— Как вы знаете, я очень не люблю, когда меня перебивают. Освистать можете сразу, как закончу.
— У меня даже помидоры есть, — грозно сказал Мартинссон, — Анн-Бритт припасла тухлые яйца, остальные просто начнут стрелять… Твоя дочка, похоже, уже пристрелялась. У тебя, кстати, повязка промокла. Ты похож на Добельна при Ютасе.[31]
— Это еще кто такой? — спросил Стефан Линдман.
— Тот, который мост охранял в Финляндии, — сказал Мартинссон. — Чему вас только учили в школе?
— Того по-другому звали, кто мост охранял, — сказала Анн-Бритт. — Мы в школе проходили, это какой-то русский писатель написал.
— Финский, — уверенно сказала Линда. — Его звали Сибелиус.[32]
— О, дьявол, — растерянно пробормотал Курт Валландер.
Мартинссон встал:
— Это надо выяснить. Я позвоню Альбину, моему брату. Он учитель.
Мартинссон вышел.
— Мне кажется, его звали не Сибелиус, — сказала Лиза Хольгерссон. — Но что-то в этом роде.
Наступило молчание. Все ждали Мартинссона. Он появился через несколько минут.
— Топелиус,[33] — сказал он. — Его звали Топелиус. Но у Добельна и в самом деле была здоровая повязка на лбу. Так что я был прав.
— Никакой мост он не охранял, — пробормотала Анн-Бритт Хёглунд.
Наступила тишина.
— Итак, попытаемся суммировать все, что нам известно, — сказал Курт Валландер.
Он говорил довольно долго, потом сел и сказал:
— Мы сделали упущение. Надо было этому маклеру, тому, что продал дом в Лестарпе, дать послушать эту запись с «горячими» лебедями. Привезите его сюда побыстрей.
Мартинссон снова вышел. Стефан Линдман приоткрыл окно.
— А Норвегию запрашивали, что это за Тургейр Лангоос? — поинтересовалась Лиза Хольгерссон.
Курт Валландер посмотрел на Анн-Бритт.
— Ответ пока не пришел, — сказала она.
— Выводы, — сказал Валландер и поглядел на часы, давая понять, что совещание скоро закончится. — Рано еще, конечно, но мы должны уже сейчас работать в двух направлениях. Во-первых, потому, что все вроде бы связывается, во-вторых, потому, что ничего не связывается. Но за исходный пункт примем, что мы имеем дело с людьми, планирующими и совершающими поступки, на первый взгляд представляющиеся чистейшим безумием, но для них это никакое не безумие. Жертвы, пожары, ритуальные убийства. Я все думаю про эту Библию, куда кто-то вписывал новые тексты. Легче всего заявить — это псих. Но, может быть, и не псих. Целенаправленный план, целеустремленные исполнители… Но при этом непостижимая, извращенная жестокость. Я, помимо всего прочего, твердо уверен, что надо спешить. Они словно бы нагнетают темп. Сейчас главное — найти Зебру. И поговорить с Анной Вестин.
Он повернулся к Линде.
— Я попрошу тебя привести ее сюда. Для дружеского, но совершенно необходимого собеседования. Скажи, что мы все обеспокоены исчезновением Зебры.
— А у кого малыш?
Вопрос Анн-Бритт Хёглунд был обращен к Линде. На этот раз никакого высокомерия в ее манере не было.
— У соседки. Она иногда берет мальчика, если Зебре куда-то надо.
Курт Валландер припечатал ладонь к столу, давая понять, что совещание закончено.
— Тургейр Лангоос, — сказал он, поднимаясь. — Поторопите коллег в Норвегии. А все остальные — на поиски Зебры.
Она пошла с ним выпить кофе. За четверть часа они не сказали друг другу ни слова. Молчание прервал присевший к столу Свартман:
— В Вестеросе нашли отпечатки пальцев, совпадающие с экслёвскими. Может оказаться, что и протекторы те же. То есть не в Вестеросе и Экслёве, а в Сёльвесборге и Треллеборге. Думаю, тебе это было бы интересно.
— Вовсе нет. Я даже не знаю, о чем ты говоришь.
Свартман выглядел совершенно несчастным. Линда хорошо знала, как невыносим отец, когда он в плохом настроении.
— Динамит, — сказал Свартман. — Кражи динамита.
— У меня сейчас нет времени. Что, больше некому этим заняться?
— Я этим занимаюсь. Это не я, а ты сказал, что хочешь знать подробности.
— Разве я так сказал? Не помню. Но теперь вижу — работа кипит.
Свартман поднялся и ушел.
— О чем он говорил?
— Одно из дел. Похоже на организованные кражи динамита. Уже несколько месяцев прошло. В Швеции, по-моему, никогда не воровали взрывчатку в таких масштабах. Вот и все.
Они пошли в его кабинет. Минут через двадцать Мартинссон постучал и, не дожидаясь разрешения, распахнул дверь. Увидев Линду, он удивился:
— Извини.
— В чем дело?
— Приехал Туре Магнуссон — слушать запись.
Отец буквально спрыгнул со стула, схватил Линду за руку и потащил за собой. Туре Магнуссон почему-то нервничал. Мартинссон пошел за лентой. Поскольку отцу позвонил Нюберг и немедленно начал свару по поводу какого-то тормозного следа, который они прошляпили, Магнуссоном пришлось заниматься Линде.
— Вы нашли этого норвежца?
— Нет.
— Не уверен, опознаю ли голос.
— Никто этого и не требует. Мы можем только надеяться.
Отец повесил трубку. Вернулся Мартинссон. Вид у него был озабоченный.
— Запись должна быть здесь, — сказал он. — В архиве ее нет.
— Никто ее не вернул? Так надо понимать? — раздраженно спросил Валландер.
— Я не возвращал.
Они начали искать на полке за магнитофонами. Отец сунул голову в дежурку.
— Мы потеряли запись, — заревел. — Кто-нибудь может помочь?
К поискам присоединилась Анн-Бритт. Но пленки не было. Валландер постепенно наливался кровью. Но взорвался не он, а Мартинссон.
— Какого черта, — заорал он. — Какого черта! Как можно работать, если важнейшие архивные материалы просто-напросто исчезают!
И швырнул об стенку инструкцию к магнитофону. Поиски продолжались. Линде на какой-то момент показалось, что вся истадская полиция ничем другим не занимается, кроме поисков несчастной магнитофонной пленки. Запись исчезла. Линда глянула на отца. Он выглядел смертельно уставшим, даже потерянным. Но она знала, что это ненадолго.
— Что ж, нам остается только извиниться, — наконец сказал он Туре Магнуссону. — Запись, как видите, исчезла. И голос вместе с ней.
— Могу я предложить одну вещь? — спросила Линда.
Она долго колебалась, но все-таки наконец решилась.
— Мне кажется, я могла бы сымитировать голос, — сказала она. — Там, конечно, говорит мужчина, но попробовать можно.
Анн-Бритт Хёглунд поглядела на нее с неодобрением:
— Почему ты считаешь, что тебе удастся его изобразить?
Линда могла бы дать ей исчерпывающий ответ. О том, как они с подругами, еще в первые месяцы обучения в школе полиции, развлекались тем, что изображали голоса известных телеведущих. Она никогда раньше этого не делала, но у нее получилось так похоже, что все пришли в восторг. Тогда она посчитала, что это просто везение, всегда сопутствующее новичкам. Но когда она потом, оставшись одна, попробовала имитировать другие голоса, выяснилось, что у нее просто талант. Были, правда, голоса, которые ей не удавалось воспроизвести. Но в большинстве случаев попадание было несомненным.
Но она сказала только:
— Я могу попытаться. Мы же ничего не теряем.
Появившийся Стефан Линдман одобрительно ей кивнул.
— Ну что же, раз уж мы для этого собрались… — все еще колеблясь, сказал Валландер и попросил Туре Магнуссона: — Отвернитесь! Смотреть вы не должны, только слушать. Если хоть чуть-чуть не уверены, сразу скажите.
Линда наметила план. Она пойдет к цели не прямо, а в обход.
— Кто помнит, что он там говорил? — спросил Стефан.
Самая лучшая память оказалась у Мартинссона. Он повторил текст слово в слово. Линда знала, как приступить к делу. Ей надо было убедить не только маклера, но и всех присутствующих. Запись слышали все.
Она заговорила низким голосом, с акцентом.
Туре Магнуссон покачал головой:
— Не уверен. Мне кажется, что я слышал этот голос. Вроде бы.
— Я повторю, — сказала Линда. — Мне с первого раза не очень удалось.
Никто не возражал. Она повторила текст.
— Не знаю, — сказал маклер. — Поручиться не могу.
— Последний раз, — сказала Линда.
Она вдохнула глубоко и произнесла текст, прекрасно зная, что на этот раз она воспроизводит интонацию говорившего совершенно безупречно. Когда она замолчала, Туре Магнуссон резко обернулся.
— Да, — сказал он. — Так он и говорил. Это он.
— С третьей попытки, — скептически заметила Анн-Бритт. — И что это нам дает?
Линда даже не пыталась скрыть удовольствия. Отец тут же это заметил:
— Чему ты так радуешься? Что ему с третьей попытки что-то там показалось?
— Я радуюсь тому, что первые два раза я нарочно искажала истинную интонацию, а на третий раз воспроизвела ее точно.
— Я не услышала никакой разницы, — недоверчиво сказала Анн-Бритт Хёглунд.
— Когда имитируешь голос, все должно быть абсолютно точно. Мельчайшая неточность делает его неузнаваемым.
— Ну и ну, — сказал Курт Валландер. — Что, в самом деле так?
— В самом деле.
Он уставился на Туре Магнуссона:
— Вы-то уверены?
— Думаю, что да.
— Тогда спасибо.
Никто, кроме Линды, даже не пожал ему руки. Она проводила его до выхода.
— Здорово, — сказала она. — Спасибо, что пришли.
— Как это можно так ловко имитировать голос? — спросил он. — Я его прямо увидел.
Туре Магнуссон ушел.
— Анна, — сказал Курт Валландер. — Думаю, самое время привести Анну.
Линда позвонила в дверь. Никто не отвечал. Анны не было. Линда неподвижно стояла на площадке. Вдруг ей показалось, что она понимает, почему Анна решила исчезнуть во второй раз.
44
Ему запомнился сон, приснившийся этой ночью. Вначале появились какие-то картинки тех далеких времен, когда он еще делал сандалии. Как-то они с Генриеттой и Анной поехали в Мальмё. Пока Генриетта была у зубного врача, они спустились в гавань. Написали на бумажке «Привет от Анны!», запечатали в бутылку и бросили в море. Ночью ему приснилось, что бутылка вернулась. Он будто бы видит ее в озере рядом с кемпингом. Он выуживает бутылку и читает записку — но ни слова не понимает. Слова и даже буквы ему незнакомы.