шесть лет. Она помнила, как смотрела на белоснежные кучевые облака, и в ее воображении они превращались в щенков и медведей. Картина настолько поразила девочку, что когда она с отцом вернулась домой, то сообщила матери, что папа возил ее в небесный зоопарк.
Воспоминания Эммы об отце начинаются именно с того чудесного дня. Ее отцу, пилоту истребителя, в то время было двадцать шесть лет. Аарон Лайтнер был крупным мужчиной с волевым подбородком и мощными руками с буграми мышц. Немногословный, с густыми волосами, ровными зубами и твердым взглядом, он казался Эмме бессмертным. Отец мог за какие-нибудь десять минут наколоть больше кубометра дров. Однажды Эмма видела, как он одним ударом нокаутировал другого мужчину. Удар был быстрым, как молния. Сделав выпад, отец отвернулся и зашагал прочь прежде, чем бесчувственное тело противника рухнуло на землю.
Это произошло на бензозаправке неподалеку от Сан-Диего. Потом, много позже, Эмма узнала, что тот мужчина сказал какую-то скабрезность ее матери, когда она направлялась в дамскую комнату. Отец, заливавший в бак топливо, услышал это и подошел к нему. Они обменялись какими-то репликами, которых Эмма не расслышала. Ее отец не повышал голос. Не было ни шумной ссоры и ругани, ни взаимных толчков в грудь, часто предшествующих драке. Папа что-то негромко сказал, мужчина так же негромко ему ответил. Сразу после этого последовал выпад отца, похожий на удар хлыстом. Его рука взметнулась прямо от бедра, и кулак врезался в челюсть незнакомца. В то же мгновение отец резко развернулся и зашагал к своей машине. Ноги мужчины подогнулись, и он рухнул на землю, словно срубленное дерево. Отец вынул из горловины бака заправочный пистолет и, завинтив крышку, повесил его на место.
Эмма, прижав лицо к стеклу, видела, как мама, возвращаясь из дамской комнаты, прошла, чуть замедлив шаг, мимо распростертого на земле мужчины. На ее лице отразились испуг и смущение. Отец окликнул жену и предупредительно распахнул перед ней дверь автомобиля, после чего сел за руль. Когда он включил двигатель, из приемника зазвучала чудесная, невероятно красивая песня, под звуки которой они выехали на шоссе. Много позже, когда наступила эпоха Интернета, Эмма выяснила, что это была песня Билли Торпа «Дети солнца».
Забравшись с ногами на заднее сиденье, Эмма долго смотрела назад в ожидании полицейской погони. Песня стала для нее символом всего того, что принято называть романтикой. Эмма видела, как отец сбил с ног какого-то хама, а затем заботливо придержал дверь машины, когда в нее садилась мама. Папа был ее рыцарем, защитником, а песня Билли Торпа — их песней. По крайней мере, сама Эмма тогда воспринимала ее именно так. Позже она не раз мечтала, чтобы эта песня прозвучала на ее свадьбе. Правда, для этого следовало найти человека, который хотя бы отдаленно напоминал тот идеал мужественности, каким был для Эммы отец. Она часто слушала «Детей солнца» в одиночестве, надев наушники, и напевала песню во время рейсов, готовя для пассажиров какую-нибудь замысловатую еду или почти бесшумно открывая бутылки с коллекционным шампанским.
Когда они рулили по частным аэродромам, готовясь ко взлету, Эмма закрывала глаза и представляла себе, что их самолет — космический корабль, который, оторвавшись от земли, отправится в стратосферу, а затем в межзвездное пространство.
Потом командир экипажа выключал табло с обращением к пассажирам обязательно пристегнуться ремнями к креслам. И тогда Эмма возвращалась к реальности. Она мгновенно вспоминала о своих служебных обязанностях. Встав, она разглаживала юбку и «включала» профессиональную улыбку, готовая делать все возможное для того, чтобы богатые пассажиры остались довольны. У стюардесс были особые инструкции, которые следовало неукоснительно выполнять во время подготовки ко взлету и снижения перед последней в ходе рейса посадкой. Они, в частности, предусматривали, что обслуживающий персонал обязан предложить пассажирам свежий, только что приготовленный коктейль. Иногда, когда полет бывал коротким, а обед или ужин на борту состоял из более четырех блюд, лайнер после посадки еще какое-то время оставался на взлетно-посадочной полосе — пассажирам давали возможность закончить с кофе и десертом. После того как они покидали борт, следовало помыть и убрать всю посуду. Однако по-настоящему грязная работа доставалась местным сотрудникам авиакомпании — Эмма и другие члены экипажа, спустившись по трапу, садились в поджидающий их сияющий автомобиль и уезжали.
Живя по жесткому графику, который полностью зависел от расписания рейсов, Эмма Лайтнер больше всего не любила прилетать обратно, возвращаясь в съемную квартиру. Дело было не в том, что временное пребывание в мире роскоши затрудняло ее возвращение к обычной жизни. Она вовсе не скучала по лимузинам и роскошным интерьерам салонов частных самолетов. Проблема состояла и не в том, что большую часть времени ее окружали богатые мужчины и женщины — миллионеры и миллиардеры. Хотя они нередко, вольно или невольно, напоминали ей, что она им не ровня, а всего лишь сотрудник обслуживающего персонала, Эмма с ее великолепной внешностью все равно не чувствовала себя Золушкой. Этим она была обязана уравнивающей силе женской красоты, которая в современном обществе стала своеобразным пропуском за кулисы клуба избранных.
Эмме было тяжело возвращаться в крохотную квартирку в Уэст-Виллидж, которую она снимала вместе с двумя девушками, по другой причине. В один прекрасный день она вдруг поняла, что, путешествуя по миру в течение нескольких недель подряд, она не оставляла никакого следа в жизни других людей, была всего лишь актрисой на сцене, исполняющей определенную роль. Неделями беспрерывно обслуживая богатых пассажиров в разных частях света, она постепенно привыкала к тому, что в этом и будет состоять ее жизнь на много лет вперед. Эмма стала все чаще чувствовать себя одинокой. Чем-то вроде экспоната в музее: смотреть можно, трогать руками нельзя.
В пятницу, 24 августа, она вылетела из Франкфурта в Лондон на самолете «Лир 60 Экс-Эр». Вместе с ней на борту была еще одна стюардесса — Челси Норквист, блондинка родом из Финляндии. Пассажирами оказались члены руководства немецкой нефтяной компании, одетые с иголочки и безукоризненно вежливые. Самолет приземлился в шесть часов вечера по Гринвичу в аэропорту Фарнборо, что позволило избежать бюрократической волокиты, характерной для Хитроу и Гатвика. Пассажиры, все как один державшие у уха мобильные телефоны, спустились по трапу к лимузину, который дожидался их на летном поле. Рядом с лимузином припарковался черный паркетник — на нем членов экипажа должны были отвезти в город. В Лондоне авиакомпания снимала апартаменты в Южном Кенсингтоне, от которых было рукой подать до Гайд-парка. До этого Эмма останавливалась в них добрую дюжину раз. Она знала, какую именно кровать займет и в какие из местных баров и ресторанов можно будет сходить в одиночку, чтобы, заказав бокал вина и кофе, посидеть с книжкой и немного расслабиться.
Командиру экипажа франкфуртского рейса Стэнфорду Смиту, в прошлом лейтенанту британских ВВС, было чуть за пятьдесят. Второй пилот, жизнерадостный тридцатишестилетний француз или бельгиец по имени Мишель Гастон, прикуривал одну сигарету от другой и ненавязчиво волочился за всеми девушками подряд, что в этом смысле делало его вполне безобидным. Среди персонала «Галл-Уинг» он пользовался репутацией человека, к которому следовало обратиться, если кому-то требовались таблетки экстази. К его помощи также прибегали в экстренных случаях, когда нужно было сдать в лабораторию компании анализ мочи на наркотики — Мишель мог быстро найти сотрудника без следов вредных веществ в организме, согласного наполнить специальный контейнер за другого.
Движение на магистрали было очень плотным. Двадцатисемилетняя Челси, устроившаяся рядом с Эммой в среднем ряду сидений, копалась в своем айфоне, пытаясь определиться с планами на вечер. Как было известно Эмме, Челси имела слабость к музыкантам.
— Ладно тебе, прекрати, — хихикнув, сказала она, обращаясь к Стэнфорду.
— Да нет, я точно знаю, — отозвался тот с заднего сиденья, — ты свои трусики не складываешь, а скатываешь в рулон.