Она села, и он последовал ее примеру.
— В настоящий момент да, живу… Иногда быть торговцем искусством значит менять свой образ жизни и терпеть определенные лишения.
— Например кровать?
Он вздохнул, но его ответ прозвучал бодро:
— Не буду отрицать, что у меня было несколько неудач в последнее время… Но я на расстоянии одной сделки от Легкого Пути.
— Это какая-то красивая часть Сиэтла?
— Это выражение, дорогая. Предимпульсное.
Макс подумала, что ей привычнее иметь дело с младшим поколением.
Шервуд тем временем проговорил:
— Вы знаете, дорогая, вы очень молоды и довольно привлекательны. Выглядите здоровой.
Она наклонила голову и сузила глаза:
— Спасибо… я полагаю. Это имеет отношение к сделке, которую мы планируем совершить?
Он взмахнул рукой.
— Я ничего не имел ввиду, это просто наблюдение. Но люди, которые приносят мне товар, как правило, воры. У молодежи зависимость от наркотиков и у них нет вашего… здорового лоска. Люди постарше имеют… другие трудности, с которыми, я надеюсь, вы никогда не столкнетесь.
Она не знала, что ответить, но это и не имело значения: Шервуд готовил почву.
— Сейчас, я не говорю женщина… молодая девушка… не может быть вором, а тем более хорошим. Я знал нескольких за эти годы… Женщины воровки, которых я знал, были или неприятно жесткими или откровенно бесшабашными (прим. gay — другое значение — гомосексуальный), или и то, и другое…
Не зная быть ей польщенной или возмутиться, Макс спросила:
— И вы хотите узнать не лесбиянка ли я?
За бородой блеснули зубы:
— Моя дорогая, в моем возрасте, боюсь, это кажется неуместным.
Макс снова заулыбалась. Он был привлекательным пожилым мужчиной.
— Не хотите ли вы посмотреть, что у меня есть для вас?
— О да, — сказал от с тенью иронии. — Я считаю, что у нас была достаточная беседа, чтобы соблюсти нормы приличия, не так ли?
Она ответила ослепительной улыбкой.
Повернувшись спиной к Шерману, она медленно растегнула молнию на сумке, незаметно засунула ожерелье в карман, затем вытащила картину. Когда она повернулась обратно к торговцу, его рот широко открылся.
Он долго разглядывал картину, а потом спросил:
— Это… это подлинник?
— Должен быть, — улыбнулась она. — Но я не буду против, если вы захотите проверить.
— Пожалуйста, — сказал он.
Она положила картину на широкий стол, из одного из ящиков Шервуд извлек устройство, которое, как он объяснил, было ультрафиолетовым излучателем. Потом, установил его на столе, где картина как пациент на хирургическом столе ожидала ловкого хирурга. Шервуд спросил:
— Детка, могу я попросить тебя посветить?
Макс посветила, как и просил пожилой мужчина, направив свет ультрафиолетового излучателя на картину. Он перевел взгляд с картины на Макс, и выражение его лица стало… встревоженным. Потом он снова опустил взгляд на картину, наблюдая за ультрафиолетовыми лучами. Внезапный раскат грома заставил ее вздрогнуть. Сильный дождь стучал в окно и разносился эхом по коридору.
— Моя дорогая, — наконец сказал он, — это на самом деле настоящий Грант Вуд.
Попробовав скрыть волнение, Макс спросила:
— Сколько?
— Как обычно… — пожал он плечами, — … шесть, вероятно. Но как ты понимаешь, я не держу таких денег здесь. Фактически, у меня здесь нет никаких денег… но я знаю нескольких покупателей, которые мне их дадут.
Она почувствовала, как ее охватило волнение.
— И так… что делать дальше?
Где-то в бороде Шервуда появилась полуухмылка.
— Я надеюсь ты веришь мне. И несколько дней потерпишь с вопросами.
— Ты мне нравишься, Вуди, — ответила она. — Но не настолько.
— Я вряд ли имею право осуждать тебя. Ну, тогда, у нас трудное положение. Если мы хотим продать эту прекрасную картину и получить за нее сполна, то должны быть готовы к тому, что покупатели захотят проверить ее. Увидеть эту проверку… Для того чтобы это произошло, мне надо, чтобы картина была здесь.
Макс это не нравилось.
— А какие у меня гарантии, что ты меня не кинешь?
— Кроме моего возраста и цен на Виагру? — пожал он плечами. — Все, что у меня есть это мое слово. Мистер Вогельсанг не ручался за меня?
— О, да… Но кто поручится за этого слизняка?
— Правда, правда… Но уверяю тебя, дорогая, я честен.
— Вуди, ты имеешь дело с краденной собственностью.
— Это правда, но я делаю это честно.
Она рассмеялась, по большей части над собой.
— Ладно, Вуди, позвони мне, и я привезу картину, и каждый, кто захочет увидеть, как ее проверяют, увидит, как ее проверяют.
— Это мог бы быть приемлемый план, — сказал он, — если бы не два ньюанса.
— Продолжай.
— Во-первых, моя функция состоит в том, чтобы защитить тебя от покупателей, а покупателей от тебя. Я обеспечиваю своего рода изоляцию, что если, например, ты или мой клиент провернет нечто вроде того, что называется надувательством… этот предимпульсный термин тебе знаком?
— Этот да, — подтвердила она.
— Во-вторых, дождь льет немилосердно, и ты не должна рисковать и выходить с картиной на улицу, даже если она в такой сумке, как у тебя.
Макс пожала плечами с пониманием не соответствующим ее возрасту.
— Может быть и так, но я пока не оставлю картину здесь. Ты отличный во всех отношениях перекупщик, Вуди, но я только-только встретила тебя… и ты может быть честный мошенник, но все же мошенник.
Он прищелкнул языком от ее дерзости.
— Это факт… наверно этот заказ я смогу дорого провернуть прямо сейчас.
— Отлично. И?
Перекупщик краденого испустил длинный вздох.
— Хорошо, маленькая леди. Позволь сделать мне один телефонный звонок. Есть клиент, который мог бы стать отличным покупателем.
— Отлично. Расскажешь мне о нем… или о ней?
Поначалу он изогнул брови нахмурившись:
— Я не могу дать тебе имя или другую информацию. Этого будет достаточно, чтобы скомпрометировать мой профессиональный кодекс.
Она ничего не ответила. Тоже нахмурилась.
Шервуд достал телефон из кармана пиджака.
— Так я звоню? Я приложу все усилия, чтобы он приехал сюда прямо сейчас. — …Звони.
— Но тебе лучше выйти.
Ну вот, теперь ее выгоняли.
— Вуди, я не могу выйти.
Шервуд встал перед ней.
— Нет, дорогая… Если я сказал выйти, то это значит, что ты выходишь в эту дверь. Хотя ты можешь использовать дыры в стенах, чтобы подслушать и подглядеть.
Он указал на дыру размером с голову, которую она приметила, еще когда вошла сюда. Отверстие было позади Шервуда и могло стать отличным местом, позволявшим Макс контролировать сделку.
— Я бы почувствовала себя лучше, зная кто покупатель.
— Это недопустимо, моя дорогая. Итак, я предупредил тебя.
Она поднялась, задвинула на место металлический стул с ее стороны стола. Вдруг он громко треснул, так как она хлопнула по нему тыльной стороной своих кожаных перчаток.
Глаза Шервуда вспыхнули.
— Я вижу ты весьма напористая женщина… Мистер Гликман его имя, и это все, что я знаю. Он фактически полностью изолирован, один из членов консорциума скупщиков. Как я понимаю… это должно понравится тебе… этот мистер Гликман платит наличными… десятками, двадцатками… и он никогда не торгуется. И самое главное, он способен заплатить достойную цену… Так я звоню?
Крохотная улыбка появилась на ее полных губах, когда она ответила:
— Вперед и не потеряй ни гроша.
Шервуд восхищенно улыбнулся.
— Ты знаешь некоторые предимпульсные поговорки, не так ли маленькая мегера?
Двадцать минут спустя дождь еще выбивал стаккато по окну, отдаваясь эхом по помещению как канонада. Макс и ее Ниндзя укрылись в соседнем офисе, когда услышала как хлопнула дверь машины. Она прислонилась к стене, занимая позицию, которая скрывала ее от таинственного Гликмана.
Для своей роли, Шервуд казалось ничуть не нервничал. Опытная Макс не сомневалась, что она не первая кто наблюдает за сделкой с этого укромного места. Она не удивилась бы, если бы этот «иллюминатор» был специально сделан чтобы не вызывать недовольство клиента, ожидающего в коридоре…
Укрытая тенью, Макс могла видеть через разбитое стекло в двери офиса двух мужчин, прошедших по коридору в офис Шервуда, не заметив ее. Они остановились рядом с дверью и Макс могла видеть только очертания их фигур.
— А что случилось со стулом? — спросил один из них, его голос звучал гнусаво и как будто сквозь зубы.
— Вандалы, — ответил Шервуд приглушенно, как-то с отвращением, потом ее тон потеплел. — Мистер Гликман, простите что вызвал вас в такую отвратительную погоду… — картина на столе была как цветная промокашка, — … но как я говорил по телефону, это настоящий Грант Вуд.
Перекупщик, гордо улыбаясь, показал на мазонитовое полотно.
— Это несомненно так, — ответил изысканный голос.
— Я, э… не видел твоего поставщика. Это нарушает порядок.
— Нарушает порядок? — спросил другой грубый голос. — Я знаю кое-что худшее.
Макс пронзила ледяная дрожь: она слышала это голос раньше… в фойе особняка Джареда Стерлинга. Один из охранников! Маурер, черный, бритый охранник…
— Кое-что худшее? — спросил Шервуд, несомненно заколебавшись.
Пара шагнула вперед на полосу света и поле зрения Макс. В черном непромокаемом плаще, Маурер стоял справа, его нос был сильно перевязан. Слева от «компаньона» стоял мистер Гликман, окутанный Лондонским смогом, и Макс рассмотрела его, не так хорошо — у него были прямые серебристо-серые волосы, на щеках небольшие шрамы.
Начальник охраны Стерлинга.
— Я намереваюсь, — сказал Гликман, — попытаться выкупить обратно картину украденную у моего босса.
Шервуд казалось сжался:
— Я… я… я не имел понятия…
— Это тщательно скрывалось от прессы. Ты работаешь в сфере искусства. Конечно же ты знал что эта картина принадлежит мистеру Стерлингу.
— Но… джентльмены… Я не осознавал, что мистер Стерлинг был вашим клиентом. Я предполагал, что ты представитель гильдии перекупщиков… Извините уж меня.