"Аска!"
"Синдзи?! Синдзи!"
"Сорью, сосредоточься".
"Чудо-девочка?! Вы что-нибудь понимаете?"
Аска все поняла так быстро, что Синдзи ни на секунду не усомнился в том, что она сможет.
Он напрягся, представляя, как тьма вокруг сжимается. Как пропадают молнии. Как слева от него стоит Аска, справа и немного впереди – Аянами. Как вырастает Вестник. Как вздыхает равнина. Как слепит твердь неба. Как падают люди.
Синдзи выдохнул, с усилием сжал веки и рывком открыл глаза.
Вестник стоял перед ним, шевеля лентами-крыльями. Синдзи двинулся к нему, ускоряясь, ощущая, что другие Евангелионы рядом: ему больше не нужно было их видеть. Он просто это знал.
Его ладони пылали, и он сжал кулаки, сводя руки вместе.
***************************
Догма безмолвствовала.
МАГИ неуклонно сокращали количество возможных причин отказа связи с Детьми и предлагали уже всего около полутора тысяч вариантов решения. Кацураги, теребя свою цепочку с крестиком, пересматривала на повторе кадры исчезновения Ев. Кадзи с нечитаемым лицом смотрел то на мониторы Директора, то на пальцы Акаги, которые почти выбивали кнопки из клавиатуры в попытках задать компьютеру оптимальный алгоритм. В капсульной лаборатории медицинский персонал замер в напряженном ожидании команды извлекать Детей.
Таймер потери связи досчитал уже до двухсот сорока секунд, а счетчик подтвержденных жертв кода "0" перевалил за десять тысяч, когда все три монитора видеонаблюдения одновременно ожили, показывая зеленую степь и Вестника.
– Дети!!!
– Икари: пульс – ускорен на 24%! Давление – повышается… Сорью: пульс…
– Синхронизация Аянами – 65% и растет! 65,56! 65,72!..
– Синхронизация Сорью – 65,2%…
На дисплее, отображающем поле зрения Синдзи, появилась вертикальная полоса, длинное лезвие белого света, растущее из крепко сжатых вместе рук Евангелиона.
А потом Дети ринулись к Вестнику.
**********************
Лента бросилась прямо в лицо, но Синдзи в прыжке встретил ее мечом. Два взмаха на лету распороли ее вдоль, заставив гибкий материал съежиться на разрезах, но из-за лишних движений парень приземлился немного не там, где рассчитывал: на него пикировал конец второго крыла… Прыжок красной молнии подсек ленту, и она бессильно опала на Синдзи, лишь придавливая его, как тяжелый ворох черной ткани.
Взмах мечом, во все стороны взметнулись обугленные клочья – и он на свободе.
Рей тем временем ухватилась за поясную веревку Вестника, пытаясь подтянуться к голове, но получила касательный удар плашмя третьей лентой и покатилась по земле. Попытка Аски прорваться поближе к корпусу мимо искалеченной парнем полосы провалилась – девочка тоже была сметена. Увидев, что уцелевшие крылья теперь разнесены слишком далеко, чтобы успеть помешать ему, Синдзи в один чудовищный прыжок подскочил к ногам Вестника и с воплем вогнал клинок сквозь балахон снизу вверх, куда-то в область паха.
Мрак вперемешку с молниями хлынул из разреза, снося Евангелиона. Синдзи почувствовал, как соскальзывает в уже знакомую наэлектризованную темноту, но Аска и Рей уже наносили свои удары тяжело раненному врагу.
Красный Евангелион высоко подпрыгнул и крутнулся в воздухе, приземляясь на узкие плечи фигуры Вестника, и через мгновение оба клинка погрузились в его капюшон, а бело-голубая Ева, вновь уцепившись за пояс, раскрыла ладонь и по локоть вогнала руку ему в грудь.
Вспышки разорвали зеленую степь, и Синдзи ощутил, что просыпается.
**********************
Аска лежала на полу в своей комнате и рассматривала свою куклу.
Это было ее прошлое. Одна кукла – самая главная, всегда одна, чтобы ни с кем нельзя было сравнить. Остальные – вроде и не куклы, так, тряпье. Один Кадзи-сан, недосягаемый и потому интересный. Остальные – извращенцы и дураки. Одна. Один. Одно. Один…
Одна.
Сегодня в недрах Вестника она не искала пути выбраться и убить эту тварь, хотя этого от нее требовал долг и вся ее прежняя жизнь. Аска хотела сперва найти других.
Она бережно положила куклу рядом и улыбнулась ей: "Я не меняюсь, вот глупости-то"
Девочка потянулась, ей нравились новые ощущения, и она знала, что ей не надо ничего изменять в своей жизни, чтобы продолжать ими наслаждаться.
"Мама, неужели я взрослею?"
Глава 5
Коридоры скрытой части Института пустовали: Директор Фуюцки в честь победы распустил на следующие сутки всех, кроме минимального состава дежурных смен и Второго отдела. Тихое журчание сервомоторов камер видеонаблюдения, ритмичное уханье вентиляционных систем да редкие шаги охранников – вот и все, что тревожило покой подземных лабиринтов. Едва ли не самым насыщенным звуками местом в это время стал огромный сад – единственная роскошь подземелий NERV. Тихий шелест листьев, крики птиц, журчание ручьев, шипение систем орошения – странный оазис жизни в недрах безмолвного научного центра.
Рей сидела на берегу озерца, одетая в свою школьную форму, ее туфельки стояли на камне рядом, и девочка медленно болтала ногами в холодной воде. Слева от нее на земле лежал телефон и открытый блокнот, в котором за день появилось сразу несколько заполненных страниц.
Рей Аянами решила не уходить из Института: она ждала приказа явиться в кабинет Директора. Ее улыбка Икари-куну, очевидно, не осталась незамеченной, и даже если Фуюцки сам не обратил на нее внимания, наверняка кто-нибудь более наблюдательный его проинформирует. Слишком долго ее безэмоциональность была приоритетом работы целой группы психологов.
"Я боюсь разговора с Директором?
Нет. Я не хочу, чтобы он формулировал мою проблему. Она мне неприятна. Я не хочу думать о ней. Это раздражает.
Думала ли я о последствиях, подбадривая Икари-куна?"
Девочка наклонилась вперед, ища свое зыбкое отражение в озерце. На нее взглянуло очаровательно улыбающееся лицо.
Зазвонил мобильник.
*****************************
Директор Фуюцки вновь и вновь перечитывал последние отчеты Кацураги и сотрудников Второго отдела, следящих за Синдзи и Рей. Растирая виски, профессор навис над бумагами и вспоминал свой разговор с Лоренцем о Детях после победы над Первым Вестником: "Старый колбасник… И как он предвидит неприятности…". Фуюцки скосил глаза на фотографию у себя на столе: Юй, Гендо, он сам и маленький мальчик стояли на берегу красного моря и смотрели на фотографа с широкими улыбками на лицах, хотя искренен, пожалуй, был только крошка Син. Поводов для радости было достаточно тогда у всех: восстановилась власть ООН, прекратил расти уровень окрасившихся океанов, Япония, наряду с Германией, мирно превратилась в лидера послеударного мира… Но мальчик на фото радовался тому, что у него не болит голова, а взрослые, увы, на тот момент знали уже слишком много, чтобы надеяться хоть раз еще так искренне улыбнуться, еще хоть раз.
Раздался писк, и на экране электронного секретаря высветилась надпись: "Первое Дитя. Рей Аянами, 15 лет. Причина аудиенции: вызов Директора. Принять / Предложить подождать" Фуюцки вздохнул и пощелкал кнопками пульта. Двери открылись, и Рей прошла в кабинет, не отрывая взгляда от профессора.
– Здравствуйте, Директор.
– Здравствуй Рей, присаживайся. Догадываешься, о чем я хочу поговорить?
Девочка села, сложив руки на коленях, немного помолчала и ровно произнесла:
– Я предполагаю, что да.
Фуюцки выжидающе смотрел на нее, и Рей продолжила:
– Ваш приказ прийти обусловлен изменениями в моем эмоциональном состоянии.
– Верно.
Директор намеренно не спрашивал прямо, он хотел воочию увидеть перемены: прежняя Аянами реагировала только на четко поставленные вопросы по сути. И вот теперь перед ним сидело явленное чудо, совершить которое не смогли квалифицированные психологи NERV.
Рей Аянами нервничала, почти как любая другая флегматичная девочка ее возраста, которая предвкушает разговор о мальчике. Фуюцки под своей нейтрально-заботливой маской был шокирован: к такому его не подготовили даже доклады.
– Я… Слушаю ваши вопросы, – почти прошептала Рей, явно не выдерживая молчания.
– Почему тебе помог Икари, а не штат психологов?
Девочка задумалась лишь на секунду, она явно задавала себе этот вопрос раньше:
– Полагаю, сработало подобие эмпатической связи, поскольку первое переживание, которые мы обсудили с ним, было общим – чувство вины. Мы осознавали его идентично, потому мне было проще наладить с ним эмоциональный контакт…
"Мы", – с горечью и радостью одновременно мысленно отметил Фуюцки, слушая ее объяснения. Рей никогда раньше не употребляла этого местоимения.
– Хорошо, это понятно и вполне логично, – Директор помолчал, боясь своего следующего вопроса. – Что ты чувствуешь к нему самому?
– Заботу. Благодарность, – без раздумий и колебаний произнесла Рей.
– И… Все?
Аянами задумалась. Директор напряг свои уже слабеющие глаза, силясь не упустить ни одной черточки, ни одного микровыражения ее лица: Рей испытывала сомнения и размышляла, что стоит говорить, а что – нет. Наконец она твердо ответила:
– Возможно, еще что-нибудь, но эти чувства мне пока неизвестны.
Фуюцки позволил себе улыбнуться: она уверенно контролировала свои интонации, но не кожу. Это была бы идеальная ложь, если бы не удивительный легкий румянец.
– Рей, – мягко сказал профессор. – Не надо мне лгать. То, что ты начинаешь чувствовать, но пока не понимаешь – естественно для человека. И ты уже знаешь, что запретить чувствовать нельзя. Тогда зачем лгать?
Девочка неожиданно побледнела и твердо сказала: