– Ну ладно, – сказал тогда Метелин влюбленной парочке, – пошел я. А если что, зовите. Всегда буду рад помочь.
Саша потом говорила, что полюбила Лешку не с первого взгляда, а с первого его удара.
Она бесчисленное множество раз говорила ему о своей любви. А на суде кричала и называла убийцей! А потом сразу развелась, хотя на развод подала еще до решения суда. После суда двадцать три процента «Рашен соул» достались ей в придачу к тем семи, что ей подарил отец на свадьбу. А оставшиеся шестьдесят процентов Виктора Петровича они разделили пополам с Инессой Петровной. Генеральным стал Карандин, через год женившийся на Саше. Фирма быстрыми темпами начала развиваться. Причальная стенка была модернизирована; туда стали подходить и морские суда под загрузку металлом, лесом и удобрениями.
Мама об этом ему не рассказывала, но он знал все из писем Карандина. И то, что Артем все время продолжал безумно любить Сашу, и то, что друг согласился стать генеральным директором, чтобы не пришел какой-нибудь варяг со своей дружиной, и то, что он сам пытается найти настоящего убийцу, чтобы восстановить справедливость.
Насчет Саши Метелин ему отписал, что это правильное решение, а по поводу убийцы посоветовал другу получше поговорить с шофером Сеней, потому как тот должен был кого-то видеть, тем более что водитель тестя на суде путался в показаниях. Артем, как выяснилось из следующего письма, уже пытался сделать это, но не удалось, потому что Семен пропал. А потом писем не было вовсе, как будто двум лучшим друзьям говорить было не о чем: один стал богатым человеком, а для второго не находилось места среди людей, которых не будил по утрам вопль ночного дневального «Отряд, подъем!!!». Два мира были далеки друг от друга и разделены преградой куда более надежной, чем высокая каменная стена с колючкой наверху и двойные стальные ворота. Только все это уже осталось в прошлом и волновало теперь все меньше, как будто что-то самое важное, наиболее ценное, за что он цеплялся когда-то, выскользнуло вдруг из рук, упало в темноту и, простучав по сердцу, закатилось куда-то, где ничего уже не найти. Да и нужно ли вообще теперь что-то искать?
Глава восьмая
И все-таки он позвонил бывшему лучшему другу. Знал, что никогда не сделает этого, но в кармане тяжелым грузом лежала невесомая как будто визитка.
Алексей набрал номер. Шли гудки, а потом голос Карандина произнес…
– …Вы вообще правильно перевели значение термина «нагонная волна»? Почему мне французы второй раз уже присылают претензию, что мы должны за простой их судна? Поднятие уровня воды – это наводнение, а значит, форс-мажор… Слушаю вас.
– Артем, – сказал Метелин не очень уверенно, словно и сам понимал, что беспокоит очень занятого человека, – осталось еще одно важное дело.
– Какое? – спросил Карандин и продолжил, обращаясь явно не к Алексею: – Почему я лично должен заниматься такими мелочами? Продолжай, Леша. Слушаю.
– Мне бы Сашу повидать.
Сразу наступила длинная пауза. Потом прозвучал звук, похожий на хлопок закрываемой двери.
– Нет ничего сложного в этом, – ответил наконец Карандин, – то есть нет никакой технической сложности. Но… Как бы тебе сказать… Удовольствия тебе эта встреча не доставит.
– Я не ради удовольствия…
– Я неправильно выразился… Просто тут и слов-то не подыскать. Дело в том, что она в таком состоянии… Короче, она никого не узнает. Она в клинике… У Саши умирает мозг… Если уже не умер. У нее был геморрагический инсульт из-за злоупотребления кокаином… Отек мозга, в клинику привезли, когда она уже находилась в коме… Врачи с трудом ее вернули с того света… Очень тяжело говорить об этом. Я почти каждый день ее навещаю, но…
– Где она?
– За городом. Частная клиника, уход, а главное – свежий воздух, сосны, тишина… Ее возят на каталке, а Сашенька смотрит в одну точку и не замечает всего, что ее окружает: ни цветов, ни сосен, ни прыгающих по дорожкам ручных белок… Я сегодня туда собираюсь. Если желание не пропало, приходи к офису в шесть вечера, вместе поедем… Но мой совет: не порти себе настроение. Она – овощ, Леша!
…Алексей сидел в зале, сжимая в руке телефончик.
Подошел Альберт Иванович.
– Ну что расселся? Работай.
Метелин встал у мешка и начал бить. Лупил с такой силой, что все находящиеся в зале замерли и смотрели на него, не понимая, что сейчас происходит. А он все бил… Пока мешок не слетел с крюка и не повалился на пол, звякнув цепью. Алексей пнул мешок ногой, словно добивал самого главного своего врага. После чего сбросил перчатки и пошел из зала.
Вика нагнала его во дворе. Посмотрела по сторонам, убеждаясь, что их никто не видит.
– Леша, что случилось?
– Ничего. Отвали!
У нее дрогнули губы, Вика шагнула вперед, но остановилась. Хотела что-то сказать, но промолчала.
Машину оставили на парковке у ворот. Шли по дорожке, присыпанной утрамбованной белой мраморной крошкой. Метелин старался не смотреть себе под ноги, потому что крошка была точно такой же, как та, что лежала теперь на могиле его матери. Вдоль дорожки росли пышные сосны, причем ветви их начинались почти над самой землей, покрытой плотным ковром из опавшей бурой хвои. Они вышли на площадку и остановились. Алексей поднял голову и посмотрел в небо. Прозрачные легкие облака проносились стремительно, словно старались побыстрее миновать это тихое место. А когда он опустил взгляд, то увидел, что к ним подвозят коляску, в которой…
Сердце его сжалось, потому что он не узнал бывшую жену. Это была, конечно, она, напоминавшая прежнюю, но совсем не похожая на его Сашу. В коляске будто не человека катили, а манекен – неподвижный, с гладким, ничего не выражающим лицом и пустыми глазами, окруженными искусственными ресницами. На Саше была белая шелковая пижама для прогулок – такая новенькая и чистая, словно ее только что доставили из магазина, в спешке надели на молодую женщину, забыв оторвать ценник. Карандин подошел к ней, наклонился и поцеловал в висок. Саша не пошевелилась, как будто не заметила этого. Она смотрела прямо перед собой. Смотрела мимо Алексея, словно именно за его спиной находилось что-то очень важное – то, для чего ее привезли сюда и встречи с чем она ожидала очень давно. Метелин обернулся и увидел белочку с пушистым хвостом, которая прыжками пересекла дорожку и скрылась под соснами.
– Подойди, если хочешь, – предложил Артем, а сам отступил в сторону и отвернулся, чтобы не мешать их встрече.
А подходить и не нужно было, только шаг сделать навстречу. Но тяжело дался Метелину этот шаг. Он тоже наклонился к неподвижному лицу бывшей жены и поглядел в ее остановившиеся глаза.
– Это я, – шепнул он, – я вернулся.
Но манекен, который был когда-то его Сашенькой, не шевельнулся, продолжал не мигая изучать пространство, закрытое для людей, белок, сосен, облаков, ветра, воспоминаний и боли. Метелин смотрел на нее, потом погладил по плечу, наклонился, чтобы поцеловать, коснулся губами неподвижной щеки и вдруг едва различил донесшееся из небытия слово:
– Леша.
Метелин замер, продолжая касаться губами ее щеки. Но тишина зависла возле его уха. Только когда Алексей выпрямился, снова зазвучал ветер, раскачивающий сосны. И только теперь Метелин увидел след слезы, скользнувшей по щеке Сашеньки.
– Прости, – шепнул он.
Обернулся и посмотрел вокруг. Карандин стоял в десятке шагов, беседуя с мужчиной в белом халате. Врач что-то говорил ему, и Артем кивал.
Алексей повернулся и направился к воротам. Не хотелось никого видеть и разговаривать с кем-либо не хотелось еще больше.
Вернулся он на базу к девяти. Ужин пропустил и не стал просить, чтобы ему разогрели: есть не хотелось совсем. Метелин заглянул в зал и увидел Ерохина, беседующего с Альбертом Ивановичем. Подошел к ним, и Гусев сообщил, что Федерация бокса опять чудит: американцы предложили перенести поединок с Саймоном Крузом в Берлин, потому что там на запланированном боксерском вечере отменяется главный бой в первом тяжелом весе: у претендента на пояс травма, и он не успеет к назначенному сроку восстановиться. А в Москве зрителям, заплатившим за билеты, остается лишь смотреть бои с участием других боксеров-супертяжей.
– Мне все равно, где драться, – сказал Метелин.
– Может быть, – согласился тренер, – но дело-то не в том. Просто они считают, что у тебя преимущество родных стен и своего зрителя. Если согласишься ехать в Германию, то они увеличат призовые. Федерация не настаивает, но…
– Мне все равно, – повторил Алексей.
– Ты настолько в себе уверен?
– В себе уверен: смогу показать все, что умею. А вот Круз вряд ли добавит к тому, что может.
Гусев похлопал его по плечу, заглянул в газа и спросил:
– У тебя ничего не случилось?
Метелин пожал плечами. Тренер поглядел на Ерохина, ничего не спросил у того и направился к выходу с таким деловым видом, словно у него имелись более важные дела, чем беседовать со своим учеником, которому очень скоро предстояло выйти на ринг против крайне серьезного соперника.
У выхода он остановился, обернулся и крикнул:
– Если ты согласен на бой в Берлине, то надо будет через неделю туда выезжать и на месте готовиться. Если честно, то в Штатах у тебя проскочило как-то, несмотря на разницу во времени и акклиматизацию…
– Я готов! – крикнул в ответ Метелин.
А потом посмотрел на друга и поинтересовался:
– Есть что-нибудь новенькое?
Но Ерохин лишь покачал головой и полез в карман.
– Но зато я тебе телефончик привез, – сообщил он, протягивая коробочку, – не спеши отказываться – очень хороший аппарат. Да еще один умелец поработал с ним. Аппарат гарантированно защищен от прослушки и с хорошей камерой, а еще у него прекрасный диктофон. Даже если в кармане включишь на запись, то получится не хуже студийной.
– Да мне телефон нужен, чтобы только позвонить.
– Ну и звони, куда тебе надо. И вообще ты, как мне кажется, слишком спокоен. Для тебя сейчас предстоящий бой – самое главное в жизни. И бокс самое главное.