Оттилия (боязливо). Ты ведь сам говорил, что в интересах семьи хочешь присутствовать на этом завтраке.
Кламрот. Да. Я должен присутствовать, потому что мрачно смотрю на будущее. Я должен знать все, что здесь творится, чтобы предупредить хотя бы худшее! Фантазии и сентиментальные бредни Клаузена постепенно становятся опасными для жизни.
Оттилия. Ты только не волнуйся, Эрих.
Кламрот. Вы не понимаете духа времени. Все витаете в облаках, а на нашего брата смотрите свысока.
Оттилия. Никто не смотрит на тебя свысока. Просто нашей семье свойствен некоторый идеализм…
Кламрот. Ты думаешь, это объясняет, почему твой отец тратит сумасшедшие деньги на шелковые рубашки и кальсоны? И делает себя и вас общим посмешищем?
Оттилия. Как так? Что все это значит, Эрих?
Кламрот. Над этим потешается весь город. Ну, мне здесь слишком душно! Пойду в сад. (Уходит.)
Оттилия. Эрих, не убегай! Прошу тебя!
Возвращается Беттина.
Беттина. Не верится, но у отца действительно какая-то дама. Пойдем со мной. Я закроюсь у себя в комнате. Если твой муж прав, меня сегодня напрасно будут ждать к завтраку. (Уходит, уводя с собой Оттилию. Обе взволнованы.)
Снова появляется Винтер: возится у стола. Прислушивается к далеким голосам. Немного погодя входят Штейниц и Инкен. Винтер ведет себя так, будто он увидел привидение, и в страхе удаляется. Инкен этого не замечает, но Штейниц весело смеется.
Инкен. Что с вами, господин Штейниц?
Штейниц. Мне вспомнилось кое-что смешное. Так вот, это библиотека, фрейлейн Инкен…
Инкен. Где я уже раз была.
Штейниц. А вот портрет покойной фрау Клаузен… Когда она была молодой, невинной девушкой.
Инкен. Я боюсь этой женщины, доктор.
Штейниц. Ее больше нет, чего же вам бояться? Правда, она была важная дама. Так же как и обе ее сестры. Одна сумела стать настоящей английской леди, другая играла первую скрипку в Бохуме.[39] Они сумели выбрать себе супругов. Их мужья были тихие, тонко мыслящие люди, которые имели все данные для большой карьеры. Они ее и сделали. Наша тайная советница была душой города. Сюда съезжалось столько гостей, что тайному советнику иногда приходилось искать себе ночлег в отеле. Музыканты, художники, крупные ученые и государственные деятели – все прошли через ее дом.
Инкен. После этого кажешься себе особенно ничтожной.
Штейниц и Инкен идут в соседнюю комнату.
Штейниц. А тут был ее будуар. Как видите, здесь много ценных вещей. Не только супруг, – все осыпали ее подарками.
Оба уходят. Снова входит Винтер, продолжает сервировать стол. Затем появляются Бетти на, Оттилия , профессор Вольфганг Клаузен, Паула Клотильда, урожденная фон Рюбзамен. Паула Клотильда большими шагами направляется к камину и ставит под портретом покойной фрау Клаузен пышный и безвкусный букет цветов.
Паула Клотильда. Первым долгом почтим память моей превосходной незабвенной свекрови.
Беттина. Как ты меня тронула, моя добрая Паула!
Паула Клотильда (поднимая глаза к портрету). Будь с нами! Будь с нами! Пусть твой дух сплотит нас воедино.
Оттилия. И Эрих говорит: «Мы должны решительно держаться вместе, не обращая ни на что внимания и без сентиментальностей».
Беттина (прикладывает платок к глазам). О, если бы это не было так тяжело! Ах, как мне тяжело! (Плачет.)
Паула Клотильда. Успокойся, дорогая, все будет хорошо.
Вольфганг. Что случилось? Почему ты так печальна, Беттина?
Беттина. Ничего, ровно ничего, Вольфганг! Ничего не случилось.
Вольфганг. Для меня здесь слишком много волнений. Лучше бы я сюда не приезжал. Такая напряженная атмосфера не соответствует тихой жизни ученого.
Паула Клотильда. Иначе нельзя было. Ты должен был приехать.
Беттина. Так бесконечно жаль отца. Я теряю в нем больше, чем вы все. Этот возвышенный, чистый человек, на которого я взирала с изумлением!.. Нет, такого разочарования я не перенесу!..
Вольфганг. Разве отец все еще не образумился?
Оттилия. Нас ждет еще одно неслыханное оскорбление. Не угодно ли вам будет взглянуть на этот стол и сказать, кто будет сидеть за этим лишним прибором?
Входит Винтер.
Вольфганг. Вот и Винтер! Можете вы сказать нам, кого еще ждут кроме доктора и нас?
Винтер. Нет, господин профессор, этого я не могу вам сказать. Сначала было накрыто на десять персон, потом тайный советник велел один прибор убрать. Я сказал господину тайному советнику: «Простите, но все еще один прибор лишний». Тогда господин тайный советник набросился на меня: «Ничего нет лишнего! Замолчи!» (Проходит по комнате и удаляется.)
Паула Клотильда (стремительно ходит взад и вперед). Сесть с этой швейкой за один стол?!
Вольфганг. С дочерями каторжников обычно за стол не садятся. Это может стоить мне служебного положения.
Беттина. Нет, нет и еще раз нет! Я не поверю, чтобы отец мог от нас этого потребовать.
Входит Эгмонт.
Эгмонт. Что случилось? Что здесь происходит, господа! Вы похожи на потревоженных ос… Эрих Кламрот как одержимый носится по саду, да и вы здесь наверху словно с ума сошли.
Вольфганг. Да, бывают вещи, превышающие меру терпения даже почтительного сына.
Оттилия. Тебе известно, зачем здесь девятый прибор?
Эгмонт. Думаю, придет Инкен Петерс. Может быть, она уже в доме.
Паула Клотильда. Ты так просто говоришь об этом, дорогой Эгерт.
Эгмонт. Да, я говорю об этом просто.
Паула Клотильда. Ты не понимаешь всего значения этого шага. Страшные времена наступят, мой милый мальчик, когда ты должен будешь назвать эту продавщицу мамой.
Эгмонт. У тебя фантазия, поистине достойная Данте.[40] Мой совет тебе – не преувеличивай.
Паула Клотильда. А ты, Эгмонт, не понимаешь, что говоришь! Нужно взять в оборот старую Петерс. Эта ведьма знает, чего хочет. Ей предлагали целое состояние, лишь бы она убралась отсюда вместе со своей дочкой. Наотрез отказалась. Дочь – ее капитал, и она через нее надеется выручить гораздо больше.
Эгмонт. Паула, ты всюду видишь утонченную хитрость, на которую эти простые люди не способны. Присмотрись к ним поближе. О деньгах я ничего не знаю. Но Инкен такой прямодушный и скромный человек, что за нее я готов ответить головой! Мы с папой и Инкен были втроем в зоологическом саду и чудесно провели там полчаса!..
Паула Клотильда. Возможно, дочь еще не так испорчена. Но у матери Инкен многое на совести.
Беттина. Что ты говоришь? На что ты намекаешь?
Паула Клотильда. Муж старой Петерс умер в следственной тюрьме. Как известно, он покончил с собой. Недавно Ганефельдт ознакомился с материалами судебного следствия. Этого человека – железнодорожного инспектора – обвиняли в поджоге собственного имущества при переезде семьи. Но говорят, что это дело ее рук. Подозрение все больше и больше падает на Петерс. Вероятно, ее присудили бы к каторжным работам, если бы не окочурился единственный свидетель – ее муж.
Эгмонт. Я верю больше Штейницу, чем Ганефельдту. А Штейниц не допускает и мысли о виновности фрау Петерс.
Паула Клотильда. Она марионетка в его руках. Он в этом заинтересован. И хорошо знает, почему это делает. А у нас совсем другие сведения.
Входит Штейниц.
Штейниц. Прошу вас спокойно указать мне на дверь, если я здесь лишний.
Эгмонт. Вы пришли как раз вовремя, доктор. Моя уважаемая невестка только что прошлась по адресу фрау Петерс.
Паула Клотильда. Я говорила только о том, что написано в документах и уже доказано…
Штейниц. Что же написано в документах? Что доказано?
Вольфганг. Паула, не будем касаться таких вопросов.
Эгмонт. Моя невестка считает, что фрау Петерс виновна в поджоге! А муж ее в тюрьме покончил с собой будто бы для того, чтобы спасти жену.
Штейниц. Такими утверждениями в последнее время стали запугивать почтенную фрау Петерс даже посредством анонимных писем, составленных в самых площадных выражениях. Одно из этих писем она мне показала. Я собираю подобные документы человеческой подлости. Кажется, открытка при мне. (Достает открытку из кармана и протягивает ее Пауле Клотильде.) Да вот она, если кому-нибудь интересно.
Паула Клотильда (немного растерявшись, так как открытка написана ею). Мне неинтересно. Почему это может меня интересовать?
Штейниц. Я думал, что открытка вас заинтересует; автор этой недостойной мазни высказывает то же мнение, что и вы.
Паула Клотильда. Как так «мазни»? Кто мог написать эту анонимную открытку?
Штейниц. Не знаю, – ведь она анонимная.
Вольфганг (Штейницу). Надеюсь, вы не хотели этим сказать, что образ мыслей моей жены совпадает с образом мыслей анонимного автора?
Штейниц. Разумеется, нет. Я, конечно, далек от этого.
Паула Клотильда. Подобные вещи просто швыряют в камин. (Пытается это сделать, но открытка падает на пол.)
Штейниц. Я хотел бы, чтобы вы так же поступили с вашим ошибочным мнением о фрау Петерс. А открытку я должен сохранить. (Поднимает ее.) Возможно, она еще пригодится фрау Петерс для защиты.
Паула Клотильда. Пригодится или нет – мне безразлично.
Во время этой сцены профессор Вольфганг Клаузен и Беттина под руку прогуливаются по комнате и оживленно шепчутся. У Беттины на глазах слезы. Вольфганг останавливается и пристально смотрит на Беттину.
Вольфганг. То, что ты говоришь, невозможно.
Беттина. Клянусь Богом, чистая правда, Вольфганг!
Вольфганг. Это было бы расхищением самого дорогого, самого священного, что у нас осталось.
Беттина. Я прошу тебя, Вольфганг, молчи!
Оттилия. Можно узнать, о чем вы говорите?
Беттина. Прошу тебя, не спрашивай. Пусть об этом знаю я одна.
Вольфганг. Оттилия – наша сестра, Беттина. Даже хорошо, чтобы она узнала. Отец взял и отдал этой девушке кольца и драгоценности покойной мамы! Следовало бы завесить портрет матери, если вы переживаете это так же, как я.