(тяжелыми шагами пересекает комнату, подходит к Елене и подает ей руку). Д-д-добрый вечер и вам, Елена!
Гофман (Лоту). Разреши тебе представить господина Кааля. Он сын наших соседей.
Кааль скалит зубы и мнет в руках шляпу. Неловкая пауза.
Прошу к столу, ребята! Все ли здесь? Ах, а где же матушка? Миля, попросите фрау Краузе к столу.
Миля уходит в среднюю дверь.
Миля (кричит из сеней). Хозяйка! Хозяйка! Идите есть! Вам велят идти есть!
Елена и Гофман смотрят друг на друга и понимающе смеются, затем одновременно смотрят на Лота.
Гофман (Лоту). Деревенская простота!
Появляется расфуфыренная фрау Краузе. Она в шелку и с дорогими украшениями. Манера держаться выдает спесь и чванство.
Гофман. А, вот и мама… Разреши мне представить тебе моего друга доктора Лота.
Фрау Краузе (делает невероятный книксен). Я так рада. (После небольшой паузы.) Уж вы, ради бога, не обижайтесь на меня, господин доктор. Я прежде всего должна перед вами извиниться. (Говорит чем дальше, тем быстрее.) Извиниться за мое давешнее обращение с вами. Вы знаете, вы понимаете, просто голова идет кругом от этой уймы бродяг. Вы не поверите, прямо беда с этими попрошайками. Да и крадут они, что твои сороки. Конечно, не в пфенниге дело. Что над пфеннигом трястись. Талера и то не жалко. А вот у Людвига Краузе баба – так жадна, так жадна! Прямо жила какая-то – последнему нищему и то не подаст. Муж ее с досады помер, потому как потерял какие-то две тысячи талеров. Не-ет! Не-ет! Мы совсем не такие. Посмотрите-ка на этот буфет, он обошелся мне в двести талеров без пересылки. Самому барону Клинкову лучшего не видать.
Вскоре после фрау Краузе вошла фрау Шпиллер. Она маленького роста, кривобокая, одета в поношенное платье фрау Краузе. Пока фрау Краузе говорит, она благоговейно смотрит на нее. Ей около пятидесяти пяти лет. При выдохе она каждый раз издает легкий стон, который, когда она говорит, превращается в звук, похожий на «м-м».
Фрау Шпиллер (покорным, грустно-жеманным тоном, очень тихо). Господин барон Клинков имеют в точности такой буфет… м-м…
Елена (к фрау Краузе). Мама! Не сесть ли нам за стол, а потом… уж…
Фрау Краузе (молниеносно оборачивается и смотрит на Елену уничтожающим взглядом. Отрывисто и властно). Это прилично?
Фрау Краузе, собираясь садиться, вспоминает, что не была прочитана застольная молитва. Еще не подавив приступа ярости, она привычно складывает ладони.
Фрау Шпиллер (читает застольную молитву).
«Приди, Иисусе, милость нам яви.
Дары, ниспосланные нам, благослови».
Аминь.
Все шумно усаживаются, угощают друг друга. Атмосфера неловкости понемногу исчезает.
Гофман (Лоту). Прошу покорно, дружище! Устрицы?
Лот. Да, попробую. Впервые ем устриц.
Фрау Краузе (ест устрицу, говорит с набитым ртом). Вы хотите сказать, в этом сезоне?
Лот. Нет, вообще!
Фрау Краузе и фрау Шпиллер обмениваются взглядами.
Гофман (Каалю, который сосет лимон). Мы два дня не видались, господин Кааль. Успешно ли вы поохотились за мышами?
Кааль. Н-н-н-е-ет!
Гофман (Лоту). Господин Кааль, видишь ли, страстный охотник.
Кааль. М-м-м-ышь – это пре-п-п-п-одлая амф-ф-ф-и-бия!
Елена (хохочет). Прямо комедия! Он убивает без разбора – и домашнюю тварь, и диких животных.
Кааль. В-в-в-вчера… я н-насмерть застрелил ст-ст-ст-арую свинью.
Лот. Стрельба – ваше главное занятие?
Фрау Краузе. Господин Кааль стреляет для собственного удовольствия.
Фрау Шпиллер. Словом, охотится за дичью и женщинами, как говаривал его превосходительство министр фон Шадендорф.
Кааль. П-послез-завтра б-будем б-бить го-олубей.
Лот. Это что еще такое: охота на голубей?
Елена. Ах, это невыносимо. Такое жестокое развлечение! Даже уличные мальчишки, которые бьют камнями стекла, не позволяют себе ничего подобного.
Гофман. Ты чересчур строга, Елена!
Елена. Не знаю… Но, по-моему, лучше бить стекла, чем голубей, которых они еще к тому же привязывают к жерди.
Гофман. Но, Елена, нельзя же забывать…
Лот (разрезая что-то на тарелке). Это постыдное занятие!
Кааль. Подумаешь, п-пара голубей!..
Фрау Шпиллер (Лоту). Господин Кааль… м-м… имеют на своем счету уже двести штук.
Лот. Всякая охота – безобразие!
Гофман. И все-таки неискоренимое. Вот у нас ищут сейчас лисиц, – надо взять живьем пятьсот штук. Все лесники в окружности, да, пожалуй, и во всей Германии, только одним и заняты – лисьими норами.
Лот. На что же так много лисиц?
Гофман. Отправят в Англию, а там лорды и леди удостоят их чести быть затравленными сразу же по выходе из клеток.
Лот. Христианин он или магометанин, скот всегда останется скотом.
Гофман. Мамаша, передать тебе омаров?
Фрау Краузе. Можно, в нынешнем сезоне они хороши!
Фрау Шпиллер. Ах, у милостивой государыни такой тонкий вкус… м-м…
Фрау Краузе (Лоту). Омаров вы, верно, тоже еще не ели, господин доктор?
Лот. Нет, омаров я ел иногда… Там, на северном побережье, в Варнемюнде, откуда я родом.
Фрау Краузе (Каалю). Видит бог, Вильгельм, иногда сама не знаешь, чего бы еще съесть?
Кааль. Д-да, ви-идит бог, т-т-тетушка.
Эдуард (хочет налить бокал Лоту). Шампанского?
Лот (отстраняет свой бокал). Нет!.. Спасибо!
Гофман. Не дури!
Елена. Как, вы не пьете?
Лот. Нет, фрейлейн.
Гофман. Ну, послушай, ведь это… Ведь так просто скучно.
Лот. Если я выпью, я стану еще скучнее.
Елена. Это интересно, господин доктор.
Лот (бесцеремонно). Что именно? Что я становлюсь скучнее, когда выпью вина?
Елена (несколько смутившись). Нет, ах нет… То, что вы не пьете… Что вы совсем не пьете.
Лот. Что же тут интересного?
Елена (густо покраснев). Это… это необычно. (Еще больше краснеет, смущается.)
Лот (грубовато). Вы правы, к сожалению, это так.
Фрау Краузе (Лоту). Бутылка стоит пятнадцать марок, можете смело пить, доставлено прямо из Реймса. Уж дряни-то мы не предложим и сами не пьем.
Фрау Шпиллер. Ах, поверьте… м-м… господин доктор, если бы его превосходительство господин министр фон Шадендорф… м-м… лично сидел за таким столом…
Кааль. Без вина я н-не м-мог бы жить.
Елена (Лоту). Скажите же нам, почему вы не пьете?
Лот. Охотно. Я…
Гофман. А, да что там! (Берет у слуги бутылку и хочет сам налить Лоту.) Давай-ка вспомним, дружище, как весело мы проводили время в старину…
Лот. Нет, не трудись, пожалуйста.
Гофман. Ну хоть разочек!
Лот. Нет, не буду.
Гофман. Ну ради меня!
Лот. Нет!.. Нет, я уже сказал… Спасибо, не буду…
Гофман. Но, послушай, ведь это просто причуда.
Кааль (к фрау Шпиллер). В-вольному воля…
Фрау Шпиллер почтительно кивает.
Гофман. Конечно, всякий волен… и так далее. Но, должен сказать, не понимаю, что за еда без стакана вина…
Лот. Что за завтрак без стакана пива…
Гофман. Именно, почему бы и нет! Стакан пива даже полезен для здоровья.
Лот. И рюмочка-другая коньяку…
Гофман. Ну, знаешь, если уж и ее нельзя… Из меня ты никак и никогда не сделаешь аскета. Это значило бы отнять у жизни все ее радости.
Лот. Не скажу. Я вполне доволен нормальными радостями, которые не разрушают моей нервной системы.
Гофман. Общество сплошных трезвенников – какая пустота и скука!.. Нет, благодарю покорно!
Фрау Краузе. У знатных людей всегда так много пьют.
Фрау Шпиллер (почтительно склоняясь верхней частью туловища, спешит подтвердить ее слова). Джентльмен пьет много и легко.
Лот (Гофману). А у меня как раз наоборот. Мне скучно за столом, где много пьют.
Гофман. Конечно, во всем нужна мера.
Лот. А что ты называешь мерой?
Гофман. Ну… надо сохранять рассудок.
Лот. Вот-вот… Значит, ты согласен, что алкоголь вредит рассудку. Вот потому-то я и скучаю за столиком в трактире.
Гофман. Уж не боишься ли ты за свой рассудок?
Кааль. А я н-на днях в-выпил бу-утылку р-рю-десгейм-мера и бу-утылку шампанского. А потом еще бу-утылку б-бордо. И н-ни в одном гла-азу!
Лот (Гофману). Нет, нисколько! Ты ведь помнишь, наверно, что именно я доставлял вас домой, когда вы напивались. Я и сейчас все такой же дюжий медведь, натура здоровая, и бояться мне нечего.
Гофман. Тогда в чем же дело?
Елена. Да, почему же вы тогда не пьете? Объясните нам, пожалуйста.
Лот (Гофману). Я хочу тебя успокоить… Я сегодня не пью потому, что дал слово не употреблять спиртных напитков.
Гофман. Иными словами, ты настолько опустился, что стал этаким героем из общества трезвости.
Лот. Да, я полнейший трезвенник.
Гофман. И сколько времени, с позволения сказать, ты собираешься…
Лот. Всю жизнь.
Гофман (отбрасывает нож и вилку, вскакивает со стула). Фу, тюфяк ты этакий!