— Я доктор Эмма Стил.
— Чем могу быть полезна?
— Мы приехали к члену семьи, миссис Маргрет Сторм.
Сестра сверилась с записями.
— Палата семнадцать, — сказала она, пропуская их.
Маргрет — как всегда, безмятежная, прекрасная и с идеальной прической, — лежала на больничной койке, на которую ее переложили с неудобной каталки. Она улыбнулась и поприветствовала вошедших, словно была в собственной гостиной. Только чашки чая не хватает.
— Простите, что доставила столько хлопот вам обоим. Вернее, троим, — сказала она, взглянув на Тейлор.
Эмма чмокнула Маргрет в щеку и уступила место Виктору.
— Что случилось, матушка? — спросил он.
— Говорят, сердечный приступ. Я встала и пошла готовить кофе. Потом очнулась в скорой помощи.
— Ты ничего не сломала? — спросила Эмма, вглядываясь свекрови в лицо, проверяя шею и борясь с желанием прощупать шейный отдел позвоночника. Она не мой пациент. Надеюсь, ей проверили шею… и кости бедра…
— Парочка ушибов, но ничего серьезного.
— Они смотрели голову?
— Конечно, милая, — улыбнулась Маргрет. — Говорят, все в порядке.
— А шея как?
— Шея не болит.
— Боли в груди есть? — спросил Виктор. — Одышка?
— Все у меня прекрасно. Прекратите суетиться, мне от этого неловко. — Она обернулась к Тейлор: — Не надо было им звонить.
— Хорошо, что она позвонила, — возразил Виктор. — Можно поговорить с лечащим врачом?
— Говори, я тебе запретить не могу. А вам, девочки, похоже, не помешает немного отдохнуть, — сказала Маргрет, переводя взгляд с растрепанных волос Тейлор на помятую дорожную одежду Эммы. — И мне не помешает. Поезжайте домой и вздремните. Потом увидимся.
Такси доехало быстро. Виктор остался в больнице, а Энн с дочерью молча сидели за кухонным столом, уставившись в свои чашки. Тейлор, освоившаяся на кухне Маргрет, приготовила кофе. Ужасный кофе, слишком слабый, но первый, который Тейлор сварила для меня. Девочка совсем бледная и худая. Токсикоз?
— Как ты себя чувствуешь?
Тейлор ответила не сразу.
— Теперь, когда вы приехали, уже лучше. — Она хлебнула кофе и поморщилась: — Какая гадость!
— У меня получалось и хуже, — призналась Эмма, делая очередной глоток. — Я когда-нибудь рассказывала, как впервые готовила для твоего отца?
— Нет.
— Он приехал к ужину. Я купила баккалы — сушеной соленой трески. Ее легко готовить. Я добавила базилик, лемонграсс, чеснок и перец-чили, как следует промыла рыбу, попробовала: на вкус вроде нормально.
Тейлор улыбнулась, ожидая кульминации, и Эмма, давно не видевшая дочь с улыбкой, снова поразилась тому, как Тейлор прекрасна и как хрупка.
— Я запекла ее с травами и вином. Пахло просто божественно. И выглядело тоже неплохо, особенно с украшением из свежих трав и ломтиков лимона. Твой отец принес мне розы. Я подала рыбу на красивом белом блюде.
— И?
— Он попробовал кусочек и тут же выплюнул. Она оказалась такой соленой, что мы не смогли ее есть. Пришлось выбросить. Вывалила всю тарелку в компостную кучу.
— И что же вы тогда ели?
— Не помню, но это еще не самое ужасное. У меня тогда была одноглазая кошка. Ее звали Клеопатра. Она обожала рыбу. Клеопатра нашла баккалу и сожрала ее вместе со всей солью. Мы никак не могли понять, почему кошка все время хочет пить. Она и раньше залезала в раковину попить, а тут просто поселилась в раковине. В итоге кошка стала такой тяжелой, что я еле могла ее поднять. Понимаешь, она распухла, потому что нахлебалась воды из-за слишком соленой рыбы.
— Она умерла?
— В конце концов умерла, но не тогда и не из-за этого.
Они посмеялись, потом сидели молча, пока Тейлор не спросила:
— Ты мне поможешь?
Эмма не знала, что ответить.
— Знать бы, что лучше для тебя, Тейлор. Я больше всего на свете хочу помочь тебе. Просто пытаюсь сообразить, как это сделать.
— Мне нужен аборт. Так для меня будет лучше.
— Это ты сейчас так думаешь. И возможно, ты права. Или нет. Однажды ты можешь очень сильно пожалеть о том, что отказалась от возможности родить этого ребенка.
— Не пожалею.
— Ты не знаешь. Просто думаешь, что не пожалеешь.
— Я знаю.
Вот бы мне хоть половину уверенности Тейлор! Я вечно боюсь ошибиться. Осторожность служила одновременно и благом, и проклятием. Она помогала Эмме как врачу, потому что позволяла сохранять восприимчивость к новым идеям, но сомнения, не отправляет ли она пациента домой умирать, разрушающе действовали на нервы. У Тейлор есть готовые ответы на все вопросы. Но когда-нибудь она передумает, и ей будет больно.
— Тейлор, жизнь меняется. Люди меняются. Посмотри на нас с отцом: мы даже не думали, что все закончится разводом. Когда-нибудь ты можешь пожалеть о том, что не родила ребенка. Посмотри на женщину, которая помогла легализовать аборты в США: знаменитое дело Роу против Уэйда. Теперь она борется за отмену закона, который сама же и продвигала.
— Я не передумаю. Мне необходимо сделать аборт.
— Почему?
Тейлор встала и вылила остатки кофе в раковину.
— Ты спрашивала, кто отец ребенка…
Повисла зловещая пауза.
Кто же он, раз это так важно? Кто-то из друзей Тейлор, или Том, или… Виктор? Эмма содрогнулась и устыдилась самой мысли. Такое случается… Но нет, только не Виктор. Не может быть.
Поникшая Тейлор срывающимся голосом произнесла:
— Я не знаю, кто его отец.
Что это значит? Парней было несколько? Она занималась сексом с незнакомцем?
— Меня изнасиловали. Я была на дне рождения у Билла, мы немного выпили, а потом один из его приятелей предложил попробовать таблетки. И мы их приняли, все восемь человек. Не знаю, что было потом, но я проснулась на следующее утро в подвале у Билла вся в крови ниже пояса, одна. Я никогда раньше не занималась сексом. Не знаю, что они со мной сделали. Я чувствовала себя грязной и отвратительной. И до сих пор чувствую. А потом… потом внутри меня стало расти… это. Я не могу родить ребенка вот так. Не могу! И мне плевать, если больше у меня не будет детей. Только бы избавиться от него. — Она повернулась к Эмме лицом. Слезы катились по прекрасному юному лицу прозрачными ручьями. — Ты мне поможешь?
Эмма встала и обняла дочь так, словно больше не собиралась ее отпускать. Они плакали вместе.
— Я сделаю что угодно. Все, что в моих силах.
ГЛАВА 40
Эмма передала Мэри коробку конфет, купленную в магазинчике при больнице. Джордж лежал на диване и смотрел игру. Он выглядел уставшим и отощавшим, но глаза блестели по-прежнему.
— Привет, незнакомка, — сказал он.
— От незнакомца слышу! — Эмма обняла его и осмотрела от макушки до одеяла, укрывающего ноги, словно он был ее пациентом.
Выглядит усталым. Не больным, будто вот-вот отбросит коньки, а просто измученным. Она соскучилась по Джорджу.
Но еще сильнее была необходимость выяснить, что же случилось. Так или иначе, она найдет того, кто торгует наркотиками. Джорджу что-то известно. Мне он может рассказать то, о чем умолчит в полиции.
Она не любила наркоманов. От этих лицемерных требовательных манипуляторов были сплошные проблемы. Если поверишь, что им больно, и дашь рецепт, тебя обвиняют в опиоидной эпидемии. Если нет, возможно, отправишь их домой умирать. Не дашь им дозу — они становятся агрессивными; дашь — превращаешься в лицензированного наркодилера. Середины нет.
Эмма не задумывалась о наркоторговцах до недавней серии передозировок, но случившееся зацепило ее. Сколько разрушенных молодых жизней! Сколько бессмысленных смертей!
История Тейлор стала последней каплей.
Сама сдохну, но достану этого торгаша. А Джордж мне поможет.
Она указала на стеклянную пепельницу на столике возле дивана.
— Когда собираешься бросить?
— Уже бросил. Она здесь просто за компанию, — ухмыльнулся он и зашелся в сухом кашле, какой часто мучает бросающих курить.
— Вот и славно. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше не бывает! — Плутовская улыбка обнажила блеснувший между усов золотой зуб — сувенир из Вьетнама. — А ты как?
— Выживаю. В неотложке без тебя все совсем по-другому.
— Так и хорошо: раньше там было не очень.
— Увы, лучше не стало. Нам тебя не хватает.
— Хорошо. Я в два счета вернусь.
— Нет, не вернешься, — возразила Мэри, принесшая кофе. — Если только мое слово что-нибудь значит.
— Не значит, агапи му,[14] — поддразнил жену Джордж, использовав сразу половину своих познаний в греческом.
Другую половину составляли узо и рецина.
— Ты не помнишь, что произошло?
— Нет. Помню только, как в реанимации мне светили фонариком в глаза.
— И какое последнее воспоминание?
— Как зашел в душевую. Сунул руку в карман за сигаретами. Думал перекурить по-быстрому.
— Перекурил?
Джордж пожал плечами.
— Зачем ты пошел в душевую?
— Наверное, чтобы принять душ.
— Зачем?
Джордж посмотрел ей в глаза:
— Помыться?
— Ты испачкался?
Его глаза смотрели сквозь нее, словно он искал ответ в собственном мозгу.
Эмма заметила тот самый миг, когда Джордж вспомнил. Он отвел взгляд. И улыбнулся. И солгал.
— Не знаю. Разве?
— Ты сорвался с места посреди смены и никому ничего не сказал. Тебя нашли с иглой в руке и полным черепом крови. Что случилось?
— Понятия не имею. Наверное, не повезло. — Он улыбался, но смотрел настороженно.
— Это не простое невезение. Кто-то пытался от тебя избавиться?
— Да все были бы не против. Я же еще та заноза.
— Но убивать — это уже чересчур.
— Может, кто-то хотел, чтобы меня уволили?
Он мне не скажет.
— Джордж, так не пойдет. Ты мог бы спасти многие жизни, если бы все рассказал.
— Чьи жизни? Наркош? Хочешь знать, что я о них думаю?