Клаузен. Я смотрю на тебя, что-то ищу, но никак не могу найти. Я волочу мертвую душу в еще живом теле.
Инкен. Говори все, не щади меня, Маттиас!
Клаузен. Я боюсь, что твоя власть кончена: никому не дано воскресить мертвую душу.
Инкен. Тебе не надо меня любить, не люби меня! Моей любви хватит для нас обоих, Маттиас.
Клаузен. Тогда скажи мне, Инкен, где я?
Инкен. В Бройхе, где ты часто бывал.
Клаузен. Инкен, у тебя хорошая мать, но как это случилось, что я здесь, у твоей матери? Разве мы не были вместе в Швейцарии?
Инкен. Да, Маттиас. Мы были в Арте.
Клаузен. Я хочу вернуться в Арт. Едем в Арт!
Инкен. Автомобиль у ворот, он готов в путь. Мы можем сейчас же уехать. Винтер сядет с шофером. С нами Гейгер.
Клаузен. Правда? И нет никаких препятствий?
Инкен. Никаких, если мы не будем терять времени. Если тебе что-нибудь неясно – старайся об этом не думать. Положись во всем на меня, пока к тебе не вернутся прежние силы. Бери все у меня. Ведь я – это ты!
Клаузен. О да, ты, наверно, лучший опекун, чем Ганефельдт.
Инкен. Не опекун, Маттиас, – я твой посох, твоя опора. Я твое творение, твоя собственность, твое второе «я»! На это ты рассчитывай, это ты должен твердо помнить.
Клаузен. Скажи мне только, как случилось, что я попал в дом твоей матери?
Инкен. Не думай сейчас об этом. В городе, наверно, уже знают, где ты. Идем, Маттиас! Может быть, через каких-нибудь четверть часа наше бегство, наше освобождение уже станет невозможным.
Клаузен. Может наконец кто-нибудь сказать мне, что произошло? Мне кажется, упал канделябр. Я испугался и лег в постель. Возможно, я потом во сне поднялся… Со времени смерти моей незабвенной жены это, говорят, со мной случалось. В таком состоянии меня могло и сюда занести.
Инкен. Ты рассказал все почти без пропусков, Маттиас.
Клаузен. Почти – говоришь ты. Этим ты ограждаешь себя от лжи. Теперь только я припоминаю все яснее и яснее…
Инкен. Ты мне это расскажешь потом, в машине, Маттиас! Как нам будет хорошо, когда мы выберемся на шоссе! Ты откинешься на подушки, и, если я увижу, что ты вдруг тяжело дышишь, что тебя мучает кошмар, я разбужу тебя, Маттиас! Зачем же я тогда рядом с тобой? Только несколько дней будь как дитя. Я буду о тебе заботиться, как о своем ребенке.
Клаузен. Знаешь ли ты, какая это бездна – семьдесят лет жизни? Без головокружения никому не заглянуть в нее.
Инкен. Маттиас, стрелка часов отмечает невозвратимые золотые минуты. Нас ждет автомобиль. Идем, Маттиас! Нехорошо, что ты всегда говоришь о бездне. Когда нам снова будет светить солнце, мы будем смотреть вперед, а не в бездну…
Клаузен. Ты посланница того мира, Инкен! (Опускается на диван.) Дай мне спокойно во всем разобраться. (Закрывает глаза.) Когда твои благословенные руки обнимают меня, мне хорошо, хотя я не вижу их, хотя я не вижу тебя. Когда я закрываю глаза, я чувствую так ясно и просто, что на свете есть вечная благодать.
Входит Гейгер.
Гейгер. Прости, Маттиас, что я вхожу незваный…
Клаузен. Для меня ты всегда званый.
Гейгер. Да, в известной степени званый. Когда я в Кембридже получил твое письмо, я понял, что это призыв.
Клаузен. Но тогда нам обоим было непонятно, зачем я тебя зову.
Гейгер. Я понял твой призыв в прямом смысле слова. Но об этом мы пофилософствуем позже. Шофер уже запасся горючим, мотор остынет. Пора садиться.
Клаузен. Ваш портфель с собой, доктор Вуттке?
Гейгер. Ты меня не узнаешь, я твой старый друг Гейгер.
Клаузен. Мое завещание в безопасности? Можно на вас положиться, Вуттке? Если кто-нибудь начнет оспаривать его, будете вы, подобно льву, защищать мою Инкен?
Гейгер. Бог свидетель, я к этому готов! На этот вопрос я могу ответить только «да»!
Инкен. Маттиас, все это теперь безразлично. То, что ты пережил, выше сил человеческих. Будь я сильнее, я унесла бы тебя на руках. Я умоляю тебя: соберись с силами!
Клаузен. Скажи мне: твой отец, кажется, был крайне щепетилен в вопросах чести?
Инкен. Возможно, но сейчас не время об этом говорить.
Клаузен. Я не против самоубийства… Но меня оно не устраивает… Впрочем, когда уже и так стоишь за порогом жизни…
Инкен. Завтра тебя снова будет окружать жизнь.
Клаузен. Кстати, известна ли вам, дитя мое, судьба некоего тайного советника Клаузена? Это был один из самых уважаемых людей; теперь общество его выплюнуло, он – только плевок, который растаптывают ногами.
Инкен. Ничего не помогает. Нужно действовать! Винтер!
Винтер входит с одеждой и шубой.
Клаузен. Винтер, вы как-то выросли за это время! Поверьте мне, вы – бог! Да-да! Несчастье открывает человеку глаза. Вы не должны ради меня утруждать себя, Винтер. Меня ограбили, раздели, духовно убили и физически обесчестили! А потом бросили на улицу под копыта, колеса и подошвы! По сравнению с вами я – ничтожество, грязь, а ваше место, Винтер, среди богов!
Инкен. Маттиас, Маттиас, возьми себя в руки! Мы добьемся для тебя полного удовлетворения.
Клаузен глубоко вздыхает, откидывает назад голову и впадает в забытье.
Надо побороть эту слабость. (Подошедшим Эбишу и фрау Петерс.) Дядя, где у тебя коньяк? – Принеси чай, мама! Мне уже чудится сирена автомобиля Ганефельдта. Нельзя выдавать его врагам!
Фрау Петерс и Эбиш быстро уходят, чтобы принести требуемое.
Гейгер (вглядываясь в Клаузена). Вряд ли он вообще может ехать в таком состоянии.
Слышен автомобильный гудок.
Инкен (вне себя). Это преследователи! Это ищейки! (Хватает лежащий на комоде револьвер Эбиша.) Видит Бог! Пока я жива, пока во мне теплится дыхание, они не переступят порога!
В дверях появляется пастор Иммоос и преграждает дорогу Инкен.
Пастор. Во имя Иисуса Христа, Инкен: немедленно положи оружие!
Инкен. А если надвигается бесчеловечная банда, господин пастор?
Пастор. В твоем положении преувеличение прощается. Я говорю тебе «ты», потому что ты моя конфирмантка. Надеюсь, ты этого не забыла?
Инкен (приподнимает оружие). Назад! Посторонитесь! Я вас не слушаю! Я вас не знаю!
Пастор отступает. Инкен следует за ним наружу с револьвером в правой руке.
Гейгер. Фрейлейн Петерс, не делайте глупостей. Есть другие возможности, хотя бы пришлось временно капитулировать.
Гейгер спешит вслед за Инкен. Перед домом нарастает шум: слышны автомобильные гудки, громкий разговор. Винтер остается один возле Клаузена, который лежит в углу дивана и тяжело дышит. Винтер кладет на стул вещи, присаживается на краешек стула и наблюдает за Клаузеном.
Клаузен. Послушай, Винтер, откуда это пение? Оно мешает спать.
Винтер. Я ничего не слышу, господин тайный советник.
Клаузен. Кто этого не слышит, тот глух, мой милый Винтер! Хоры, хоры поют! Ужасно! Стынет кровь.
Винтер. Может быть, это орган в церкви?
Клаузен. Верно, церковь рядом. Кажется, со мной говорил пастор Иммоос.
Винтер. Может быть, говорил, я не знаю, господин тайный советник.
Клаузен. Я должен был отправиться в дом пастора. Он хотел, чтобы я пошел к нему. А что мне делать в доме пастора? Ведь мое место в соборе вселенной. Да-да, Винтер, в центре вселенной.
Винтер. Я позову фрейлейн Инкен.
Клаузен. Налей мне стакан воды, Винтер!
Винтер находит графин, наполняет стакан и подает его Клаузену.
Благодарю! Весь мой век эти руки приходили мне на помощь! Сколько услуг оказали они мне – не счесть! И эта последняя услуга не так уж плоха: она навсегда избавит от жажды твоего старого мучителя… Винтер, поверни-ка ключ в замке.
Винтер (с полным стаканом в руке). Следует ли это делать? Ведь сюда входят и выходят люди.
Клаузен. Тише, Винтер! (Напряженно прислушивается.) Фуга,[55] может, или оратория?[56]… Химера[57] – это зверь с телом козы, хвостом дракона и пастью льва. Эта пасть извергает ядовитый огонь…
Винтер. Что сказал господин тайный советник?
Клаузен. Я жажду… Я жажду заката…
Винтер. Я бы хотел доложить профессору Гейгеру.
Клаузен. Я жажду, я жажду заката… Кровь стынет в жилах… Это фуга, это кантата[58]… это – оратория… (Шарит в карманах и вынимает пробирку с белым порошком. Дает ее Винтеру.) Насыпь мне сахару в воду, Винтер… Сахар успокаивает, у меня тяжелая голова.
Винтер исполняет приказание.
Ты слышишь фугу, кантату, ораторию? А теперь отдай мне пробирку, Винтер. (Поспешно и тщательно прячет ее.) Я жажду… я жажду… заката! Да, я жажду… я жажду заката… Я жажду… Я жажду… (Выпивает залпом.) Брр! (Вздрагивает.) Это был в самом деле сахар, Винтер? Укрой меня, если найдется под рукой что-нибудь теплое.
Винтер прикрывает его шубой. Клаузен натягивает ее до половины лица.
Я жажду… я жажду… заката… (На мгновение затихает, затем начинает тяжело дышать.)
Наблюдая за Клаузеном, Винтер все больше беспокоится. Идет к двери, встречается с фрау Петерс.
Фрау Петерс. Если ему пригодится, вот осталось немного вишневки.
Винтер. Он только что выпил воды, фрау Петерс, но я не знаю, что с ним…
Фрау Петерс (поглядев на Клаузена). Он спит, господин Винтер. Слава Богу, пусть отдыхает.
Винтер. Как обошлись с таким человеком!.. Это ужасно, прямо ужасно, фрау Петерс!
Фрау Петерс. Все собрались у пастора. Там Беттина, Вольфганг и фрау Кламрот. У ворот парка ждет санитарная карета. Его отвезут в больницу. Штейниц противится изо всех сил, но управляющий Ганефельдт настаивает, он-де несет ответственность за господина тайного советника.
Возвращается Инкен , очень взволнованная.
Инкен. Они все собрались у пастора. Почему не разверзнутся недра земные и не поглотят эту подлую банду? И этот злодей Ганефельдт, он послал за полицией. Будем, говорит он, действовать силой! Увидим, кто сильней!