Фрау Петерс. Едва ли я стала бы говорить об этом, даже если бы Инкен мне и рассказала. Но, клянусь, мне ничего не известно.
Пастор. Слава Богу! Теперь я спокоен и хочу в заключение дать вам совет: повлияйте на Инкен, пусть она никогда не принимает таких подарков. При нынешнем душевном состоянии тайного советника это было бы непростительной ошибкой.
В церковке звонят колокола.
Пастор. Будьте здоровы, фрау Петерс, меня зовут колокола: младенца несут в церковь.
Пастор Иммоос уходит через калитку в стене. Фрау Петерс нервно вяжет. К ней подходит Эбиш.
Эбиш. Чего хотел от тебя пастор Иммоос, Анна?
Фрау Петерс. Чего он хотел? Он, верно, и сам этого не знает.
Эбиш. Ах, черт, вот и управляющий!
Появляется Ганефельдт, элегантный, в летнем костюме.
Ганефельдт. Я проезжал мимо и задержал на минуту автомобиль. Добрый день, милый Эбиш. Что нового? Только один вопрос: вы получили мое письмо?
Эбиш. Да, получил.
Ганефельдт. Тут нет ничего спешного, но как вы к этому относитесь?
Эбиш. Господин управляющий, я предпочел бы остаться здесь.
Ганефельдт. Ах так! Вас не прельщает больший оклад?
Эбиш. Я привык к этому месту, и мы сводим концы с концами.
Ганефельдт. А вот и ваша сестра. – Доброе утро, фрау Петерс. – Вот что, дорогой мой, ваше решение мне теперь ясно. (Указывает на фрау Петерс.) Вы не оставите нас на пять минут вдвоем?
Эбиш. Отчего же нет, господин управляющий. (Быстро уходит.)
Ганефельдт. Во-первых, вопрос: знаете ли вы о моем предложении перевести вашего брата?
Фрау Петерс. Я узнала об этом только четверть часа тому назад.
Ганефельдт. Присядьте. Поговорим.
Фрау Петерс. У нас поспели прекрасные ренклоды и персики, господин управляющий.
Ганефельдт. Благодарю, благодарю. Мне сейчас ничего не надо. У меня мало времени, а нам каждую минуту могут помешать. Дело это не терпит огласки.
Фрау Петерс. Вы меня пугаете, господин управляющий.
Ганефельдт. Для этого у вас нет никаких оснований, фрау Петерс, пока еще дело поправимо. Вы догадываетесь, вероятно, с чем связана моя миссия?
Фрау Петерс. Нет, не догадываюсь.
Ганефельдт. Я встретил вашу Инкен в городе. Видел ее, проезжая в автомобиле. И это одна из причин моего приезда к вам. Хотя то, о чем мы будем говорить, и касается вашей дочери, лучше, чтобы ее при этом не было.
Фрау Петерс. Но ведь вы знаете, Инкен такая самостоятельная.
Ганефельдт. Именно поэтому долг матери иногда действовать через голову дочери, если это нужно для ее же блага. Скажите, отчего умер ваш муж?
Фрау Петерс. Он умер в тюрьме, наложил на себя руки. После этого начинаешь бояться всяких переездов. Его переводили на службу в другое место, и в фургоне с нашим имуществом вспыхнул пожар. Сказали, будто мой муж сам поджег фургон, чтобы получить страховую премию. Это была подлая ложь!
Ганефельдт. Простите, я не хотел бередить вашу рану. Теперь я вспоминаю, только сразу как-то не пришло в голову.
Фрау Петерс. Ничего. Я сама при каждом удобном случае всем говорю об этом. Наша совесть чиста! Стыд и позор падает на убийц в судейских мантиях.
Ганефельдт. Судьи тоже люди, и они могут ошибаться. Разрешите спросить: вы тоже против перевода вашего брата на лучшее место?
Фрау Петерс. Да, против. Тогда нам пришлось бы расстаться с ним. Мы с Инкен скорее всего остались бы здесь.
Ганефельдт. Здесь? Вы имеете в виду этот дом?
Фрау Петерс. Конечно, нет. Но где-нибудь поблизости…
Ганефельдт. А вы с дочерью не покинете нашу местность, даже если вам предложат крупную сумму? (Берет фрау Петерс за руку.) Вашу руку! Я требую полного молчания.
Фрау Петерс. Что я обещаю, то выполняю.
Ганефельдт. Итак, еще раз: будете ли вы упорствовать и останетесь ли в этой местности, если за ваше исчезновение с Инкен будет предложена сумма в сорок тысяч марок?
Фрау Петерс. Что все это значит, господин советник юстиции?
Ганефельдт. Выслушайте меня.
Фрау Петерс. Так вот до чего дошло! Хотят избавиться от Инкен? Бог свидетель: тайный советник может этого добиться и дешевле.
Ганефельдт (решительно). Тайный советник об этом ничего не знает.
Фрау Петерс. Вы хотите сказать, что он об этом ничего не хочет знать! Он прячется, подсылает других, как это всегда делается у больших господ.
Ганефельдт. Тайный советник ровно ничего не знает об этом деле и, добавлю, ничего не должен знать.
Фрау Петерс. Тайному советнику достаточно прекратить свои посещения. Он должен настолько знать мою Инкен, чтобы понимать, что она не станет бегать за ним.
Ганефельдт. Вы, как мать, не должны так относиться к этому делу. Повторяю в третий раз: тайный советник об этом ничего не знает.
Фрау Петерс. Откуда же деньги, если не от него?
Ганефельдт. Вы обещаете мне, что нерушимо сохраните тайну?
Фрау Петерс. Не трубят же на всех перекрестках, когда получают пинок ногой.
Ганефельдт. Деньги дают некоторые члены семьи Клаузен. В случае необходимости они готовы на все. Они хотят покончить с этой историей раз и навсегда.
Фрау Петерс. С какой историей?
Ганефельдт. Нет никакой истории? Тем лучше для вас. В таком случае Инкен, дай Бог каждому, за одну ночь становится богатой невестой. Вас не принуждают сегодня же сказать да или нет. Но ведь все мы люди, фрау Петерс. Подумайте! Деньги – это деньги, а случай – это случай: он не повторится. Не упускайте его, не будьте слепой!
Фрау Петерс. Если моя дочь об этом узнает, она будет вне себя.
Ганефельдт. Вашей дочери не нужно ничего знать.
Фрау Петерс. Это нельзя скрывать без конца. Если она узнает, то плюнет мне в лицо.
Ганефельдт. Еще раз повторяю: ей совершенно незачем знать об этом.
Фрау Петерс. А как ей объяснить, откуда у меня эти деньги?
Ганефельдт. Вы получили наследство… Договоритесь об этом с вашим братом.
Фрау Петерс. Знаете, что она мне на это скажет: «Мать, ты что, меня в девки записала?»
Ганефельдт. Я не считаю Инкен способной на такие слова.
Фрау Петерс. А я считаю ее способной еще на худшее. Она может и в воду броситься: в вопросах чести она так же щепетильна, как ее отец.
Ганефельдт. Так вот, фрау Петерс, я сказал все. Вы прекрасно знаете, кто такой господин Кламрот. С профессором Вольфгангом Клаузеном я сидел в школе за одной партой; его жене – пальца в рот не клади!.. Нечего таить – над вами собираются черные тучи.
Фрау Петерс. Так это идет не от тайного советника? Они думают, что он расстанется с Инкен?
Ганефельдт. Весь вопрос в том, кто сильнее… А вот и ваша Инкен. До свидания. Действуйте так, как вы найдете нужным.
Ганефельдт уходит. С противоположной стороны появляется Инкен, в летнем платье. Она медленно приближается и, останавливаясь через каждые несколько шагов, склоняет лицо над большой коробкой конфет, берет их оттуда одну за другой, кладет в рот и снова делает несколько шагов, осматривается каким-то отсутствующим взглядом; по-видимому, она совершенно забыла обо всем окружающем. Внезапно ее замечают ребятишки, окружают и просят конфет. Инкен высоко поднимает коробку и отбивается от малышей.
Инкен. Нет, нет, нет! Они горькие, несъедобные. А вы плохо ведете себя…
Фрау Петерс. Слушаться! Марш в оранжерею! (Прогоняет детей.)
Инкен. Не могу же я раздать им такие чудесные конфеты. Раз-два-три – мигом очистят коробку.
Фрау Петерс. Откуда у тебя такие дорогие конфеты? Где ты была? Ты опоздала.
Инкен. Да, немного. Попробуй, мама. (Протягивает коробку.)
Фрау Петерс. Откуда они у тебя? Ты, детка, не могла купить их сама!
Инкен. Два кило. Они стоят кучу денег, мама.
Фрау Петерс. А кто заплатил за них?
Инкен. Эгмонт Клаузен, младший сын тайного советника. Он встретил меня около кондитерской. Право, он очень милый мальчик.
Фрау Петерс. Лучше, если ты не будешь принимать подарки. Я всегда тебе об этом твердила.
Инкен. Ты говорила – от тайного советника.
Фрау Петерс. И от тайного советника и от всей его семьи.
Инкен. А я тебе уже не раз объясняла: у тебя нет ни малейших причин для беспокойства. Милый тайный советник боится даже заикнуться об этом. А мне бы очень хотелось получить хороший подарок!
Фрау Петерс. Подойди-ка, присядь на минутку, Инкен!
Инкен. Ах, мама, если ты опять прожужжишь мне все уши об этом знаменитом деле, за которое я никак не могу отвечать, то лучше я не сяду. Поступай как найдешь нужным, я ничего не могу поделать.
Фрау Петерс. Что ты, собственно говоря, думаешь обо всей этой истории, Инкен?
Инкен. Разное. Там видно будет, верно ли это.
Фрау Петерс. По сравнению с ним ты ребенок, – ему за семьдесят.
Инкен. Но я тем не менее вижу: он нисколько не огорчается, что я моложе.
Фрау Петерс. Он? Еще бы он огорчался! Ты, право, наивна, дитя мое. Но для общества, для всех более или менее разумных людей будет иметь значение, что семидесятилетний старик заглядывается на подростка.
Инкен. Подростка? Дорогая мама, ты ошибаешься во мне.
Фрау Петерс. Возможно. Я тебя действительно не понимаю. Ты знакома со многими молодыми людьми, тебе делали предложения молодые врачи, юристы и инженеры. Не станешь же ты внушать мне, что в твоем возрасте можно предпочесть старого, извини меня, чопорного господина.
Инкен. Вот как! Если он не станет моим мужем, я застрелюсь.
Фрау Петерс (в ужасе отмахиваясь). Раз и навсегда, Инкен, избавь меня от таких преувеличений.
Инкен. Это правда, а не преувеличения!
Фрау Петерс. Это болезненные, отчаянные фантазии, с которыми надо бороться всеми способами. (После паузы.) Не думай, Инкен, что я говорю так потому, что хоть на миг могу поверить, будто тайный советник сделает тебе предложение. Это просто немыслимо! Скорее, он женится на принцессе, чем на тебе. Прости меня, но ты ведь что-то вроде няньки при детях.