– Ты что же, хочешь, чтобы я стал рабом этой рыбы?
– Да, потому что это лучше, чем если всех нас разорвут острозубые! Ведь тебе нужно будет всего лишь перенести его через гору и опустить вниз. Ты нес на себе сморчка и шел с ним гораздо дальше и не жаловался.
Горько отвернувшись, он двинулся к паре татуированных женщин.
– Так-то лучше, – проговорил дельфин, поудобней устраиваясь меж поднятых вверх рук Грина. – Постарайся наклонить свою голову как можно ниже, потому что она торчит и давит мне на горло. А, вот так-то лучше. Прекрасно – ты очень быстро учишься. Тогда вперед, хоп-хо!
Со склоненной вперед головой и согнутой спиной, держа на себе бери-тащи, Грин принялся подниматься вверх, с трудом преодолевая последние метры склона горы, за ним с ребенком на руках шла Яттмур, а пара татуированных пашниц, как и раньше, шагала впереди. Взлаивания и вой бегущих позади острозубых по-прежнему доносились до них, но больше не приближались. На пути к вершине им пришлось перебраться через холодный горный ручей, вода в котором доходила до колен, потом, оскальзываясь и помогая друг другу, преодолеть кусок осыпи, и наконец они выбрались на более твердую почву.
Подняв голову, Яттмур увидела, что гребень следующей горы ярко освещен солнцем. Оглядев открывающийся перед ними ландшафт, она отметила, что вид холмов и долины в этой стороне гораздо более жизнерадостный и обнадеживающий. Фигуры преследователей-острозубых скрывались где-то позади них за валунами.
Небо было подсвечено длинными расходящимися под углом солнечными лучами. Над ними в небесах передвигалось несколько странников, направляющихся либо к ночной стороне, либо поднимающихся дальше в космос. Все это вселяло надежду.
Но впереди лежал еще изрядный кусок пути. Увидев наконец-то перед собой солнечный свет, они поняли, что их долгие усилия увенчались успехом. Тяжело дыша, они застыли, отдыхая на вершине горы. Однако, взглянув вниз, они открыли, что уходящий вниз склон обрывается крутым утесом, с которого невозможно спуститься.
Далеко впереди можно было видеть гладь океана, широкую и суровую, испещренную просторными пятнами полусвета и глубокой тени. Однако прямо через всю видимую океанскую ширь, от прибрежных скал, сворачивающих, как-то и предсказывал дельфин, в удобную бухту, тянулся длинный луч яркого света. С горы было видно, как в воде движутся какие-то существа, на мгновения вырывающиеся на поверхность и оставляющие пятнышки пены. На полоске песчаного берега, меж примитивными белесыми хижинами, похожими на небольшого размера жемчужины, перемещаются другие фигурки, определенно двуногие.
Все смотрели вниз. Все, кроме дельфина.
Его глаза были обращены к солнцу и узкой полосе света, падающего с неба на океан, на то высокое место в небесах, из которого этот свет изливался и где вечно сияло солнце. После долгих месяцев сумерек и тьмы, сияние солнца было почти невыносимым для глаз. И, конечно же, с той поры, как они покинули Большой Склон, вокруг стало гораздо светлее и теплее.
– Все, как я предсказывал, – прокричал дельфин. – Впереди нас ожидают свет и жизнь. Вечнозеленый мир примет нас в свои объятия, наступит пора рассвета Великого Дня и все, и животные и растения, вновь войдут в вечный круговорот обилия проистекающей под жарким солнцем жизни. Все так, как я вам об этом говорил.
Молнии, почти беспрестанно мерцающие над миром Вечных Сумерек, продолжали посылать вспышки света и сюда, на сумеречные земли вечного рассвета или заката. На глазах у Грина одна особенно длинная и кустистая ветвь молниевого разряда ударила в самую гущу Великого Леса и не исчезла, а осталась висеть на месте. Извиваясь наподобие змеи, растянутой меж небом и землей, молния словно бы билась в муке своего странного непривычно-долгого существования; внезапно в своем основании молния начала наливаться зеленым светом. Зеленый свет поднялся в небеса, одновременно с этим молния замедлила свои изгибы и словно бы сгустилась и сделалась толще, обратившись в нечто, весьма похожее на указующий перст, протянувшийся от кущей Леса к чему-то, скрывающемуся где-то в покрытом тучами небе.
– А, вот он знак, которого я дожидался! – в радостном возбуждении выкрикнул дельфин. – Теперь я вижу, что всегда был прав – конец мира действительно наступает, и дожидаться его осталось уже недолго.
– Что это за ужас? – спросил Грин, опустивший свою ношу на камень с плоским верхом, нашедшийся поблизости.
– Споры, семена, пыльца, надежда и поросль, сама суть веков зеленого трепета Земли. Свет этот поднимается вверх, уносясь в неведомое, туда, где для него есть новые просторы. Земля в основании этой молнии должно быть спеклась до состояния голого камня! Нагревайте мир непрерывно в течение половины вечности, дайте ему возможность вывариться в соку собственного плодородия, после чего внезапно увеличьте мощность, добавив дополнительный ток: в результирующем процессе возгонится экстракт самой жизни, воспарит воздушным шаром высь и рассеется в космосе, разносясь галактическими течениями.
Мысленно Грин снова увидел остров с высоким утесом. Хотя он не знал и не понимал, что имеет в виду дельфин, говоря о том, как воспаряет вверх экстракт жизни, вливаясь в галактические течения, по ощущениям это соответствовало тому, что он пережил в удивительной пещере со множеством глаз. На секунду он пожалел, что с ним нет больше сморчка, которого он смог бы спросить об этом.
– Осторожно, к нам идут острозубые! – крикнула Яттмур. – Слышите? Они кричат где-то поблизости!
Оглянувшись обратно в ту сторону, откуда они только что пришли, она увидела в сумеречном свете крохотные фигурки с коптящими факелами, которые медленно и осторожно, но неуклонно карабкались вверх по склону, частью на двух ногах, частью на четвереньках.
– Нам нужно двигаться дальше, Содал-Йе, – крикнула она дельфину. – Если мы задержимся тут еще хотя бы на минуту, острозубые настигнут нас. Прекрати болтовню, дельфин, и скажи, что нам делать.
Оставив рассуждения о своих открытиях, Содал-Йе проговорил:
– Теперь нам предстоит подняться еще немного, на самую вершину горы. Это тяжело, но идти тут недалеко. С самой вершины открывается тайная тропинка, ведущая вниз среди камней. По этой тропе мы спустимся с утеса и сможем через долину выйти к Щедрым Водам. Нам нечего волноваться – этим убогим острозубым еще предстоит преодолеть изрядный кусок подъема.
Грин двинулся в сторону каменного выступа прежде, чем Содал-Йе закончил говорить.
Торопливо устроив ребенка на руках поудобней, Яттмур устремилась следом. Потом она внезапно остановилась.
– Эй, дельфин, – крикнула она. – Смотри! Один из странников упал из неба прямо на каменный выступ на горе. Твой тайный проход перегорожен, там невозможно пройти!
Похожий на трубу, выстроенную на покатой крыше, каменный выступ торчал на самом краю плоской вершины горы. Странник опустился совсем рядом с выступом и далее позади его, массивный, неповоротливый и плотный на вид. Они не заметили странника раньше только потому, что тот лежал в тени и его вершина почти не возвышалась над скалами.
Содал-Йе испустил крик отчаяния.
– И как прикажете нам теперь пролезать под этим огромным растением? – потребовал он ответа и в пылу ярости сильно хлестнул Грина по ногам своим мощным хвостом.
Пошатнувшись, Грин упал прямо на татуированную женщину-пашницу, ту, которая несла на голове горшок. Вместе с женщиной они растянулись на земле, в то время как дельфин катался рядом и ревел во всю глотку.
Татуированная пашница испустила крик, в котором слышалось нечто среднее между болью и яростью, при этом зажимая пальцами нос, из которого сочилась кровь. Содал что-то выкрикивал, но она не обращала на него никакого внимания. Яттмур помогла Грину подняться на ноги, а дельфин, повернув к ним голову, прохрипел с земли:
– Дьявол раздери отца и мать этой тупой пашницы, я хочу чтобы она немедленно послала свою подругу вперед, чтобы та узнала, удастся ли нам вырваться отсюда или нет. Давай, пни ее ногой, чтобы она хотя бы обернулась ко мне – потом положи меня обратно на свою спину, да смотри, впредь не спотыкайся.
И дельфин принялся снова кричать на пашниц.
Неожиданно женщина вскочила на ноги. Ее лицо, искаженное от злости, напоминало пересушенный фрукт. Схватив с земли горшок, она с силой опустила его на череп дельфина. От удара горшок раскололся и сморчок излился на его голову, покрыв ее подобно смертоносному желе.
В испуге Грин и Яттмур взглянули друг на друга. В их глаза читался вопрос: «Чего ждать теперь?» Рот женщины, умеющей перемещаться во времени, приоткрылся. Она беззвучно расхохоталась. Ее подруга присела на камни и разрыдалась; на мгновение восставший в ней непокорный дух снова скрылся в глубине ее души.
– И что нам теперь делать? – спросил Грин.
– Давай посмотрим, сумеем ли мы разыскать тайный проход, о котором говорил дельфин; если мы его не найдем сами, тогда начнем переживать, – сказала Яттмур.
Он тронул ее руку, пытаясь утешить.
– Если этот странник жив, то, возможно, если мы разложим под его брюхом костер, это заставит его взлететь, – сказал он.
Оставив пашниц сидеть с бесстрастными лицами возле Содал-Йе, они двинулись в сторону странника.
Глава двадцать шестая
По мере того, как сила излучения солнца возрастала, приближая тот недалекий день, когда светило обратится в сверхновую, сила и мощь растительности неуклонно прибавлялась, подавляя все прочие виды жизни, доводя их либо до полного уничтожения, либо изгоняя в сумеречную зону. Странники, эти огромные паукообразные чудовища растительного происхождения, иногда вырастающие до мили в протяженности, являли собой кульминацию мощи растительного царства.
Жар радиации стал для них жизненной необходимостью. Первые астронавты растительного мира, странники без раздумий (ведь они не умели думать) пускались в путь между Землей и Луной, протоптав туда тропу спустя много тысячел