(Как прежде.)
А! Помогите!
(Грозя Лесному Фавну.)
Брось свой вздор!
Ты всех мутишь тут между гор.
Там шум поднимешь, там ревешь,
Там собачонку вгонишь в дрожь,
Там в топь работника загнал,
Чтоб шею он себе сломал.
Ты, бабушка, заботься о себе,
Тут гости препожалуют к тебе!
Что гусь несет на пухе за спиной?
Цирюльника – и с мыльною водой!
Что гусь несет над клювом, по траве?
Учителя с косой на голове,
Да пастора – для доброго конца:
Три славных, превосходных молодца!
(Ближе.)
Ге! Гейнрих!
(Как прежде.)
Помогите! Помогите!
Чтоб молния тебя сожгла, проклятый!
Учителя мне валит он на шею
И пастора в придачу.
(Грозясь кулаком на Лесного Фавна.)
Ну, постой!
Запомни! Комаров тебе нашлю я
И оводов таких, что ты от боли
Нигде себе и места не найдешь!
(Злорадно, исчезая.)
Они идут.
(Уходит)
На доброе здоровье!
(К Раутенделейн, которая все еще стоит, поглощенная видом Гейнриха и его страданий.)
Ступай скорее в дом! Задуй свечу.
Мы спим.
(Мрачно, с упрямством.)
Я не хочу.
Не хочешь?
Нет.
Да почему?
Они возьмут его.
Так что ж?
Я не хочу.
Ах, дочка, дочка!
Пойдем! Ведь тут ничем уж не поможешь.
Беда – бедой. Пускай его берут.
Пусть мертвый будет с мертвыми. Ты знаешь,
Он должен умереть, так пусть умрет.
Ему же будет лучше. Погляди-ка,
Как жизнь его терзает: прямо в сердце
И бьет его, и колет.
(Во сне.)
Солнце гаснет!
Он солнца и ни разу не видал.
Пойдем! Пусть он лежит!
Так лучше будет!
(Уходит в дом.)
(Оставшись одна, прислушивается. Опять слышатся возгласы: «Гейнрих! Гейнрих!» Тогда девушка быстро срывает цветущую ветку и проводит около Гейнриха круг по земле, говоря при этом.)
Ветку первую в цветах
Я держу в своих руках,
Я в руках ее держу,
Круг заветный провожу.
Ты лежи себе, лежи
И себе принадлежи,
Будь своим и будь моим!
Больше власти нет над ним,
Все бессильны в этот миг:
Дева, юноша, старик.
(Отступая, исчезает в темноте.)
Пастор, Цирюльник и Школьный Учитель один за другим выходят из лесу.
Я вижу свет!
И я!
Да где же мы?
Бог знает! Снова слышно: «Помогите!»
Да, это Мейстер.
Ничего не слышу.
Крик слышен был оттуда, с высоты.
Пожалуй, это было бы возможно,
Когда бы к небу падали! Однако
Мы падаем как раз наоборот:
С горы в долину, не с долины в гору.
Чтоб мне не быть в раю: наш Мейстер, верно,
Лежит с полсотни саженей – пониже.
А, черт возьми! Не слышите вы, что ли?
Коли не Мейстер Гейнрих наш кричал,
Я с бритвой к Рюбецалю отправляюсь.
А это ремесло как раз по мне!
Вот, снова!
Где?
Да, мы-то где, скажите.
Лицо я в кровь изранил. Чуть тащусь.
Устали ноги. Силы нет. Я больше —
Ни шагу.
Помогите!
Вот опять.
И в нескольких шагах! Тут где-то близко!
(Выбившись из сил, садится.)
Меня как колесом измолотило,
Я больше не могу идти, друзья.
Оставьте здесь меня во имя Бога!
Избейте вы меня до синяков,
Не тронусь с места я. Да, Божий праздник
Так кончился. И кто бы мог подумать!
О Господи! И колокол погиб —
Прекрасное творение, в котором
Наш Мейстер благочестье воплотил!
Создателя пути неисследимы
И дивны.
Где мы? Вы спросили: где мы?
Так вот, я говорю совсем серьезно:
Скорее прочь, скорее прочь отсюда!
Я соглашусь в гнезде осином голый
Пробыть всю ночь – охотнее, чем здесь.
На Скате мы Серебряном, – о, Боже! —
В каких-нибудь мы ста шагах от дома
Старухи Виттихен! Проклятый дьявол,
Владеющий грозой! Уйдем отсюда!
Я больше не могу.
Уйдем, уйдем!
Насчет грозы, я думаю, все враки,
И колдовство отнюдь не страшно мне;
Но хуже места нет во всей округе.
Для жуликов, воров, контрабандистов
Здесь прямо рай! Убийства и грабеж
Так часты здесь, что если б Петр задумал
Прийти сюда, когда ему хотелось
Изведать ужас, он его узнал бы.
Вы знаете таблицу умноженья,
Но есть за этим кое-что еще:
Я не хотел бы, господин учитель,
Чтоб с колдовством столкнулись близко вы!
Колдунья, ведьма старая, как жаба,
Сидит в норе, высиживает злобу,
Нашлет на вас болезнь, и если только
Есть скот у вас, она пошлет чуму:
Начнешь доить коров – доятся кровью.
На овцах заведутся червяки,
У лошадей объявится вдруг норов,
На детях лишаи пойдут, а то,
Коли хотите, зоб и всякий веред.
Вы бредите! Вас сбила с толку ночь,
Вот вы и говорите о колдуньях.
Послушайте-ка лучше. Тише! Стойте!
Его я видел ясно: это он.
Кто?
Тот, кого мы ищем: Мейстер Гейнрих.
Колдунья представляет нам его!
То призрак, ведьмой вызванный!
Не призрак!
Как дважды два четыре, а не пять,
Так нет колдуний. Там вон Мейстер Гейнрих,
Клянусь своим спасением. Глядите:
Сейчас луна сквозь облако засветит;
Смотрите: что же, прав я или нет?
Да, Мейстер!
Это Мейстер, наш литейщик!
Все трое спешат к Гейнриху, наталкиваются на зачарованный круг и отскакивают.
А!
А!
А! А!
(Показывается на мгновение в ту минуту, как она соскакивает с ветки одного из деревьев. С демоническим насмешливым хохотом исчезает.)
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
(Пауза.)
(Изумленно.)
Что ж это было?
Что же это было?
Оно смеялось.
У меня из глаз
Так искры и посыпались; и право,
Мне кажется, что в голове моей
Дыра в орех.
Вы слышали, конечно,
Какой-то смех?
Я слышал смех и треск.
Был смех. Он вон из той сосны раздался,
Сквозь тень ветвей, дрожащих в лунном свете.
Как раз теперь оттуда улетела
Сова и на прощанье закричала.
Ну что же, вы мне верите теперь
Насчет колдуньи? Верите, что может
Она не только мягкий хлеб жевать?
Вам хорошо здесь или от испуга
Дрожите вы, как я? А! Дьявол – баба!
(Высоко поднимая распятие, твердо и решительно приближается к хижине.)
Пусть будет так! Пусть здесь хоть дьявол сам
Свил гнусное гнездо; вперед, смелее!
Мы победим его Господним словом;
Не часто хитрость Сатаны бывала
Столь явною, как в этот день, когда
Он колокол святой низринул вместе
С создателем его: раба Господня
И верную рабу, чье назначенье —
Висеть над краем пропасти высоко,
Чтоб вечно петь хвалу любви и мира
И возвещать, сквозь воздух, благодать.
Но вот мы здесь, воители Господни!
Я постучу.
Не надо.
Я стучу!
(Стучит.)
Кто там?
Христианин.
Христианин
Или язычник: что вам?