Он вернул справку Алексею и посмотрел на приятеля.
– А ты куда уставился?
– Видел, какая только что прошла?
– Да я ее почти каждый день вижу: в соседнем со мной доме живет. Шлюха она…
Девушка уже спустилась с платформы и шла вдоль путей. Навстречу ей по соседнему пути двигался маневровый дизель-электровоз. Девушка остановилась, а потом шагнула к нему… Тепловоз дал гудок, девушка вздрогнула, остановилась, и маневровый проскочил мимо.
– Какая дура! – рассмеялся полицейский, продолжавший ее разглядывать.
Метелин тоже смотрел на девчонку, а потом направился к ней. Шел, обдумывая слова, которые говорят в случаях, когда снимают проститутку, но на ум ничего не лезло. Он догнал ее и коснулся плеча. Девушка вздрогнула.
– Простите, – сказал Алексей, – мне надо где-то до утра перекантоваться… Мой поезд только завтра. Знакомых в городе нет. Пустите меня на ночь? Заплачу, сколько скажете.
Она посмотрела на него испуганно, а потом кивнула.
– Я недалеко живу.
Повернулась и пошла. Сначала по шпалам. Потом перешагнула через рельсы, сошла с насыпи… Он шел с ней рядом вдоль серого бетонного забора, затем они обогнули грязный кирпичный пакгауз с окнами, в которых не было стекол, и оказались возле пролома в заборе. Девушка прошмыгнула в дыру, Алексей последовал за ней. Девушка шла медленно, и тогда он взял ее под руку, чтобы она не упала. Локоть под шубкой был худенький и безвольный. Вскоре оказались на тротуаре, посыпанном грязным песком. Но девушка не шла быстрее, словно боялась чего-то.
– Одна живете? – спросил Метелин.
Она кивнула и произнесла тихо:
– С сыном.
Он замолчал, потому что не знал, о чем говорить. И не оттого, что она проститутка, презираемая всеми, а потому, что за двенадцать лет отвык от женщин – от их голоса, прикосновения, от податливости рук. Девчонка старалась не смотреть на него, словно стесняясь людей, идущих навстречу и понимающих, куда и зачем она тащит его. Возле дверей магазина Алексей остановился и предложил ей зайти. Она кивнула, прошла с ним вместе, но осталась у входа и ждала там, пока он покупал шампанское, сыр, колбасу. В последний момент вспомнил о ее сыне: взял еще мандарины и шоколад.
У дверей подъезда стояли две бабки. Девушка поздоровалась с ними, но обе отвернулись. Одна из бабок плюнула в сторону. Алексей пропустил спутницу внутрь дома и повернулся к старухе.
– Нельзя быть такой злой: жить-то тебе, старая, осталось всего ничего – недели две.
И шагнул в темноту.
Она жила на втором этаже. Квартирка была маленькой, с проходной гостиной, за которой располагалась совсем уж крохотная спальня, где с трудом разместились раскладной диван, платяной шкаф и письменный стол, на который выставили шампанское и закуски. За окном стемнело быстро, но хозяйка не включала лампу, потому что в комнату проникал свет уличного фонаря. Метелин выпил пару бокалов шампанского, а потом сказал:
– Ты прости уж, если что не так, но я двенадцать лет без женского общества.
И начал снимать через голову тонкий свитер. Поднялся с хлипкого стула, повесил свитер на его спинку и замер, потому что девчонка обхватила его двумя руками и прижалась всем телом. Он стоял, опустив руки, потом осторожно погладил ее по голове и спине, удивился тому, какая она тоненькая – совсем как ребенок. Хотел сказать что-то, но не смог, потому что задохнулся от внезапно проснувшейся в нем нежности и доброты. Стоял, боясь пошевелиться, и слушал, как бьется ее сердце и капает с крыши начавший внезапно таять декабрьский снег.
Глава третья
Ерохин как представитель генерального спонсора предупредил, что в субботу в клубе «Колизеум» будет встреча с любителями бокса, телевизионщиками и журналистами. Перед пресс-конференцией пройдет несколько боев, для участия в которых прибыли достаточно известные иностранные профессионалы из второго десятка европейского рейтинга. Метелин должен поприветствовать их всех, а потом сидеть в первом ряду зрителей рядом с губернатором, министром спорта, президентом федерации и боксерами-ветеранами.
– Это обязательное мероприятие? – поинтересовался Алексей, который сразу решил отказаться.
– Еще какое обязательное, – ответил Сергей, – позавчера Оласьело провел открытую тренировку для журналистов, дал большое интервью, в котором о тебе отзывался весьма лестно. Сказал, что твое главное достоинство – это скорость. Но ее можно поддерживать лишь первые три или четыре раунда. Еще он утверждает, что к бою готов на все сто… У него новая методика подготовки… Оказывается, он тренируется с интерактивным экраном, на котором ему противостоит виртуальный соперник, в данном случае – это ты. Компьютер тебя изучил: твое движение, защиту, как ты наносишь удары… Это мы по старинке проводим бой с тенью или прыгаем перед зеркалом, а у них – видишь, как все современно. Якобы такой тренажер стоит четыре миллиона баксов. Они его продемонстрировали. Впечатляет! По телевизору смотришь и думаешь, что это реальный бой. Виртуальный соперник замечает все промахи Оласьело и даже наносит удары… Если удар проходит, то звучит гонг и появляются цифры, демонстрирующие силу ударов соперника. А если бьет Оласьело, то, соответственно, показывает силу его кулаков. Но он попрыгал всего пару минут и, конечно же, ударил больше тебя. У нас есть запись, ты посмотришь.
– Разве что из любопытства, – согласился Метелин, – потому что он не обязательно будет действовать на ринге так, как сейчас показывает. Скорее, наоборот.
– Возможно, – кивнул Ерохин, – но Альберт Иванович впечатлился. А еще он сказал, что твой будущий соперник прибавил в мышечной массе.
– Это хорошо, – спокойно ответил Метелин, – даже два или три лишних килограмма не на пользу ему: быстрее выдохнется.
Субботний вечер затянулся. Должны были состояться пять поединков по шесть раундов, и только один из них закончился досрочно – нокаутом в четвертом. Алексей сидел в первом ряду между губернатором города и министром спорта: оба соседа не донимали его вопросами, зато постоянно рядом крутилась молодая тележурналистка, которая указывала оператору, когда надо показывать главного героя вечера. Журналистка была та самая, что встречала его однажды в аэропорту. И маечка на ней была та же самая или точно такая же – с изображением Лешего.
Когда закончился последний бой, Алексея вытащили на ринг, и журналистка начала задавать вопросы. А если кто-то кричал из зала, девушка дублировала вопрос. И все это затягивалось… Метелин не выдержал и обратился к присутствующим с просьбой не задавать одни и те же вопросы и вообще не забывать, что у него режим: надо ложиться и вставать рано… Сказав это, он достал из кармана телефон, чтобы проверить время. Аппаратик пикнул, оповестив, что пришло сообщение.
– Последний вопрос, – крикнула журналистка, – от меня лично. Если одержите победу, позовете меня на банкет?
– Я не хожу по банкетам, – ответил Метелин и подошел к канатам ринга.
Но девушка не отставала. Она отдала кому-то свой микрофон и пыталась удержать его за руку.
– Я хотела бы продолжить нашу беседу, – шептала она, – здесь есть и гостиничные номера. Я взяла люкс: там уже все готово, накрыт столик, и еще…
Подошел Ерохин, и Алексей протянул ему свой телефон.
– Пришло сообщение, но я не могу открыть…
– Давайте я помогу, – предложила свои услуги журналистка, заглядывая в его глаза и улыбаясь.
– Это по вайберу, – объяснил Ерохин, – я открыл. Можешь читать.
Метелин отошел в сторону, но журналистка не отставала. Он отвернулся от нее и начал читать сообщение
Привет. Это Оля из Вятки, если помнишь такую дуру. Прости, Алексей, но тогда я с твоего телефона позвонила на свой, чтобы потом найти тебя. Тогда не решилась, но теперь скажу. Я же не случайно пришла тогда на вокзал. Ты принял меня за проститутку: понятно, юбка короткая, каблуки высокие… А ты столько лет без женского общества. Подошел и снял… Я сразу хотела возмутиться. Но посмотрела в твои глаза и поняла, что тебе еще хуже, чем мне. Я же пришла туда под поезд бросаться, чтобы разом все покончить… Дома хотела тебе об этом сказать, потом ночью. Но разве ты поверил бы, что у меня был всего один мужчина. Да и то один раз. Сосед по дому, сержант-контрактник. Он в Сирию уезжал и меня пригласил на отвальную. Он меня не любил, просто у него никого не было… Я ему пыталась даже письма писать. Но он не отвечал, а когда я сообщила, что жду ребенка, то примчались его родители и так орали… Но я простила их и его простила. Он погиб через два дня после их скандала. Так они еще больше на меня наговаривают. И все от меня шарахаются. Оскорбляют, даже из окон мальчишки бросают в меня огрызки яблок, пластиковые бутылки. Сына разными словами называют… В общем, совсем мне плохо было. И в тот черный день, который стал потом самым светлым для меня воспоминанием, я позвонила тетке, сказала, что уезжаю, Коленька один, а ключ под ковриком перед дверью. Пошла на вокзал… И увидела тебя. Увидела раньше, чем ты обратил на меня внимание… Если дочитал, то знай: я рада, что у меня был ты… Теперь я буду жить только для Коленьки. Спасибо тебе и удачи во всем.
Метелин поднял глаза и увидел журналистку.
– Вы еще здесь? – удивился он.
– Но разве…
– Нет, – ответил Алексей и махнул рукой, подзывая Ерохина.
И когда тот подошел, спросил:
– По номеру телефона можно деньги отправить?
– Сколько отправить?
– Отправь миллион рублей. Я не обеднею.
– В сообщении что написать?
– Напиши, что я перезвоню сегодня.
– Сегодня – это уже завтра: сейчас половина первого ночи. Напишу, что позвонишь утром.
Глава четвертая
После завтрака он направился в тренировочный зал, злясь на себя самого. Вообще-то он злился на себя все утро и даже ночью долго не мог заснуть, проклиная свою тупость. Почему так случилось тогда? Почему он оказался таким бессердечным – оттого только, что давно не видел женщин?.. Или потому, что сердце его стало каменным и нечувствительным к чужой боли? Как можно было так ошибиться – тем более в ее самый страшный день? А она тянулась к нему, рассчитывая найти в незнакомом мужчине поддержку и опору. Она даже отдала ему при прощании свой крестик, а он засунул его подальше, потому что считал, что взваливает на свои плечи тяжелый крест чужой судьбы, который предстоит нести теперь до самого конца.