Толпа топала резиновыми сапогами по гравийной дороге, извивающейся параллельно берегу моря. Остановились у двухэтажного сарая, огороженного развешанными на кольях сетями, взяли лопаты, веревки и четыре бревна. Снизившаяся над сараем чайка прокричала, паря, что-то соболезнующее. Справа под дорогой предостерегающе ворчало море. Хрустко подавался под сапогами гравий.
— Сорок человек, — подсчитал младший лейтенант Кипяченов. — Да наших десяток.
— Должны спихнуть! — уверенно сказал Антон. — Полсотни молодцов — это же сила!
— Я не об этом, — махнул рукой младший лейтенант.
— О чем еще можно думать? — удивился Антон.
— О том, наберется ли у меня на борту пять килограммов спирта. А что спихнем, в этом нам сомневаться нельзя. Гляди, какие бревна.
— Не в бревнах сила, — возразил Антон. — Какой председатель!
— Весомый моряк, — кивнул младший лейтенант Кипяченов.
Обогнули мыс, и Антон разглядел катер. Он стоял на том же месте, а может, чуть ближе к берегу. Арвид Янович замедлил шаги, спросил у Кипяченова:
— Он?
— Он, сердечный, — вздохнул командир МО-32.
— Нехорошо подошли, — сказал председатель колхоза. — Здесь длинная отмель и камни.
— Выбирать не приходилось, — пожал плечами младший лейтенант.
Впереди бежали мальчишки. Сверху скользила в воздухе чайка и произносила что-то тоскливое своим некрасивым голосом. Антон узнал место, где они высадились на берег.
— Ваша шлюпка? — спросил председатель, глядя на стоящий под берегом четырехвесельный ял.
— Моя, — кивнул младший лейтенант.
— Хорошая шлюпка, — одобрил Арвид Янович. — Садитесь в нее и плывите на судно. Люди сейчас подойдут.
Опустив ресницы и заметно смущаясь, Кипяченое произнес:
— Спасибо… У меня наберется граммов по сто спирта на брата… Как вы считаете, Арвид Янович, до или после?
— После, — деловито кивнул председатель. — Ноги растереть очень полезно.
На берегу разгорелся костер, и мальчик с носом пуговкой подкидывал в него корявые сучья.
Едва поставив ногу на металлическую палубу, младший лейтенант пошел распоряжаться:
— Матятин! Растопить плиту до красного каления! Венков, вернитесь обратно в радиорубку! Крутов и Жеребсон, в резиновых костюмах пройти море до глубины метр восемьдесят и растащить с пути все камни! Охотин, шлюпку на борт и закрепить по-походному! Механик, еще раз обследовать винт и рули! Мотор на малые обороты. Боцман, бухту тридцатисемимиллиметрового троса на палубу!..
Антон наладил стропы и ручной лебедкой вытащил из воды шлюпку. Он аккуратно установил ее в кильблоки, закрепил талрепами и укрыл брезентовым чехлом. Закрепить шлюпку по-походному — это значит закрепить ее так, чтобы она не упала, даже если бы катер перевернули вверх килем, приподняли и потрясли.
— Хорошая шлюпка, — повторил он слова Арвида Яновича. Шлюпка и в самом деле преотличная, гладкая, крутобокая,
обводистая, с прочным транцем. Надежная конструкция, отработанная веками. Хоть иди на ней через океан. Будет взмывать на водяные горы и плавно скользить вниз. Вымокнешь, конечно, но не утонешь. Сюда бы еще подвесной мотор сил на двадцать — цены бы этому ялу не было. Впрочем, нет. Лучше парус. Что такое мотор? Шум, грязь, заботы и никакой гарантии. Вот лопнула в нем одна железка — и сиди кукуй в аварийном состоянии, бегай по людям, умоляй о помощи. А парус никогда не подведет, дул бы ветер. А когда на Балтике ветра нет?
Еще один костер запылал на берегу. Цепочка людей двинулась в море. Километр всхолмленной воды отделял их от катера. Люди шли вперед, погружаясь все глубже.
Вернулись на борт Крутов и Жеребсон. Доложили, что все камни с пути убраны. Механик сообщил, что под винтом расчищено, но погнутые лопасти отнимут узла полтора скорости…
Вылез на мостик тоненький старшина второй статьи Венков.
— В рубку вам приказано! — крикнул на него командир. Старшина второй статьи перевел взор на море.
— Что делается! — произнес он, заглядевшись на идущих по морю людей. — Интересно, хватит ли у них коек в лечебнице?
Он поежился от ветра и скрылся в рубке.
Люди подошли, и вода была им по грудь, а большие волны захлестывали до глаз и до шапок. Арвид Янович зычно крикнул по-латышски, и люди облепили катер с обоих бортов.
— Поработать винтом? — спросил командир.
— Пока не надо, — сказал председатель. Он снова крикнул.
Сперва навалились правые, и катер скрепился влево. Тут навалились левые и накренили катер вправо.
— Шевелимся! — закричал младший лейтенант Кипяченое.
Арвид Янович снова скомандовал, и люди старались тащить катер вперед, но он не двигался. Председатель кричал, и все кричали в такт, но упрямый корпус стоял на месте, как прибитый гвоздями.
— Все за борт! — рявкнул младший лейтенант Кипяченое и прыгнул в воду прямо с мостика.
С гиканьем посыпались в воду матросы. Радист Венков выглянул из рубки и застыл, разинув бледный рот. Антон тоже прыгнул, почувствовал мгновенный ожог ледяной воды, заорал что-то нечленообразное, уперся ногами в дно, а руками в борт, напрягся в такт команде Арвида Яновича — и холода как не бывало Гулкое, хриплое «ах!» вырвалось из пятидесяти глоток, и под килем хрустнуло, заскрежетало, и катер прополз первый метр. Арвид Янович крикнул, и два старика, окунаясь Е головой, подсунули под киль бревно. Снова навалились, двинули, подсунули второе бревно, потом третье и четвертое.
— Мотор! — крикнул председатель.
— Мичман, врубай полный! — проорал младший лейтенант.
В корпусе заревело, и за кормой вскипела вода. Медленно-медленно, ползком двинулся вперед МО-32, а люди поддерживали его с бортов и подкладывали под киль бревна. Ни на ком уже не осталось сухого места, даже шапки были мокры, по у всех на лицах было необыкновенно радостное выражение.
— Глушите мотор! — крикнул председатель.
— Мичман, стоп машина! — гаркнул младший лейтенант Кипяченое.
Заглох мотор, и люди перестали кричать, и на море стало тихо. Волна захлестывала с головой, шатала, валила, и Антон теперь больше удерживался за катер, нежели напирал на него. Но пришлось упереться, навалиться еще раз — и катер качнулся. Всплыли покореженные, измочаленные бревна.
— Ур-р-ра! — заорал младший лейтенант Кипяченое, и за ним заорали все.
— Берите своих людей на борт, — сказал Арвид Янович. Младший лейтенант подплыл к председателю, обнял и поцеловал его.
— Экипажу МО-32 на борт! — скомандовал он.
И первым взобрался на палубу. Он вынес из рубки бутыль и протянул председателю:
— Чем богаты… — И опять смутился. Катер приятно покачивался на волне.
Антон смотрел под ноги, как с него течет вода и на палубе растет выпуклое озерцо. Он удивлялся, как это было страшно, пока не прыгнул в воду, и как все получилось обыкновенно! и никаких ужасов, никаких захватываний духа — просто работа, даже вроде бы и рассказывать нечего. Даже и не холодно. Он не торопился в кубрик, стоял на ветру, и ветер теперь не казался холодным.
— Арвиду Яновичу наша четверка понравилась, — сказал он командиру. — У них таких нету.
— Такой молодой, а уже гений! — воскликнул младший лейтенант Кипяченов. — Вываливай шлюпку за борт!
Антон сдернул брезент и быстро спустил шлюпку.
— На память! — крикнул командир. — Владейте, Арвид Янович, в память о нерушимом братстве рыбаков и моряков Военно-Морского Флота!
— Что вы, командир, — сказал председатель. — Не надо. Ведь отвечать придется.
К шлюпке уже подошли рыбаки, стали профессионально рассматривать ее, покачивая головами и произнося непонятные, но, видимо, одобрительные слова.
— Отвечу! — весело откликнулся младший лейтенант. — Я не женатый, а жалованье приличное!
— Тогда спасибо, — сказал Арвид Янович. — Очень хорошая шлюпка. Надо такие для нас делать. Только напрасно. Мы и без этого…
— Конечно, без этого, — сказал командир. — Прощайте!.. Прошу прочь от винта!
Он поставил ручку телеграфа на самый малый, потом на малый, на средний, и через две минуты катер вышел на курс и мчался полным ходом на северо-запад, к Рижскому заливу.
Антон спустился в кубрик. Там боцман делил между купавшимися остатки спирта. На столе стояли, позванивая, восемь стаканов, и в каждом было жидкости чуть больше половины. Рядом лежала надорванная пачка галет.
— Венков, отнеси командиру на мостик! — приказал боцман и протянул радисту стакан и две галеты.
Радист, которому спирту не полагалось, вздохнул и пошел из кубрика, бережно держа стакан.
После этого мокрые моряки разобрали стаканы, приготовили галеты на закуску, и боцман серьезно произнес:
— За процветание народов Прибалтийского края, салют!
— Двадцать залпов! — откликнулись моряки и выпили огненную воду.
У Антона перехватило горло. Неразбавленный девяностошестиградусный спирт ему пить еще не доводилось. На глазах выступили слезы, и он отвернулся, чтобы, не дай бог, кто не заметил и не обозвал салагой. А по телу уже разливалось тихое блаженство, и хотелось совершить еще что-нибудь выдающееся, да почище, чем это купание в теплой ванне, именуемой январской Балтикой. И все вокруг него стало хорошим и милым, все предметы красивыми, а люди — родными.
Матросы переодевались, относили мокрое обмундирование в машинное отделение. Антон тоже стащил с себя мокрое, переоделся в свою курсантскую форму первого срока носки.
— Какие замечательные люди эти рыбаки! — сказал он. Это море так воспитывает людей. Разве сухопутные так могут? Сухопутные все еще решают важную проблему, уступать ли дамам и старшим место в автобусе. Они еще не договорились окончательно, возвращать ли найденные кошельки. Они славят человека в газетах, если он помог ребенку перейти улицу. Увидели бы они этих рыбаков!
— Свои ребята, — отозвался боцман. — Ты поспи, молодой. Еще часов пять ходу.
— Что ты! — сказал Антон. — Я сейчас пойду на мостик!
Он только на минутку прилег на чью-то койку. Глаза его сомкнулись, матрас обволок размякшее тело, а ровный шум мотора превратился в неслыханную волшебную песнь, которую хотелось слушать вечно. Девяносто шесть градусов мастерили в голове фантастические видения.